Манускрипт египетского мага (СИ) - Тегюль Мари

— Мне всегда казалось, что с Павла началось увлечение России мальтийскими рыцарями, — подал голос Александр Михайлович, — ан нет! Вот ведь какая запутанная история.

— Да, наши предки смотрели далеко! — ответил Георгий Михайлович. — И ведь смотрите, все начинается с Петра. Ну, продолжим, про матушку Екатерину и ее связях с Мальтой.

Ей удалось держать на Мальте своего постоянного представителя. Когда Екатерина предприняла путешествие в Крым, туда ей от великого магистра был прислан букет из искусственных цветов, сделанных из серебра, золота и драгоценных камней с натуральной пальмовой ветвью в середине, как символом ее нетленных побед и золотая табакерка с портретом великого магистра. В качестве ответного подарка Екатерина послала на Мальту свой парадный портрет в полный рост работы Левицкого, который до сих пор украшает дворец Великого Магистра. Тогда же на службу в Россию был приглашен граф Джулио Литта. Таким образом к временам Павла уже существовало много нитей, связующих мальтийское рыцарство и российский престол. Во времена Екатерины начались брожения во Франции, потом французская революция и казнь Людовика Шестнадцатого и Марии-Антуанетты, что потрясло Екатерину до глубины души. Началось бегство французской аристократии из Франции, в том числе и в Россию. Екатерина во всем помогала Ордену в трудные для него эти времена, ибо Орден потерял многое из того, чем владел во Франции, в частности помогла решить проблему Волынского приорства. Все вопросы в отношении Ордена после смерти Екатерины перешли к Павлу. В течение ряда лет император Павел лелеял мысль сгруппировать вокруг Мальтийского ордена все духовные и военные силы Европы, без различия национальности и вероисповедания, чтобы подавить движение, которое угрожало не только «престолам и алтарям», но также всему существующему порядку в мире.

Когда постановление конвента лишило Орден его владений во Франции, мальтийские кавалеры в числе французских дворян стали прибывать в Россию. В 1797 году император Павел I принял на себя обязанности протектора Мальтийского ордена. Это звание налагало на него известные обязанности по отношению Ордена, особенно когда в июне следующего года молодой французский генерал Бонапарт захватил Мальту. Французы выслали русского посланника и объявили жителям острова, что всякий русский корабль, появившийся у их берегов, будет немедленно потоплен. Император Павел был глубоко возмущен подобным поступком французов. Не прошло и двух месяцев после захвата Мальты генералом Бонапартом, как русская эскадра адмирала Ушакова совместно с турецким флотом приняла участие в действиях против Франции в Средиземном море. Захватив Ионические острова, русские готовились уже овладеть Мальтой, но англичане предупредили их. Нежелание Великобритании вернуть остров Ордену, не дало возможности дальнейшим событиям завершиться в благоприятном для него направлении. Осенью этого же года совершилось важное событие, окончательно привязавшее императора Павла к Ордену: сановники и кавалеры Российского Приорства, собравшись в Санкт-Петербурге, торжественным актом от 15 августа 1798 года признали великого магистра Ордена фон-Гомпеша виновным в сдаче острова Мальты французам, объявили его низложенным и просили Царя-Протектора принять Мальтийский орден в свое державство. 29 ноября того же года, в торжественной обстановке, император Павел возложил на себя знаки нового сана: белый мальтийский крест, рыцарскую мантию, корону и меч, осуществив таким образом, личную унию ордена с Российской империей. К императорскому титулу повелено было прибавишь слова: — «Великого Магистра Ордена св. Иоанна Иерусалимского», а в государственном гербе на грудь орла возложен был мальтийский крест, существовавший здесь в течение двух с половиной лет. Сохранилось несколько портретов Павла I, где он представлен на фоне символов крестоносцев. На одном из этих портретов изображены всевидящее око в шестиугольной звезде, молоток, кирка, статуя богини Астреи, на шее у Павла — золотой треугольник на голубой ленте. Мальтийцы, ведущие свой род от иоаннитов и храмовников, — рыцарей-монахов, ставили своей целью дела помощи ближним, но вместе с тем и с оружием в руках защищали христианский мир от неверных. Преемник Павла I, император Александр I, лично отклонил от себя управление Орденом, тем не менее не отказал ему в дальнейшей защите. Он принял на себя обязанности протектора Ордена. Связь России с Мальтийским орденом не прекратилась. Русские Императоры и члены Императорского Дома продолжали быть кавалерами большого креста Ордена. Связь эта утверждалась также тем, что в России остались величайшие святыни Ордена, на сохранении которых, при сдаче острова Мальты единственно настаивал великий магистр фон-Гомпеш. Святыни эти: частица Животворящего Креста Господня, десница св. Иоанна Крестителя и чудотворный образ Божьей Матери Филермской. Эти реликвии были перевезены в Россию, где первоначально хранились в церкви мальтийского капитула в здании, превращенном впоследствии в Пажеский корпус, а затем в церкви Зимнего дворца, в Санкт-Петербурге. В дни памяти св. Иоанна Крестителя эти святыни выносились в торжественной церковной процессии на поклонение верующим. Я полагаю, что я ничего не перепутал в своем рассказе, но так как Василий Осипович кивает головой, стало быть все верно.

Все, напряженно слушавшие Георгия Михайловича, перевели дух. История оказалась и вправду захватывающая. Кое-что было известно, но последовательный рассказ со всеми подробностями произвел странное впечатление. Особенно здесь, этом маленьком местечке, в горах, можно сказать вдали от цивилизации. В это трудно было поверить, но многое уже подтверждалось. И главным доказательством тому служил сверток в холсте на столе перед ними.

Как-то не сговариваясь после рассказа Георгия Михайловича все стали смотреть на стол, на холщевый сверток, как бы ожидая, что продолжение рассказа уже заключено в нем. Василий Осипович посмотрел на Ника:

— Николай Александрович, вам принадлежит право развернуть его.

Ник пододвинул кресло поближе, надел нитяные перчатки и стал осторожно разворачивать холст, внутри которого оказался другой сверток, из грязной ветоши. Ник принялся за него, движения его рук стали медленными и осторожными. Ник помнил со слов Ивана Александровича, что кроме книг там могут быть еще и обрывки бумаг и пергамента. Так оно и оказалось. Первой на глаза Нику попался кусок плотной бумаги, видимо ее Иван Александрович счел пергаментом, плохо выделанной, на вид довольно старой. На бумаге был план крепости с отмеченной на нем нишей, где хранились книги.

Вставший за его спиной Георгий Михайлович задумчиво сказал:

— По виду бумаги можно предположить, что эта карта не так уж стара. Скорее всего, начало 19 века.

Ключевский, внимательно разглядывавший карту, которую Ник держал в руках, достал из кармана лупу. Покачав головой, он произнес:

— Несомненно, карта не старая. У меня есть версия.

— Пожалуйте, Василий Осипович, — живо отозвался Георгий Михайлович.

— Я полагаю, что эта карта была сделана на обрывке бумаги тогда, когда шел штурм Ахалцихской крепости Паскевичем. Известно, что из крепости вышли несколько человек и что-то унесли. Скорее всего это и были наиболее ценные рукописи из Ахалцихской библиотеки. Кстати, Паскевич охотился за древними манускриптами очень рьяно, он вывез древние рукописи из Ардебиля и из Эривани. Возвращаясь к нашим местам, полагаю, что когда манускрипты прятали в замке Тамары, тогда наспех и сделали карту этого места. Представляю, какая за ней шла охота!

Тут до сих пор молчавший Александр Михайлович оживился:

— Ну, просто тайны Монсегюра. До сих пор все гадают, что за сокровища были вынесены катарами из Монсегюра. Может, тоже книги? Известно, что много-то унести «совершенные» с собой не могли.

— А вот еще обрывок какого-то листа, он почти весь обгорел. Ну, это скорее всего старофранцузский, но лист так испорчен, что вряд ли можно что-нибудь разобрать. Но попробовать можно, — сказал Ключевский, пытаясь через лупу разобрать написанное. — Но тут что-то совсем непонятное. Почему-то речь идет об Индостане, боге Шиве и…вот тебе на… жемчужине? Я, видимо, плохо понимаю, странный набор слов, а остальное ничего не понять.