Приговор воров - Михаил Серегин

По дороге Григорий рассказал Щукину, что лет тридцать назад в наследство деду Паганини от какого-то богатого родственника досталась роскошная шестикомнатная квартира в престижном районе города с обстановкой настолько приличной, что дед неторопливо пропивал ее года три-четыре…

А потом решил пускать квартирантов.

– Я и сам когда-то жил у него годик, – сообщил Григорий, – нормально было. Только шумно очень – народу в квартире полно, и все урки отпетые. Вот, кажется, мы и на месте, – неожиданно закончил он.

Они остановились напротив старинного двухэтажного дома из красного кирпича.

– Второй этаж какая-то организация занимает, – сказал Григорий, – то ли склад у них там, то ли еще что. Вход туда с другой стороны дома. А вход на этаж Паганини – со двора. Эти уроды из организации уже давно к деду подкатывают, мол, продай квартиру. Хорошие бабки сулят. Их тоже можно понять – такое соседство. То зарежут кого-то у деда по пьяни, то стырят что из склада. А дед не соглашается продавать – зачем ему терять свой заработок? На что он тогда пить будет?

– На вырученные за квартиру деньги, – предположил Щукин.

– Деньги – это деньги, – философски заметил Григорий, – деньги, сколько бы их ни было, профукать можно за… за неделю. А постоянный заработок – это… Вот сюда, по лестнице… Деду-то много не надо – выпить и закусить. Сигарет еще… Доставай пузыри, вот эта дверь. Здесь наш Паганини живет.

Григорий постучал в широкую дверь в самом начале длинного темного коридора, наполненного туалетными запахами и невидимыми копошащимися обитателями, а Щукин достал купленные заранее две пол-литровые бутылки отвратительного дешевого вина «Анапа» – дед Паганини признавал выпивку именно этого качества.

Скрипнула, открываясь, дверь, и Щукин вынужден был отступить на шаг назад, спасаясь от вырвавшегося из комнаты облака чудовищного смрада, нисколько, кстати, Григория не смутившего.

– Чего надо? – показавшийся из-за двери старичок был похож на сломанную садовую скамейку.

– Как – чего? – весело отозвался Григорий. – Тебя надо, Паганини.

– Гришка, что ли? – прищурился дед Паганини. – Ты откуда?

– Оттуда, – ответил Григорий.

– Освободился?

– Ага.

– Давно?

– Не очень, – признался Григорий.

– А морду уже успели набить, – констатировал дед Паганини, – эх ты… Комнату, что ли, надо тебе?

Григорий не успел ответить, дед Паганини вдруг обратил внимание на Щукина. С минуту, брезгливо оттопырив нижнюю губу, он рассматривал его забрызганную грязью куртку, спекшиеся после ночи в яме рубашку и изжеванные брюки.

– А это кто? – спросил он, обращаясь к Григорию. – Тоже бомжара?

– Тоже, – ответил Григорий и подмигнул Щукину.

«Ну и черт с вами, – подумал Щукин. – Бомжара так бомжара. Вот ведь – не хотел перевоплощаться искусственно, так независимо от моего желания получилось».

– А что это в руках у него? – дед Паганини опять обратился к Григорию.

– Бухло, – коротко и радостно ответил Григорий. – Мне, Паганини, поговорить с тобой нужно. Вот я… Вот мы и заглянули. Купили по дороге…

– Ну, заходите, – кивнул головой дед Паганини, не сводя выцветших глазок с двух бутылок в руках Николая, – пакеты с деньгами Щукин сложил в купленную только что спортивную сумку и повесил на плечо.

Григорий хлопнул Щукина по плечу.

– Пошли!

Щукин, чтобы немного привыкнуть к удушающей и ужасающей атмосфере квартиры деда Паганини, решил остаться пока в коридоре – покурить. Выкурил он уже несколько сигарет, но зайти в комнату деда не решался – там стоял такой густой смрад, что думать о нем в сочетании с отвратительным портвейном, который придется пить, было невыносимо.

Но не вечно же стоять под дверью?

И Щукин, проведя в коридоре минут двадцать, решился. Но когда он толкнул дверь, навстречу ему из комнаты вывалился Григорий – уже довольно окосевший.

– А мы все с дедом выжрали, – сообщил Григорий. – Надо еще сходить. Пойдешь?

– Пойду, – сказал Щукин, – надо бы глотнуть свежего воздуха.

– Старик определенно что-то знает, – все повторял Григорий, когда они с Щукиным возвращались из магазина, нагруженные теми же бутылками дешевого портвейна «Анапа», – но крепкий, черт его дери… Сколько с ним бухаем – две бутылки выпили с космической скоростью, – я пытаюсь осторожненько выспросить у него про Студента, а он мне все байки какие-то травит.

– А с чего ты взял, что он что-то знает про Студента? – спросил Щукин.

– Интуиция! – Григорий произнес это слово с таким чувством, что даже остановился на мгновение посреди улицы и поднял вверх палец. – Интуиция меня еще никогда не подводила.

– Может, ты неаккуратно его… допрашивал? – предположил Щукин. – Он заподозрил что-то и теперь молчит, как партизан. Ты же пьяный…

– Я? – Григорий даже обиделся. – Какой же я пьяный? Я выпимши. Ты меня еще пьяным не видел… Вот Паганини точно – прямо как трезвый. А пьет побольше, чем я…

– Все-таки ты поосторожнее с расспросами своими, – попросил его Николай.

– Будет сделано, – заверил Григорий. – Вот… почти пришли уже.

Старинный двухэтажный дом – каменное прямоугольное строение, высота и длина которого были примерно равны – возвышался перед ними, как дурное предзнаменование.

«Как только все это закончится, – решил Щукин, – на пушечный выстрел не подойду к этому проклятому дому. Ну и вонь».

Тут он вдруг вспомнил про Рустама, и у него больно защемило сердце. Какое-то предчувствие…

– Подожди-ка, – попросил он Григория, когда они достигли лестницы, ведущей в темный коридор дедовой квартиры.

– Что случилось?

Щукин быстро откупорил зубами одну из бутылок и сделал чудовищный глоток. Портвейн сразу же мягко ударил в голову.

– Давай, давай, – подбодрил его Григорий, – тебе это нужно сейчас. Чтобы запаха не чувствовать – вонь у Паганини та еще. На то он и Паганини.

Щукин глотнул еще несколько раз. Потом бутылку у него отнял Григорий и в два длинных глотка прикончил ее.

– Хорошо, – удовлетворенно заявил он, швыряя бутылку через плечо, – бодрит…

После портвейна войти в смрадное жилище деда Паганини для Щукина было не так страшно.

Дед Паганини поднялся им навстречу из-за стола.

– Ждал вас, ждал, – обиженно проговорил он, – а вы все не идете… Вздремнул маленько…

– Поспал дед, – с досадой щелкнув языком, прошептал Григорий, – теперь свеженький. А я вот не спал совсем. Сколько – двое суток уже… Третьи пошли, кажется… Или спал? Не помню. События больно круто разворачиваются, только с зоны откинулся – и на тебе. Как бы обратно не загреметь…

Дед Паганини не показался Щукину пьяным. Движения его были точны и осмысленны. Он одним махом руки освободил стол от клочков газеты с остатками нехитрой закуски и поставил перед вошедшими два стакана. Себе же он достал с полки огромную алюминиевую кружку.

Щукин сел за стол и оглядел комнату деда Паганини.

Она была совсем крохотная. Из мебели в ней присутствовали почерневший от времени стол, несколько табуреток и маленькая полка, на которой только что стояла дедова кружка, – больше ничего на полке не было.

Незамысловатый интерьер дополняло невероятное множество пустых бутылок, которые покрывали пол так густо, что приходилось постоянно смотреть себе под ноги, чтобы не наступить на одну из них.

Казалось, дед Паганини не сдавал их не потому, что не нуждался в дополнительных средствах, а просто не успевал. Уж очень быстро они, наверное, накапливались.

Во всяком случае, Щукин с Григорием добавили к дедовой коллекции что-то около полутора десятков.

Окон в каморке деда Паганини не было вовсе. С потолка свисала голая электрическая лампочка на перекрученном шнуре.

– Тебя, парень, как зовут? – обратился Паганини к Щукину.

– Колян его зовут, – ответил за него Григорий.

– Колян, – подтвердил Щукин.

– Давай, Колян, за знакомство выпьем, – предложил дед Паганини. – Как меня зовут, этот балабол тебе сказал уже, наверное…

Желтым ногтем он легко сковырнул пластмассовую пробку с бутылки и разлил весь без остатка портвейн.

Все выпили.

– Гришка вроде говорил… – дед внимательно посмотрел на Щукина нисколько не пьяными глазами, – что ты как будто из ментуры?

– Нет, – твердо ответил Щукин, – не из ментуры.

– Не мент он, – снова вылез Григорий, – я точно знаю. И не говорил я такого. Ты, дед, на понт его не бери. Не мент. Я уверен. Да я с ним с давних пор знаком, корефан мой…

– Верю, – легко согласился дед Паганини, – отчего не верить… Давайте за это и выпьем!

– За что? – не понял Григорий.

– Какая разница? – усмехнулся дед.

«Действительно, какая разница? – подумал Щукин. – Перед глазами у меня уже основательно плывет. Что же это такое? Если в таком темпе мы продолжать будем, я скоро свалюсь. А не надо бы. Хитрый какой-то дед. Странный. Надо бы его выяснить. Да как тут выяснишь, если он пьет и не пьянеет совсем. А мои нервы после всех этих событий уже не очень-то».