Биология и Буддизм. Почему гены против нашего счастья и как философия буддизма решает эту проблему - Евгений Викторович Бульба

На Западе такого добра уже нет, и Запад придет к нам в Загон за нашею сажею, и от нас будет зависеть, дать им нашей копоти или не давать; а цену, понятно, можем спросить какую захотим. Конкурентов нам не будет. <…>

Загон был доволен: осатанелые и утратившие стыд и смысл люди стали расписывать, как лечиться сажею. «Лоснящуюся сажу» рекомендовалось разводить в вине и в воде и принимать ее внутрь людям всех возрастов, а особенно детям и женщинам. И кто может отважиться сказать: скольким людям это стоило жизни!

Вышеперечисленное касалось бытовых «естественностей», однако что с психологическими? Какие черты «естественны» и являются ли они безусловно полезными?

Выше мы уже говорили о том, что мы не созданы для счастья, что эволюционно в нас заложено стремление успешно размножиться, и если чувство счастья будет преградой, то естественный отбор постарается, чтобы этой преграды не стало. В этом пункте интересы личности идут против логики естественного отбора. Мы заинтересованы не только в том, чтобы повзрослеть, участвовать в конкуренции, найти побольше качественных сексуальных партнеров, родить кучу детей, успешно поднять их на ноги и умереть в среднем возрасте и в изношенном состоянии. Кроме этого мы стремимся к любимому делу, общению, умным и добрым, пусть и немногочисленным детям, счастью и спокойной старости.

Преследуя подобные цели, мы идем против логики эволюции. Получается, что, пытаясь стать счастливыми и спокойными, мы бунтуем против своей природы – мы пытаемся отрицать самое себя как результат эволюции. Смелое предприятие, не так ли? И вряд ли оно будет легким.

Перечислим еще несколько примеров подобного «бунтарского» поведения. Некоторые из них очень прагматичны. Мы изобрели уйму всевозможных конфет, тортов и печений. Мы легко воздержимся от супа, но практически невозможно устоять перед сладким пончиком. В нашей обезьяньей природе нет устойчивости к сладкому – нашим предкам сладкий вкус сигнализировал, что плод созрел и можно есть вдоволь. Любовь к сладкому прописана в нас эволюционно, и в прежних условиях у нее не было отрицательной черты – объедаясь фруктами, сложно заработать диабет. Влечение к сладкому должно помогать отличать съедобное от несъедобного, мы же используем его для чистого удовольствия. Современный человек эту врожденную любовь к сладкому удовлетворяет индустриально и в результате получает неприятные побочные эффекты.

Еще один из многочисленных примеров – контрацептивы. Секс появился ради размножения. Чтобы стимулировать желание размножаться, эволюция сделала его максимально приятным. Изобретя контрацептивы, человек сделал секс чистым удовольствием, задвинув основную функцию подальше на полку.

Тренировки в метании копья и беге изначально имели вполне приземленную цель – это была имитация охоты, призванная ускорить обучение молодых охотников. Сейчас человечество занимается спортом ради честолюбия, эстетики и здоровья.

Можно бесконечно продолжать этот список, однако нас в первую очередь интересует бунтарство, связанное с моральными установками. Об одном мы уже сказали – это стремление к счастью. Приучая себя к состоянию необусловленного долговременного счастья, мы идем наперекор логике развития нашего вида.

Второй пример подобного бунтарства заключается в основе буддийского духовного пути – умении обуздать вредоносные желания. Эволюционные настройки постоянно сверлят наш мозг: «Следуй за желанием, добивайся, наслаждайся». Буддизм предлагает разобраться, какие из этих желаний ведут к счастью, а какие разрушают его! Целью буддийского отречения является вовсе не отказ от эмоций и желаний, но отказ от поведения, которое ведет к страданию. Отказ от желаний, которые подобны лезвию бритвы, смазанной медом.

Следующий пример того, как мы обманули эволюцию, – чувство необусловленной доброжелательности и всеохватывающего сочувствия. Чувство сострадания, проявляемое ко всем без исключения, противоречит парохиальности. Если вы помните, парохиальность – это источник, из которого вырастает человеческий альтруизм. В каменном веке лились реки крови, приведшие к тому, что современный человек теперь наиболее альтруистичное млекопитающее. Племена альтруистов сражались между собой, и в результате выживали группы, члены которых проявляли максимальное самопожертвование. Альтруизм, зародившийся на основе взаимности в малой общине, способствовал выживанию группы в борьбе с другими племенами. Это тот случай, когда результат можно отделить от причины – мы можем отказаться от парохиальности и сохранить альтруизм. Это происходит в тот момент, когда человек сострадает незнакомым людям, в момент, когда он испытывает сострадание, не ограниченное никакой группой. С самого своего появления буддизм был духовной революцией против устоявшихся культовых догм. Сегодня он также революционен – предлагает нам пойти против собственной природы, созданной эволюцией. Мы развивались и стабилизировались как существа, которые должны быть несчастными и успешными в размножении. Попытка стать счастливым – это бунт против логики породившей нас эволюции.

Мы много раз взламывали эволюционные барьеры: презервативы, пончики, безличностный альтруизм, старость, одиночество, медитация на текущем моменте (которая выключает сеть пассивного режима, о которой мы говорили выше). Однако мы еще не пробовали пойти против главного козыря эволюции – выйти из-под контроля порабощающих эгоистичных желаний. Именно этот путь предлагает Дхарма.

Бунт индивидуальности против безличностной логики эволюции отражен в буддизме кристальным образом. Буддизм рассматривает причины того, почему мы несчастливы, и показывает путь к счастью, который лежит через развитие неограниченного сострадания.

Глубина и поверхность, мы и они

Смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе.

Джон Донн

Мы – общественные животные, которые запрограммированы общаться, взаимодействовать, эмпатировать и заботиться друг о друге. Альтруизм основан на разделении «свой – чужой». Групповой альтруизм формировал мораль, однако в дописьменных сообществах эта внутригрупповая мораль позволяла полностью дегуманизировать представителей других групп, оправдывала истязания, убийства, поголовное истребление целых народов. Ассирийцы видели доблесть в убийствах и наслаждение в пытках пленников. Викинги считали достойной смертью только смерть в бою.

Внутригрупповая мораль проявлялась и внутри религиозных групп, где категория «свой» включала не племя, а единоверцев. Групповая мораль, имеющая природу альтруизма обезьяньего стада, позволяет быть полностью аморальным по отношению к другому стаду, племени, народу… Человек может быть нравственным, например, только по отношению к представителям своей нации; со временем этот круг может сузиться, и окажется, что не все сограждане достойны уважения, а только те из них, которые являются единоверцами или социальным слоем, семьей…

Выходит, о моральном развитии человека можно судить по тому, в какую сторону направлен вектор – либо его понятие «своих» расширяется и охватывает все большие группы людей, либо сужается.

У всех нас есть генетические задатки для морали, основанные на разделении «свой – чужой», и только от нас зависит, как мы проявим это качество. Выходя за определение «свои», расширяя его