Молодой Сталин - Саймон Монтефиоре

На следующее утро, в Рождество, Ленин открыл конференцию в Доме рабочих, где размещалась финская красная гвардия – большевистская милиция[87]. Сталин предвкушал встречу со своим героем и предполагал, что Ленин специально опоздает, чтобы сторонники с восторгом ожидали его. Он был поражен тем, что Ленин явился “раньше делегатов” и “по-простецки” беседовал “с самыми обыкновенными делегатами конференции”. А был ли он великаном? “Каково же было мое разочарование, когда я увидел самого обыкновенного человека ниже среднего роста, ничем, буквально ничем не отличающегося от обыкновенных смертных…”

Человек невыразительной наружности, но исключительная личность, Владимир Ильич Ульянов, известный как Ленин, был худ и приземист. Он облысел раньше времени, у него был мощный выпирающий лоб и пронзительные глаза с прищуром. Он был человеком сердечным, заразительно смеялся, но его жизнь была подчинена фанатичной преданности марксистской революции: ей он отдавал свой ум, безжалостный прагматизм и пробивную политическую волю. Вернувшись в Тифлис, Сталин сказал Давришеви, что Ленина выделяло “среди всех этих болтунов” именно сочетание силы ума с абсолютным практицизмом.

И по отцу, и по матери Ленин происходил из дворян и вырос в заботливой помещичьей семье. Его отец был смотрителем училищ в Симбирске, мать – дочерью врача-помещика, дослужившегося до надворного советника. Среди предков Ленина были евреи, шведы и калмыки (от них и был унаследован прищур)[88]. Ленин чувствовал себя настоящим дворянином – в молодости он даже судился с крестьянами за потраву в его поместье. Становится понятна ненависть Ленина к старорежимной России: его излюбленным ругательством было “русские идиоты”. Когда его корили за происхождение, он отвечал: “Я тоже помещичье дитя. <…> Я все еще не забыл приятных сторон жизни в этом имении… Казните меня. Не должен ли я… понять, что недостоин носить звание революционера?” То, что он жил на доходы с имения, его никогда не смущало.

Деревенская помещичья идиллия оборвалась, когда в 1887-м был казнен его брат Александр. Это изменило все. Ленин поступил в Казанский университет, был исключен, но в конце концов сдал экзамены на юридическом факультете; он читал Чернышевского и Нечаева и напитывался русской революционной идеей еще до того, как взял в руки Маркса. После ареста и сибирской ссылки он перебрался в Западную Европу, где написал “Что делать?”.

“Говно”, “ублюдки”, “сволочь”, “проститутки”, “полезные идиоты”, “кретины”, “старые девы” – вот лишь некоторые оскорбления, которыми Ленин награждал своих врагов. Он обожал борьбу, существовал в маниакальном безумии политического бурления, им руководили ярость и желание возвышаться над своими союзниками, а оппозицию раздавить.

Его почти не интересовало искусство или любовные отношения. Суровая пучеглазая Крупская была скорее управляющей, секретаршей, чем женой. Впрочем, он пережил страстный роман с богатой, раскрепощенной и замужней красавицей Инессой Арманд. Придя к власти, Ленин иногда затевал интрижки с секретаршами – об этом известно от Сталина, который рассказывал, что Крупская жаловалась на них в Политбюро. Но смыслом жизни для него была политика.

Ленин не был блестящим оратором. Голос у него был негромкий, он не выговаривал “р”. Но, как писал Горький о своем первом впечатлении от Ленина, “уже через минуту я, как и все, был “поглощен” его речью. Первый раз слышал я, что о сложнейших вопросах политики можно говорить так просто”. Сталин вспоминал: “Меня пленила та непреодолимая сила логики в речах Ленина, которая несколько сухо, но зато основательно овладевает аудиторией, постепенно электризует ее и потом берет ее в плен… без остатка”.

Но Сталин не был влюблен в Ленина до такой степени, чтобы бояться ему возразить. Политиком он был еще незрелым, но уже отличался заносчивостью и дерзостью. Посмотрев на “горного орла”, он теперь хотел, чтобы и его заметили. Ленин предложил ему сделать доклад о ситуации на Кавказе, но, когда речь зашла о выборах в Государственную думу, у них начался спор. Ленин высказывался за участие в выборах, но молодой Сталин поднялся и резко возразил. Зал затих, и тогда Ленин неожиданно уступил, предложив Сталину набросать резолюцию.

“В перерывах учились стрелять”, – вспоминает Крупская о конференции. Стреляли из маузеров, браунингов и винчестеров. У Сталина был пистолет. По некоторым сведениям, после одного спора он выбежал из зала на улицу и в ярости выстрелил в воздух. Горячий грузин на финском морозе. Но конференция уже оказалась несвоевременной: в Москве большевистские дружины начали – и тоже слишком поздно – открытое восстание. Делегаты узнали, что гвардейцы царского Семеновского полка атаковали редут большевиков – Пресню. По улицам Москвы лилась кровь.

Тем временем в Тифлисе начальник штаба военного округа, решительный генерал Федор Грязнов, и генерал-майор Алиханов-Аварский готовились отвоевать Кавказ и уничтожить боевые дружины. “Реакция вступила в свои права”, – писал Троцкий. Конференция была сорвана.

Сталин считал себя важнее всех остальных делегатов[89] – за исключением Ленина. “Среди всех этих болтунов только я уже организовывал людей и водил их в бой”, – хвастался он.

Сосо поспешил в Тифлис и попал в гущу схватки1.

Генералы собрали казаков, окружили рабочие районы, запретили митинги, приказали расстреливать бунтовщиков на месте и запретили носить кавказские башлыки и плащи, под которыми можно спрятать оружие. 18 января 1906 года генерал Грязнов начал атаку. Жордания и Рамишвили приказали партизанам, среди которых были Камо и большевики, защищать рабочие районы Тифлиса.

Когда через четыре дня Сталин добрался до квартиры Сванидзе, на улицах еще шли бои. Анна Аллилуева видела бои из окна: “Выстрелы не смолкают и ночью. <…> Утром в Дидубе врываются войска. Казачьи лошади проносятся мимо окон”. В Тифлисе все громыхало: “…по дороге тяжело прошла конница. За ней прогрохотала артиллерия. <…> Выстрелы не смолкали”. Было убито шестьдесят бунтовщиков, 250 ранено, 280 арестовано. Аллилуева вспоминает, что на склонах гор в кустах лежали трупы. Она увидела “двух арестованных” – у одного было окровавлено лицо – и закричала, узнав “одного из храбрейших товарищей, одного из любимых юных учеников Сталина”:

– Камо![90]

Пока Грязнов громил Тифлис, Алиханов-Аварский свирепствовал в западной Грузии. Боевые дружины попытались заблокировать железнодорожный тоннель, ведущий к Кутаису, но казаков это не остановило: приближаясь к городу, они расстреливали, мародерствовали, поджигали и вешали. Они взяли Кутаис. “Их войско убивало всех, кого вздумывалось, подожгло город, разоряло духаны и магазины”, – вспоминает Цинцадзе. Запад был обращен в “пепел и уголь”. Когда стало ясно, что все потеряно, Сталин отправился на запад, чтобы убедить крестьян сложить оружие и не погибать, но они его не слушали: “Я был бессилен”. Затем Алиханов-Аварский двинул на восток, чтобы покорить не признававшие закона выжженные окраины Баку и пылающие нефтяные месторождения.