Золотая змея. Голодные собаки - Сиро Алегрия

— Собака! — зарычал Хулиан и выстрелил в него.

Блас тоже выругался и тоже яростно пальнул из винчестера. На них обрушился новый залп, затрещали срезанные пулями ветви. Ужак с карабином в руке вызывающе глядел на чоло, но те были готовы биться до конца. Пусть только подойдет!

— Селедоны, бросайте оружие и выходите! — крикнул Чумпи.

Чоло зарычали, точно загнанные звери:

— Попробуйте подойти, собаки!

Пули посыпались со всех сторон. Сам Ужак быстро прицелился и выстрелил. Он вставил новую обойму, полицейские тоже. Их было хорошо видно — солнце уже взошло. Пятна мундиров ярко синели на зелени холмов.

— Вперед! — крикнул Ужак. — Целься верней!

Полицейские перебегали от дерева к дереву. Один из них упал. Чоло засели в кустах у ручья, протекавшего позади хижины. Перепуганные собаки жались к хозяевам. Кругом жужжали пули, витала смерть.

Дружка настигла пуля, он растянулся на земле, и у него горлом хлынула кровь. Блас вздохнул, горячий пар бурлящей крови обжег ему грудь.

— Эй вы, как с патронами?

— Штук пятьдесят осталось, не больше.

— Тогда бежим к пещере…

Грот был довольно высоко, у подножья голых скал. К нему надо было подниматься по тропинке, которая извивалась по лысоватому склону. Там, во всяком случае временно, беглецы были бы в безопасности. Над гротом громоздились неприступные скалы, а единственный проход можно было легко закрыть огнем винчестеров. Чоло переглянулись, один из них дал знак, и все трое помчались к гроту.

Ужак крикнул своим:

— Вперед! Огонь, ребята!..

Полицейские кинулись следом, временами останавливаясь, чтобы выстрелить. Вот беглецы уже достигли тропинки, вот они карабкаются вверх по склону. Но тут упал Крисанто. Братья неслись под свист и щелканье пуль, которые ударялись о камни или врезались в землю, поднимая фонтаны пыли. Влетев в темный грот, чоло бросились наземь. Тощий уже был там и лаял, сжавшись в углу.

— Пусть теперь подойдут…

— Пусть подойдут…

Винчестеры были нацелены на вход. Пули полицейских разбивались о своды, со свистом выбивая осколки камня. Вдруг огонь прекратился, и Блас орлиным глазом посмотрел вниз, за темный край пещеры. Там, на тропинке, полицейские остановились шагах в ста от Крисанто, держа карабины наготове.

— Брось револьвер!

Блас завыл, когда бедный Крисанто отбросил револьвер в сторону. Двое полицейских подошли к нему, остальные продолжали целиться. Вот один поднял револьвер. Вот оба уже стоят над раненым.

— Пристрелите его, — раздался за их спиной голос лейтенанта.

Крисанто червем извивается, кричит, просит пощады, но раздаются два выстрела, и он затихает. Блас Селедон тоже выстрелил, но промахнулся, и дружный ответный залп заставил его спрятаться. Братья поклялись Христом и всеми святыми, что дорого заплатят за свою жизнь. Между тем Чумпи не зевал. Он поставил трех полицейских на тропинке, под прикрытием камней, а сам с тремя другими занялся убитыми.

— Как только высунутся, стреляйте! — сказал он.

Убитого полицейского похоронили под деревом. Труп Крисанто потащили к реке — не хватало еще такому могилу рыть! — и бросили в воду. Сначала труп пошел ко дну, но потом всплыл, и его понесло течением; он ударялся о прибрежные камни, задерживался на миг и опять плыл. Когда-нибудь его прибьет к отмели, налетят стервятники, вспорют сначала живот и выклюют глаза, а потом от него останутся лишь белые кости, и вода будет их омывать.

Чумпи сказал:

— Поделом ему! Слыхали? Как-то в округе Чонат заарканил он вола и ведет как ни в чем не бывало. Старушонка за ним семенит и молит: «Не уводите моего вола… Ничего у меня больше нет… Бедная я… Дети все перемерли…» А этому хоть бы что. «Иди, мол, домой, старая. Послушай добром…» А бабка не отстает, все молит и молит. Ну, вытащил он револьвер да и — бах! — убил старуху наповал, прямо в грудь всадил пулю…

На обратном пути полицейские наткнулись на труп Дружка.

— Брось его в воду, — сказал Ужак одному полицейскому. — Вонять будет.

Началась упорная осада. Люди Чумпи по очереди стерегли спуск и ту единственную тропинку, которая вначале спасла братьев, а теперь день ото дня приближала их к гибели. Свободные от караула полицейские подчищали огород, приканчивали бананы и юкку. Собрали они и коку, не тронули только папайи. Начальник приказал:

— Не рвите папайи, они мне понадобятся.

Четыре дерева гордо устремили к небу стройные стволы. На верхних ветвях плоды начинали поспевать. Через несколько дней многие из них стали совсем желтыми.

— Сорвите спелые, — приказал Чумпи.

И полицейские, у которых уже кончилась провизия, — все, что нашли в хижине, они истребили, — набросились на свежие и сочные папайи. На дереве оставили лишь совсем незрелые. Но если полицейским приходилось туго, то у братьев дело дошло до крайности. Без еды и питья они день ото дня слабели, но винчестеры держали крепко. Ночью по очереди стерегли вход в пещеру; Тощий поднимал лай при малейшем шорохе, и нельзя было понять — взбирается ли кто-то по тропинке или просто ходит внизу. А где теперь Венансио Кампос? Наверное, далеко, не у себя дома. Между тем дни и ночи тянулись, тянулись, и братья почти потеряли представление о времени. Кисеты с кокой опустели. Какое страшное, кровное, нерасторжимое братство соединяло теперь несчастных! Два человека и собака были связаны вместе жестокими узами. Голос смерти объединял их в единой тоске, в едином стремлении к жизни.

Хулиан вспоминал Элису, чувствуя, как силы медленно его покидают. Он томился голодом, а она стала запретным плодом. Она далеко, все кончилось, наконец, к ее счастью. Она родит сироту, и в мире прибавится страданья. А как она хороша! Ее живот, ее бедра словно тихая заводь. Нежность хлещет, как молоко из цветущей груди, и вся она добра, как хлебный колос. Да, хорошо было раньше…

Так, в голоде и тоске, протекли восемь дней. Рассказы Чумпи о злодеяниях братьев уже не действовали на полицейских. Надоело им и шарить в хижине, в огороде да заглядывать под камни и деревья, не зарыты ли там деньги. Наконец кто-то осмелился сказать:

— Мы так с голоду помрем! Эти чоло, наверное, давно подохли или подыхают, у них и воды-то нет… Поднимемся туда, и дело с концом.

Это было ночью. Луна уже скрылась. Чумпи рассердился:

— Хорошо. Иди и всади каждому пулю в череп, даже если они подохли. Ясно?

Полицейский подумал немного, решился и взял свой карабин. Когда он прошел мимо караульных и ступил в опасную зону, они крикнули: «Что, жизнь надоела?» Он не испугался, пошел дальше, змеей пополз вверх по тропинке. Слабо залаяла собака. Вскоре раздался выстрел, и что-то мягкое и тяжелое скатилось с кручи. Пошарив в темноте, полицейские наткнулись на бесформенное, окровавленное тело.

Чумпи взвыл. Он сказал, что не снимет осаду, пока Селедоны не умрут с голоду.

— А ты, — приказал он одному из своих людей, — завтра же отправишься за провизией и привезешь всего вдоволь — понял?

Порой на человека находит неистовая радость. Так было утром девятого дня, когда каменистые склоны соседнего холма засверкали на солнце. Блас, который все ждал, привалившись грудью к винчестеру, вдруг заметил на холме двух людей.

— Смотри, — сказал он Хулиану.

Тот посмотрел, не промолвив ни слова, слегка высунулся, чтобы случайно не попасть в своих, и выстрелил по хижине. Люди на холме поняли — они задвигались и подняли винчестеры. Раздались выстрелы. Это был Венансио Кампос с товарищем.

— Венансио, — еле выговорил Блас.

И Хулиан повторил с трудом:

— Венансио.

— Живем!

Если Венансио с приятелем доберутся до них, можно будет драться. Правда, их будет четверо против шестерых и оружие неравное, но все же драться можно. А патроны? Что ж — придется экономить. Надо будет ночью подойти поближе. Братья выстрелили по два раза, чтобы воодушевить друзей, но те, кажется, решили действовать осторожно. Ствол винчестера торчал из-за большого камня. По-видимому, Венансио считал силы слишком неравными и намеревался ввязаться в бой только в самом крайнем случае.

Между тем полицейские не ответили на выстрелы. Чумпи понял, что дело принимает дурной оборот, и потому не торопился. Послать за провизией он уже не решался. Пробиться могли только два или три человека, да и то не наверняка, а послать двоих или троих — слишком мало останется здесь. Снова потерпеть поражение? Этого еще не хватало. Но ведь им грозит голод. Положение безвыходное. Оставалось одно: осуществить план, предусмотренный на такой случай, — правда, он тоже мог не сработать. Дождавшись ночи, полицейские собрались под деревом.

— Держитесь, — сказал Чумпи, словно пытался еще раз подбодрить людей.

— Так ведь есть охота! Черта с два тут продержишься!