Детектив Франции -1 - сборник

– В таком случае, я счастлив, что никогда не работал в уголовной полиции!

– А разве я говорил, что мне это доставляло большую радость?

Дьявол, а не человек! Он убивал меня шаг за шагом, но все же я не мог не чувствовать уважения и даже доверия к нему.

– Я не привык сталкиваться с мрачной изнанкой жизни, дон Фелипе, и могу лишь завидовать вашему хладнокровию, но я очень бы хотел вам помочь схватить за шиворот убийцу Хорхе Гарсии. А потому буду делать все, что вы сочтете нужным мне поручить.

– Вы кажетесь искренним, дон Эстебан, однако я так часто обманывался, принимая за честного человека первостатейного подлеца, что уже не верю внешним проявлениям.

– Значит, вы не хотите, чтобы я доказал вам свою невиновность?

– Я разберусь сам, а вас попрошу об одном: постарайтесь облегчить мне задачу.

– Каким образом?

– Да просто дать мне возможность как можно чаще и естественнее общаться с вашей куадрильей. Мне непременно нужно обнаружить источник зла.

Прощаясь, мы не подали друг другу руки.

В Альсире меня встретил отдохнувший, расслабившийся Луис.

– Мне не терпелось тебя увидеть, — сразу же заявил он. — Надо вместе поработать с плащом. Я заметил, что у меня есть кое-какие пробелы, а тут, в Валенсии, у себя дома, я не хочу сделать ни малейшей ошибки.

Я, как мог, успокоил друга, заявив, что его ждет грандиозный успех и что сам я в этом ни секунды не сомневаюсь. Поднимаясь к себе в комнату, я столкнулся на лестнице с Консепсьон. Мы молча кивнули друг другу. В отсутствие Луиса ломать комедию не стоило. И эта встреча далеко не согрела мое сердце. Смерть Хорхе Гарсии, оскорбительные подозрения Марвина, посещение Кармен и наконец глубокая, неизбывная враждебность той, кого я не переставал любить, несмотря на всю ее несправедливость, — все это обрушилось на меня непосильной тяжестью. Устав больше, чем если бы сам выходил на арену, я уже начинал всерьез завидовать судьбе Хорхе.

За ужином говорил, в сущности, один Луис. К счастью, он был, по обыкновению, так занят собой, что ничего не заметил. Матадор комментировал последние корриды, подчеркивал то, чем особенно гордился, анализировал ошибки и тут же рассказывал, каким образом намерен их исправлять. Луис восхищал и злил меня одновременно. Такая уверенность в себе успокаивала насчет будущих выступлений, но я сердился, что мой друг думает только о себе, ничуть не заботясь о судьбе бандерильеро, павшего рядом с ним. Все же за десертом Вальдерес наконец решил заняться другими, хотя чувствовалось, что он поступает так скорее из чувства долга, а не потому, что его это волнует.

– Ты был у Гарсии?

– Да.

– Досталось тебе, мой бедный друг… И как это восприняла Кармен?

До чего же он иногда действовал мне на нервы!

– А как ты думаешь? Плясала хоту[35], разумеется!

– Да что с тобой, Эстебан? — ошарашенно пробормотал Луис.

Тут до меня дошла вся глупость и несправедливость моего поведения.

– Прости Луис, просто я здорово вымотался. Кармен перенесла удар лучше, чем я думал. Хороший она человек. Страховка поможет осуществить мечту, которую они лелеяли вдвоем с Хорхе, — купить домик и растить там детишек.

Луис заметно успокоился, узнав, что вдова не предается безудержному отчаянию.

– Не понимаю, почему Гарсия принял удар, даже не попытавшись уклониться. Честно говоря, мне показалось, он вообще не замечал быка. Тут есть что-то совершенно необъяснимое.

Я был тренером и доверенным лицом Луиса, а потому не мог позволить ему слишком углубляться в этот вопрос.

– У Хорхе страшно болел желудок… Помнишь, Консепсьон даже пришлось готовить ему кофе?

Я сочинял, стремясь придать словам достоверность. Уже второй раз за день я лгал на ту же тему, только для того, чтобы утешить и успокоить. Мы всегда больше всего боимся правды. И все-таки я стыдился собственной лжи, а потому говорил не поднимая глаз.

– Кармен сказала, что ее муж давно страдал язвой желудка, но отказывался от лечения. А когда становилось невмоготу — принимал успокоительное. Должно быть, на сей раз он проглотил лишнюю таблетку, вот и не смог вовремя отреагировать.

– Хороший был парень…

Тем и кончилась заупокойная речь по Хорхе Гарсии, тореро из Чамартина. Но Луис снова вернулся к единственному занимавшему его сюжету — Луису Вальдересу.

Я попросил у хозяев дома позволения оставить их пораньше и ушел в свою комнату. Спать мне вовсе не хотелось, просто я испытывал настоятельное желание побыть одному. Луис утомлял меня. Тут уж ничего не поделаешь. Я не мог не сравнивать убогое жилье Гарсии и имение Вальдереса. А меж тем Хорхе почти не уступал Луису. Просто ему повезло меньше, чем Валенсийскому Чаровнику. Такое часто случается с бандерильеро. А впрочем, что ж! На свете всегда будут счастливчики и неудачники, те, кого любят, и те, кого не полюбят никогда, и мальчики, гибнущие на арене… Будь у меня под рукой какое-нибудь спиртное, я бы, наверное, напился. Решив лечь, я снял пиджак, и тут в дверь постучали. Я так удивился, что даже не сразу ответил: «Войдите!» В комнату вошла Консепсьон.

– Я еще никогда не видела Луиса в такой прекрасной форме. Он отправился прогуляться.

– И ты для этого поднялась ко мне, чтобы сообщить эту выдающуюся новость?

– Нет. Просто я хотела спросить, почему ты наврал Луису.

– Насчет чего?

– Насчет смерти Гарсии.

– А что ты об этом знаешь?

– Что его убили. В Сантандере я слышала часть твоего разговора с Марвином.

– И что с того?

– Почему ты не сказал Луису правду?

– А ты не догадываешься? Кстати, тебе самой ничто не мешает пойти и все выложить мужу, как тогда в Памплоне. Это ему, несомненно, очень поможет отличиться в Валенсии!

– Кто же убийца?

– Как кто? Разве не ясно? Я! И как раз сегодня утром Марвин подробно излагал мне свои подозрения на этот счет. Это я убил своего друга Гарсию, как и я же оплатил грязную газетную кампанию против своего друга Луиса, как из ревности позволил убить Пакито! Удивляюсь только, почему я до сих пор не в тюрьме!

– Успокойся, Эстебан!

– Успокоиться? Клянусь Макареной, меня обвиняют в том, что я убиваю самых дорогих мне людей, а я должен хранить невозмутимость? Не могу больше! Весь мир против меня!

Мы, цыгане, привыкли молча сносить удары судьбы, но уж коли нервы сдают, наше отчаяние беспредельно. И я, вне себя от горя, кричал, обливаясь слезами:

– Да что я вам всем сделал? Почему вы все объединились против меня? Луис отнял у меня смысл жизни, и это его все жалеют! Ты думаешь, не с чего биться головой об стенку, когда слышишь от единственной женщины, которая для тебя значит все на этой земле, что ты лжец, а то и кое-что похуже? Я все потерял… Вы все у меня отняли…

Больше у меня ничего нет… Так оставьте же меня в покое… в покое… покое!

Консепсьон слушала молча, и лишь когда я, обессилев, рухнул на стул, проговорила:

– Эстебанито…

Но это был тот, прежний голос с берегов Гвадалквивира. А потом она выскользнула за дверь.

Перед началом корриды в Валенсии, пожалуй, меньше всех волновался Луис. Рибальта, во время пасео стоявший справа от меня, пожевывая сигарету, беспрестанно бормотал:

– Господи, сделай так, чтобы он выступил хорошо… Пусть он выступит хорошо, Господи…

В конце концов я не выдержал.

– Прошу вас, дон Амадео, пожалуйста, помолчите немного!

– Но разве вы не понимаете, дон Эстебан, что я прозакладывал все свое состояние? Если дон Луис не удостоится здесь триумфа, я не верну даже тех денег, которые вложил в него с тех пор, как мы заключили соглашение!

– Никто вас не принуждал! Вы рами явились к нам!

Рибальта умолк, словно неожиданно сообразил, что винить некого и что он мог бы преспокойно по-прежнему заниматься экспортом-импортом. Но я тут же пожалел, что поддался дурному настроению, и, дружески похлопав дона Амадео по спине, постарался его успокоить.

– Не волнуйтесь. В последние дни Луис тренировался с особым рвением. Коли быки не выкинут какой-нибудь неожиданный фортель, выступление превратится в сольный концерт.

– Да услышит вас Бог, дон Эстебан! Тогда на следующей неделе я запрошу двойную цену. Нам ведь предстоит коррида Сан-Себастьян.

Я не мог удержаться от смеха — вот что значит деловой человек! Фелипе Марвин, стоя слева от меня, ни на секунду не отводил взгляда от нашей куадрильи. Кем бы ни был убийца Хорхе Гарсии, я не сомневался, что ему не уйти от дона Фелипе. Детектив принадлежал к тому редкому типу испанцев, которые умеют дисциплинировать себя и всю энергию направлять к определенной, цели. Я понимал, что для дона Фелипе убийца Гарсии — не просто преступник: заставив раскошелиться страховую фирму, он жестоко задел честь самого детектива. И тот не мог простить оскорбления.

Консепсьон сидела на своем обычном месте. Когда я повернул голову, она мне улыбнулась. После той встречи в моей комнате, встречи, когда у меня сдали нервы, она стала обращаться со мной гораздо любезнее. О, конечно, то была не прежняя Консепсьон, но озлобление прошло и, казалось, она готова вернуть мне свою дружбу. Женщины любят мужчин в унижении и проявляют настоящую нежность, лишь когда те обнаружат слабость. Звуки труб вернули меня к действительности.