Лавка антиквара - Александр Лонс

За последующие сорок семь лет жизни она мало изменилась. На вид ей трудно было дать больше шестидесяти. Только вот голос надломился — стал дрожащим и надтреснутым.

Соседи по квартире уважали её, откровенно побаивались и почти не разговаривали: сама Сальми Ивановна не давала поводов для бесед. Обычно молчала, я даже сначала заподозрил — не немая ли, но соседи развеяли подозрения.

— Ведьма она, — уверял капитан убежденным тоном: к вечеру он был традиционно пьян, как всегда. — Всех нас ещё переживет, вот увидишь.

Маша, в общем-то, была солидарна с ментом:

— Колдунья, точно. Не добрая, не злая, а просто. Мы редко когда говорим, но она по-хорошему ко мне всегда, не то, что к капитану.

— А что к капитану?

— Ну, когда я сюда переехала, капитан тут уже жил. Вот я с ним и познакомилась, а он тут же начал ко мне клеиться, прикинь? Так Сальми Ивановна что-то тихонечко прошептала ему разок, и всё. Будто отрезало. Что она сказала, не знаю, только мент теперь лишь «здрасьти» и «досвиданья». Ну, или когда совсем нельзя промолчать.

— А Сальми Ивановна?

— Что? — не поняла Маша.

— С ней-то ты разговариваешь?

— Да нет практически. О чем? — удивилась девушка. — Она же старая совсем.

«Вот бы мне поговорить с ней, — подумал тогда я, — наверняка такое рассказать может, что и не приснится никогда».

Но наш разговор с Сальми Ивановной не заладился, вернее — не получался. Сначала я решил, что бабка давно в маразме, но, мельком взглянув ей в глаза, увидел там такой светлый и острый ум, что сделалось даже не по себе.

— Ничего не расскажу, не проси, — вдруг сердито и без всякого повода с моей стороны сказала старуха, когда мы случайно столкнулись на кухне. — Писатель что ли?

— Ну, почти, — признался я.

— Писатель. Врёте вы всё в своих книжках, и живете за счёт вранья. И ты врёшь. И Машеньке врёшь. Задурил голову девчонке, а она хорошая. Обидишь — прокляну.

Почему-то эта угроза, сказанная скрипучим старушечьим голосом, на меня подействовала необыкновенно. Я  ощутил холодные мурашки вдоль спины и понял, что действительно проклянёт, а проклятие это непременно сбудется. С тех пор меня не покидала твердая убежденность, что сознательно обижать Машу нельзя. Ни при каких обстоятельствах.

18. В гостях у хакера

Был у меня один друг… Вернее — он и теперь есть, куда денется? Раздолбай, приколист, бабник и пьяница — я всегда таких уважал, ибо сам когда-то… впрочем, сейчас не обо мне. Меня он именовал не иначе, как «камрад» или «коллега». Ну, «коллега» — это он, конечно, могуче завернул: свой первый (и пока единственный) роман Женька пишет уже лет десять, и пока не добрался даже до половины. Что касается компьютерных дел, то тут всё обстояло с точностью до наоборот: если он — суперпрофи, то я на его фоне выглядел довольно-таки блекло — так, погулять вышел. Сам мужик смотрелся фактурно: без малого — два метра росту, морда приятная, длинный хайер, нордический тип, а уж когда пел под гитару, все девки были его. Просто млели от восторга. Временами он отпускал бороду. Как сказал один наш общий знакомый — «Евгений может превратить жизнь любой женщины в сказку… только вот сказка эта продлится не более двух недель.» Когда мы последний раз общалась, он как раз расставался с очередной подругой, на которой чуть было не женился. Или даже женился, я так и не понял. Не суть. Собственно, зачем я это пишу? Вовсе не из любви к сплетням. Хотя такое тоже присутствует. Просто сработал известный диалектический принцип, и количество собранных мною данных незаметно перевалило через невидимый барьер, перейдя в некое новое качество. Сделалось очевидным, что одному не справиться, а Маша, при всей своей гениальности, во всем помочь не могла.

К тому же Евгений всё равно был среди фигурантов.

В оговоренное время я долго давил на кнопку Женькиного дверного звонка. Постепенно наступило осознание: звонок не работает.

Пришлось звонить уже по телефону.

— Привет Жень, это я, — изрек я, когда ответил знакомый голос. — Может, впустишь?

— А ты сейчас где? — предсказуемо отозвался Евгений. — Привет.

— Вот прям тут за твоей дверью. По-моему звонок не… не работает.

Последние два слова я уже выговорил Евгению в лицо — он распахнул дверь и хитро усмехался в русую бороду.

— Он работает, просто отключен, дабы не звонили тут всякие. Заходи.

С Евгением мы не разговаривали в реале так давно, что я уж даже не помню, когда это было. За прошедшее время Женька отпустил пузо, стал вальяжен и склонен к избыточной философии. В бороде просматривались седые волоски. Как и раньше, он любил пиво, вкусную еду, приятный отдых с красивыми девушками, а деньги на излишества добывал в компьютерной сфере деятельности. Но если прежде он всегда работал на кого-то, то сейчас — только на себя, не особо задумываясь над сочетаемостью этой «работы» с уголовно-правовым законодательством.

Если я чего-то и достиг в компьютерном плане, то исключительно благодаря его мудрым советам и дружеской помощи за банкой пива. Он был старше почти на два года, что давало ему возможность при общении со мной изображать из себя битого жизнью мудрого ветерана. Был даже период, когда Женька работал в одной со мной конторе. Недолго, правда. В те приснопамятные времена, наш директор вдруг решил, что институтская сеть и серверные системы нуждаются в круглосуточном наблюдении, а раз так, значит надо взять на работу сменных системных администраторов. Трех человек. Установили график: с девяти до пяти — работал я, с пяти вечера до часу ночи — Женька, с часу до девяти — тогдашняя его пассия, которую официально звали Албена, неофициально — Альбина, а совсем по-дружески — Альбинка. Женька приезжал к пяти, принимал у меня дела, если таковые имелись, а в час ночи уезжал за Альбиной. Потом возвращался уже с ней и уезжал домой, а она дежурила до моего появления. Работы ночью, как правило, было немного, поэтому девушка просто спала в спальнике на раскладушке, которые потом прятала в шкафу для верхней одежды. В девять сдавала вахту и отправлялась к Женьке на метро, а я оставался до вечера. При этом именно на мои плечи падала основная тяжесть общения с пользователями, которые издевались над институтской сетью и своими рабочими компьютерами именно днем, а не ночью. В субботу и воскресенье, естественно, никто не работал вообще. Такой расклад устраивал всех, пока наш директор не погиб. Его преемник тут же постановил, что три сисадмина вместо одного — явный перебор. Женьку с Альбиной уволили по собственному желанию, а меня оставили. Почему было принято именно такое решение — точно сказать не берусь, но догадываюсь. Злые языки уверяли, что Женька с Альбинкой иногда оставались на ночь вместе, приглашали в компанию ещё кого-нибудь, и устраивали бурные пьяные вечеринки прямо на рабочих столах. Кое-какие следы подобных деяний я, бывало, наблюдал собственными глазами, заступая утром на вахту.