Дорога в никуда. Часть вторая. Под чёрными знамёнами - Виктор Дьяков

   - Не знаю Егор. Вали все на анненковцев, дескать, они пришли и заставили. А тебе что, тебе приказали, ты и подписал,- пытался поддержать Щербакова Тихон Никитич...

   - А что я скажу, если к ответу притянут, ты ж вон не подписал, как оправдаться? Ох, и хитрый ты Никитич, прямо как жид, ей Богу,- все больше раздражался Егор Иванович.

   - Не печалься, Егор, раньше времени. Ты, главное, еще дров не наломай напоследок,- предупреждал Тихон Никитич.

   - Да какие там дрова... я сейчас как мышь в любую щель готов забиться... И за себя боязно, а еще больше за семью, как если что, они без меня будут. Ты-то вон своих вырастил, а у меня старшей только пятнадцать, а ребятишки совсем сопляки,- Щербаков суетливо мял руками папаху сидя напротив атаманского стола.

   - Мой Володька всего годом твоей Даши старше и что с ним сейчас, где он, я не знаю. Мальчишка еще совсем, молоко на губах не обсохло, а время-то, вон оно какое. Говорят красные уже к Омску подходят. Боюсь и их, кадетов, в окопы погонят,- в голосе Тихона Никитича тоже зазвучала щемящая тоскливая тревога, которую он гасил повседневными заботами, но она все чаще   прорывалась "наружу"...

   Объединительный съезд всех командиров краснопартизанских отрядов, в большинстве своем выросших как грибы после хорошего дождя за последние полтора-два месяца, происходил в селе Васильевка в двадцати верстах от Усть-Бухтармы и менее чем в десяти от расположения бывшего лагеря коммунаров. Приближение частей Красной Армии стимулировало интерес к партизанству не только у горнозаводских рабочих, но и у, до того достаточно мирных, крестьян-новоселов. Дисциплина в этих свежеиспеченных отрядах была крайне невысокой, потому из прогнозируемого Бахметьевым съезда командиров, на деле получился самый натуральный сход едва ли не большей части всего личного состава тех отрядов. В среде партизан бытовало устойчивое мнение, что на сходе будет принято решение грабить казачьи станицы и поселки, как это осуществляли партизаны в соседнем Северном Алтае, давно уже разорявшие станицы Бийской линии. В преддверии полного разгрома колчаковских войск и ухода анненковцев в Семиречье, многим казалось, что это "мероприятие" можно осуществить совершенно безнаказанно.

   Собралось до трехсот человек, набившись в помещении давно уже не функционировавшей сельской школы. Партизаны явились, кто с трехлинейками, кто с берданками, кто с охотничьими ружьями вплоть до самопалов, кто с одним штыком. Павлу Петровичу пришлось на ходу вносить коррективы, ибо узко-келейного совещания, на которое он рассчитывал, не получилось, а вышло что-то вроде митинга с непредсказуемыми последствиями, зависящими в первую очередь от настроения этой полуанархической толпы. Никита Тимофеев сначала попытался, как командир наиболее крупного и старого партизанского отряда, взять "бразды" в свои руки. Но говорить толково он не умел, и его слушали "вполуха". Бахметьев сидел в "президиуме", морщился от тяжелого спертого воздуха состоящего из смеси махорочного дыма и дыхания сотен глоток, многие из которых выдыхали сильный самогонный перегар. Он до поры молчал, пока один за другим выступали выборные от отрядов ораторы призывая, то идти на соединение с регулярными частями Красной Армии, то с североалтайскими партизанами, другие призывали атаковать Зыряновск, кто-то Усть-Бухтарму... Какой-то нетрезвый оратор предложил ударить по самому Анненкову. Ни одно из предложений не вызвало единодушного одобрения. И тут, улучив момент, слово взял Бахметьев, как руководитель уездного подпольного центра. Павел Петрович вообще не стал вмешиваться в возникшую перепалку по поводу, что делать и на кого идти, будто не слышал ее. Он начал делать доклад о положении на фронтах, которое приблизительно знал, чем сразу привлек внимание всей без исключения разношерстной аудитории. Потом от утверждения, что окончательная победа и восстановление советской власти близки, перешел к тому, что и им партизанам Бухтарминского края надо внести свою долю в дело победы революции, не дать отступающим белогвардейцам прорваться здесь к границе, и отбить у них награбленные ценности...

   После выступления Бахметьева, грамотного, взвешенного... неграмотные и полуграмотные крестьяне и горнозаводские рабочие, почти все безоговорочно поверили, что этот невысокий, невзрачный человечек в картузе и с жиденькой бороденкой, действительно уполномоченный советской власти, которая в хвост и в гриву бьет самого Колчака, заставляет отступать в Семиречье Анненкова, одним именем своим наводящего ужас... В дальнейшем сход шел под диктовку Павла Петровича, никто из присутствующих уже не сомневались, что у него есть непосредственная связь и с частями наступавшей Красной Армии, и что директивы он получает аж из Москвы. Не выпуская инициативу из своих рук, Бахметьев предложил объединить все отряды и командиром единого отряда избрать Никиту Тимофеева, коммуниста, командира отряда "Красных горных орлов", а руководителей более мелких отрядов назначить командирами батальонов и эскадронов. Не забыл Павел Петрович и об обещании данном Фокину. Он напомнил, что казаки из Усть-Бухтармы за все время колчаковского правления, в общем, никого особо не притесняли, и там сидит вполне лояльный атаман и оттуда для партизан никакая опасность не грозит. Партизаны из близлежащих к Уст-Бухтарме деревень в один голос поддержали Бахметьева... Некоторые, правда изрядно удивились, узнав в главном уездном большевике страхового агента из Усть-Каменогорска. Если Усть-Бухтарму сразу решили не трогать, то казакам из поселков Берозовского и Александровского не забыли, что они всем миром расстреливали коммунаров. Нет, крестьяне-новоселы, ставшие партизанами, не жалели расстрелянных питерцев, и вовсе не жаждали справедливого возмездия. Тут имел место совсем другой резон. Если такую большую станицу как Усть-Бухтарма атаковать было не только несколько аморально, но и тяжело, потому как там даже после всех мобилизаций оставалось достаточно самоохранных сил. Другое дело сравнительно небольшие поселки, их захватить и пограбить куда легче. Тут и пришелся ко двору такой повод как расстрел вожаков питерских коммунаров в поселке Александровском. Но вновь решающим оказалось мнение Бахметьева, он внес предложение сначала нанести удар объединенным отрядом по Зыряновску, ибо это сулило сразу громкий и верный успех - здесь уже давно готовы восстать рабочие медных рудников. А по поселкам, казаки которых расстреливали коммунаров произвести атаку потом.

   Основные выступления этого схода Бахметьев поручил стенографировать Лидии Грибуниной. То, что вдова расстрелянного председателя коммуны приехала вместе с Бахметьевым, тоже сыграло на авторитет Павла Петровича. Бахметьев намеревался до схода даже предоставить ей слово, но уже в процессе выступлений передумал - он и без ее помощи добился всего, чего хотел. Ее же миссия теперь исчерпывалась указанием места захоронения оружия. Из числа прибывших партизан организовали сводный взвод, и Бахметьев с Лидией во главе этого взвода поехали на то поле, где весной и летом восемнадцатого года располагалась коммуна. Она моментально сориентировалась и точно указала место, где стояла ее санитарная палатка. Пока выкапывали и грузили на подводы оружейные ящики, Лидия стояла в стороне, чтобы никто не увидел ее выступивших слез - она вспоминала то, что здесь переживала более года назад, Василия, их мечты, которые жизнь разбила в прах. Едва ли не каждый человек мыслит себя центром мироздания, и все что случается с ним и его близкими кажется ему явлениями глобального масштаба...

  Через день после схода, Бахметьев вновь тайно встретился с Фокиным. Поблагодарив станичного атамана за невмешательство, он тут же его предупредил:

   - Тихон Никитич, я не могу знать, как тут станут развиваться события, но лучше бы вам с семьей отсюда уехать. Партизаны, они хоть и обещали не трогать станицу... но, сами понимаете, каков там уровень дисциплины, притом отряд сборный, присутствует и определенный процент уголовного элемента.

   - Уезжать... куда? У меня дочь беременная, а ее муж у Анненкова служит,- горестно покачал головой Фокин.

   - Тем более... Спрячьтесь где-нибудь, у знакомых, или родных, но подальше отсюда, там где вас никто не знает, и то что зять у вас анненковец. Переждите несколько лет, пока все успокоиться. Я знаю, что вы не причастны к расстрелу питерских коммунаров. Но, понимаете, сейчас наверняка будет неразбериха, и вы можете попасть под горячую руку,- довольно прозрачно намекал Бахметьев.

   - Вы хотите сказать, что у меня, как у станичного атамана, слишком велика вероятность быть поставленным к стенке?- уже напрямую спросил Тихон Никитич.

   - Ну, как вам... сами понимаете, такой возможности нельзя не учитывать. Хотя если вы совсем не причастны к этому расстрелу, то, конечно, можно надеяться.