Зубная Фея - Грэм Джойс

– А когда отец Терри убил всю семью и себя самого?

– Возможно, ты и тогда что-то почувствовал, какую-то угрозу для Терри, тобой не осознанную. Что-нибудь странное в поведении его отца. И ты увел своего друга подальше от опасного места. Наше сознание – это поразительный инструмент, Сэм. Ему доступны вещи, о которых ты и не подозреваешь. Ему доступно многое и даже слишком многое – больше, чем нам хотелось бы.

– Откуда вы знаете?

– В изучении таких вещей и состоит моя работа.

– Зубная Фея сказала, что после той ночи Терри обязан мне жизнью.

– И значит, ты имеешь право отобрать у него руку?

– Да. Именно так сказала Зубная Фея.

– К дьяволу Зубную Фею! – вскричал Скелтон, терпение которого было на исходе. – Чем слушать эту бесовку, лучше б завалил ее в постель да хорошенько вздрючил!

– Иногда я так и делаю.

– Да, разумеется. Я помню, ты об этом говорил. Похоже, у меня иссякли свежие идеи.

Скелтон честно признавался Сэму в своей неспособности разобраться с его проблемой. Для психиатрии случай Сэма был уникальным. Многие из пациентов Скелтона – не только дети, но и взрослые – имели воображаемых друзей или недругов, но это обычно заканчивалось либо скорым и полным избавлением от призраков, либо появлением у пациента классических симптомов паранойи, шизофрении и тому подобных заболеваний. Сэм же был психически здоров по всем признакам, исключая затянувшуюся связь с Зубной Феей. Скелтон еще несколько лет назад, после первых визитов Сэма, написал в его истории болезни, что мальчик не представляет угрозы как для окружающих, так и для себя самого. Он продолжал так считать до сих пор.

– А как обстоят дела с прелестной… кажется, ее зовут Алиса? Я уверен, что, как только ты сподобишься уложить на мягкую травку эту Алису, с Зубной Феей будет покончено.

– Вы так думаете?

– Я в этом уверен! За что, по-твоему, мне платят деньги? И, скажу тебе без обиняков, меня огорчает твоя нерешительность. Ты должен хотя бы попытаться. Знаешь, каков самый верный способ добиться благосклонности женского пола? Надо пытаться. На первых порах можешь получить пощечину, тебя могут осмеять, могут унизить. Но если ты хочешь съесть яблоко, тебе придется лезть на яблоню или хорошенько ее потрясти. Понимаешь меня? Надо пытаться!

– Сейчас это труднее, чем когда-либо.

– Почему? Объясни мне, почему! – Скелтон вновь поднял голос почти до крика.

– Потому что с этого все и началось. Между мной и Терри. Мы оба хотели Алису. Из-за этого Терри и потерял руку.

– Сколько раз тебе говорить?! – завопил Скелтон. – Такие вещи не в твоей власти! Боже, дай мне силы вынести этот бред!

– Когда по телевизору показывают психиатров, – сказал Сэм, сдвигая очки выше к переносице, – они ведут себя совсем не так, как вы.

Скелтон обнажил редкие прокуренные зубы.

– Завтра же приду к тебе домой с кирпичом и разобью им твой дурацкий телевизор. А сейчас убирайся отсюда. Запишись на следующий прием у миссис Марш. И не делай больше бомб. До встречи через год.

– Есть новости о Перехватчике? – спросил Сэм, вылезая из кресла.

– О чем? Ах да. Ничего нового. Все, с кем я до сих пор связывался, считают идею оригинальной, но слишком абсурдной, чтобы иметь коммерческий успех. Я буду пытаться дальше.

– И еще: я передумал патентовать прибор на свое имя. Пусть его зарегистрируют на имя отца Терри. Говоря по правде, это он его изобрел.

– Я это знал.

– Как?! Вы это знали? Откуда?

– Проваливай! – буркнул Скелтон.

В последнее время Сэм пристрастился к прогулкам по лесу. Он знал, что ему следует обходить стороной место, где покоились останки Тули, но «мертвецкий цвет» манил его, как ложный маяк завлекает корабль, плывущий по ночному морю. Чаще всего он останавливался шагах в двадцати и рассматривал растение из-за ствола дерева, но иногда подходил ближе и даже осмеливался заглянуть в глубь дупла, из которого поднимался стебель. «Интересно, в какой части трупа он пустил корни? – размышлял Сэм. – В мозгах или, может, в кишках?»

В один из таких приходов он чувствовал себя странно возбужденным. Он стоял совсем рядом с цветком, изучая его пурпурные лепестки и белую тычинку. Похоже, цветок достиг определенной степени зрелости, и вскоре с ним должна была произойти трансформация. Тычинка распухла до такой степени, что могла лопнуть в любой момент. Воздух вокруг нее тревожно вибрировал.

Вдруг Сэм уловил побудительный импульс, исходивший от растения. Некто призывал его прийти на помощь Природе. Найдя поблизости палку, он ковырнул ею рядом со стеблем и обнаружил под слоем листьев шарообразный, ядовитый на вид гриб, вызывавший смутную ассоциацию со злокачественной опухолью. Со времени последнего посещения Сэма гриб значительно вырос и был теперь размером с голову ребенка. Он ткнул его концом палки. Раздался звук, подобный вздоху, и гриб стал увеличиваться прямо у него на глазах. Сэм уронил палку и попятился. Гриб надувался рывками, как футбольный мяч, накачиваемый велосипедным насосом. Эти рывки учащались, и вот на грибной шляпке начали проявляться черты знакомого человеческого лица. Лица Тули. Землисто-желтое, испещренное жуткими шрамами, оно с ненавистью смотрело на Сэма.

Весь в поту, шумно, со всхлипами хватая ртом воздух, Сэм подскочил на постели; провода натянулись, и зажим Перехватчика Кошмаров слетел с его переносицы.

Пруд засыпали, как и было обещано. Однажды утром на его берегу появились два огромных желтых бульдозера и, распугав окрестную живность, начали обрушивать в воду горы предварительно завезенного грунта. Они управились с этим делом за один день, разровняв площадку под новое футбольное поле и отхватив сразу две трети от остававшейся после прошлого «наезда» акватории пруда. Вечером Шизики пришли сюда оценить масштабы нанесенного ущерба.

Они молча смотрели на изуродованный берег, чувствуя себя так, будто у них садистски вырвали какую-то часть их самих, какой-то важный орган вроде куска печени или легкого. Или, к примеру, зуб.

Уничтожено было и их прибрежное «логово». Укромное место, где они провели так много дней, в теплую погоду и в холода, превратилось в голый пустырь, рыжую землю которого покрывали широкие следы гусеничных траков. Деревья и кусты, прежде нависавшие над водой, были выкорчеваны и свалены в кучу для последующего сожжения. Этот «погребальный костер» по случайности либо намеренно был увенчан разодранным сиденьем от микролитражки Морриса, выставившим напоказ стальные пружины и клочья набивки. Вода в сохранившейся части пруда имела цвет перестоявшего чая. Не верилось, что эти жалкие остатки водоема смогут и впредь поддерживать существование его традиционных обитателей: цапель, куропаток и стрижей, окуней и Щук, лягушек, тритонов, стрекоз и улиток, ряски и водорослей.

– Они же собирались засыпать только половину! – негодующе вскричала Алиса. – Это не должно им сойти с рук!

– Что ты предлагаешь? – мрачно спросил Клайв. – Раскопать обратно засыпанную часть?

Ни один из четверых не упомянул о бомбах.

У всех возникло такое чувство, что их лишили не только пруда, но чего-то гораздо большего. Они не могли дать точное определение – это было как удар гонга на скачках, обозначающий начало нового круга, как предупредительный сигнал, как шепот, исходящий из глубины развороченной бульдозерными ножами и придавленной гусеницами земли: «Так оно есть и так оно будет; я могу изменить что угодно когда захочу, и ничто никогда не вернется уже на круги своя».

– Чувствуешь, Клайв, – сказал Терри, – это твой блюз.

К тому времени Клайв успел стать великим знатоком и экспертом в области поп-музыки. Он давно уже заметил, что выпендрежная болтовня о ритм-энд-блюзовых корнях «Rolling Stones» или «Yardbirds» может возвысить человека в глазах окружающих в гораздо большей степени, нежели красиво решенное интегральное уравнение или оригинальная интерпретация атомистической теории. Но Клайв и здесь не стал мелочиться. Он копал глубоко и упорно, прослеживая музыкальные тенденции вплоть до тоскливых песнопений чернокожих рабов, сотню с лишним лет тому назад ковырявших мотыгами землю где-нибудь в дельте Миссисипи. Для него не составляло труда разобрать по косточкам любую вещь «Cream» или «John Mayall's Bluesbreakers» [21].

– Это старая композиция, ее делал еще Слепой Лемон Джефферсон… Классическая штучка Роберта Джонсона… А эту впервые исполнил Джош Уайт… Что?… Да нет же, вы, наверное, спутали его с Воющим Волком [22]…

Сэму и Терри не очень нравились обвинения в том, что они путают кого-то им абсолютно неизвестного с кем-то, чье имя они также слышали впервые в жизни («Какой еще, к черту, волк?» – про себя недоумевали они). Однако у них хватало ума не ввязываться в спор. Клайв в таких случаях не ошибался и был всегда готов экспромтом выдать целую лекцию, от прослушивания которой они предпочли бы воздержаться. Он начал выписывать музыкальные журналы «Melody Maker» и «New Musical Express» главным образом ради того, чтобы полемизировать с профессиональными обозревателями и критиками. Каждую неделю он отправлял в редакции этих журналов полные яда и сарказма послания, нисколько не смущаясь тем, что ни одно из его писем так и не было опубликовано. Он собрал внушительную коллекцию блюзовых дисков, а чтобы иметь средства для этого хобби, после школы подрабатывал на бензоколонке. Короче, Клайв влился в ряды меломанов и стал одним из тех ребят, которых редко увидишь без пластинки под мышкой.