Радужные листики - Леонид Николаевич Черепанов

И всё бы было ничего, но только подвела жердинина. То ли она была слишком влажной, то ли слишком подпорченной, то ли вообще у Глеба силушки накопилось, но не успел он сделать и три гребка, как его весло с треском переломилось. У Василия же случилась другая напасть: горе–плотоводы плохо укрепили уключины, и когда плот дёрнулся, уключину вырвало, и вместе с нею вырвалось второе весло из рук мальчика, и отправилось в свободное плавание.

— Ааааа! — закричал Василий.

— Ооооо! — закричал Глеб.

— Нееет! — закричал Гоша.

А девочки ничего не кричали, они сохраняли спокойствие, как и подобает приличным девочкам, и пока мальчишки ругались и выясняли кто же здесь виноват, и почему Глеб не вытащил более приличную жердину из изгороди, и почему Гоша так плохо приспособил подковы, и почему Василий такой слабак, что и весло удержать не может, просто продолжали сидеть на скамеечках и обсуждать что теперь лучше сделать: то ли править к берегу, то ли действительно попытаться развернуться с помощью мотора и шестов и попробовать идти обратно.

— Мальчики, не ссорьтесь, — выступила Катя, — по крайней мере, у нас остались шесты и мотор, будем ими справляться. Саша, ты ведь можешь вот этой рукояткой поворачивать? (Это она имела в виду румпель мотора.)

— Конечно могу, — приободрил всех этим ответом Саша, — ребята, вы только шестами тоже помогайте, если до дна достанет.

Но трёхметровые шесты до дна не доставали. Оставалась одна надежда на мотор. (Как вы помните, надежда всегда умирает последней. В данной ситуации до этого конечно никогда бы не дошло, но, когда испробовано всё, остаётся разве что надеяться.)

В общем, Саша запустил мотор, тот затарахтел, пошёл сизый дым, и плот медленно начал поворачиваться, но течение постоянно разворачивало его обратно. Саша газовал, подруливал, пыхтел, уговаривал мотор, обещал кормить его только лучшим бензином, но ничего не получалось, плот продолжал плыть вниз по реке, при этом потихоньку приближаясь к левому берегу.

И если уж случились две неприятности, то третья точно не за горами. Так и вышло. Стоило только Маше встать и подойти к краю плота, чтобы посмотреть, насколько глубоко под ними, как плот налетел на топляк (то есть на затонувшее дерево), и по закону подлости веткой тут же пробило одну из колёсных камер. Плот нырнул, вода залила мотор, мотор чихнул и заглох, ребята от толчка схватились кто за кого и перемешались в кучу, а Маша просто полетела в воду. Плюх!

— Полундра! — завопил Гоша.

— Машундра! — заорал Василий.

— Человек за бортом! — закричал Глеб.

А девочки опять ничего не кричали, они продолжали сохранять спокойствие, и, в отличие от мальчишек, занялись спасением на водах: Катя схватила шест и протянула его Маше: «Держи!».

— Держу, — сказала Маша, стоя по горло в воде.

Оказалось, что плот вынесло на мель. Но ребята, вспомнив о том, что настоящий рыцарь должен всегда спасать прекрасную даму (кстати, история не сохранила упоминаний, спасали ли настоящие рыцари дам не совсем прекрасных собой), бросились на помощь Кате вытягивать Машу. Плот и так накренило, а когда все собрались на одном краю накренило ещё больше и, как и следовало ожидать, все посыпались в воду. Только Оля, продолжавшая сохранять спокойствие оставалась сидеть на скамеечке, вытаращив глаза и крепко вцепившись в сиденье.

(Видите, к чему приводит хладнокровие — она единственная осталась сухой. Так что не забывайте сохранять спокойствие и в совсем неспокойных ситуациях, не теряйте голову, и тогда она точно сама никуда не потеряется).

И только Олино хладнокровие не позволило плоту уплыть дальше без пассажиров, она закрепила второй шест одним концом под скамеечкой, так, чтобы другим концом он навис над водой, и ребята, хватаясь за него, подобрались к плоту. Шум, гам, крик, визг. Кое–как все забрались обратно, мальчики взялись за шесты (первый шест не успел уплыть) и потихоньку стали толкаться к берегу. Прошло полчаса, и наши незадачливые путешественники, мокрые, но сохраняющие бодрость духа, смогли, наконец, пристать к незнакомому левому берегу.

Глава 41. В которой Маша выступает исключительно наблюдателем, хотя тоже кое–что приключается.

— Я же говорил, что женщина на корабле к беде, — начал Гоша, как только они выбрались на берег, — вот и получите: мотор заглох, весел нет, все мокрые, одна камера пробита, плыть больше невозможно.

— А может кому–то просто необходимо подзаняться математикой? — язвительно спросила Катя. — А то чьи–то убедительные расчёты превращаются в огорчительные просчёты.

Василий сидел, надувшись, и молчал. А кому понравится такой провал?

— Если баба на борту, быть на дне, а не в порту, — продекламировал Глеб и заржал.

— Ну свои то порты́ ты точно на дне оставил, — насмешливо добавила Катя.

И тут все зашлись диким хохотом, напряжение отпускало. Глеб действительно, пока барахтался, зацепился шортами за ветку, и они с него уплыли.

— И что теперь будем делать? — отдышавшись задала за всех вопрос Катя.

— Идти по берегу обратно, — сказал Гоша, камеры отвяжем, мотор снимем, плот вытащим подальше на берег, может ещё пригодится.

— А дальше? Переправляться как будем?

— У нас есть камеры и верёвка, которой они все перевязаны и привязаны к плоту, причём верёвка очень длинная — придумал Василий, — а камеры большие, свяжем две вместе, оставшуюся верёвку смотаем, потом двое усядутся в камеры, сделаем им из дощечек лопатки, они возьмут веревку, конец которой закрепим здесь на берегу и в узком месте реки переправятся на другой берег, загребая лопатками, течение слабое, не снесёт. Потом они закрепят верёвку на другом берегу и натянут её через реку, и один на камерах переправится обратно, держась за неё, и снова возьмёт кого–нибудь с собой, и так, пока все не окажутся на другом берегу.

— Ну, по крайней мере, одна идея у нас уже есть, — поддержал его Гоша.

Сказано — сделано. Ребята вышли на узкий участок реки, связали две тракторных камеры, и начали выбирать, кто отправится первым. Гоша должен был руководить на берегу, Василий, упустив весло, утратил доверие, оставались Глеб, как самый крепкий из них, и Саша.

— Слушай, Глеб, — с очень серьёзным видом проговорил Саша, — а тебе никак сейчас нельзя в воду.

— Это почему вдруг? — удивился Глеб.

— А ты посмотри на себя,