Парад Победы - Валентин Варенников

— соотношение по личному составу 1,3:1 в пользу Красной Армии,

— соотношение орудий и минометов 1,7:1 в пользу немецкой армии,

— соотношение танков и САУ 1:1,1 в пользу немецкой армии,

— соотношение боевых самолетов 1,8:1 в пользу Красной Армии.

Таким образом, мы несколько превосходили противника по артиллерии и авиации. Количество же личного [259] состава и танков было приблизительно равное.

Формально такое соотношение сил и средств, конечно, не позволяло нам проводить наступление, да еще с такими для немцев кульбитами: не успели они отдышаться от Никопольско-Криворожской операции (понеся огромные потери, но все-таки частью сил выскользнув из возможного окружения), как вдруг на их головы обрушились удары Березнеговато-Снигиревской операции, которая унесла немецко-фашистских войск еще больше в сравнении с Никопольско-Криворожской. Хотя К. Типпельскирх приравнял поражение под Никополем (где фактически было брошено все тяжелое вооружение, техника и запасы и уцелело лишь незначительное количество личного состава) к катастрофе в районе Корсунь-Шевченковского.

Конечно, чтобы гарантировать успех наступления, формально требовалось иметь трехкратное превосходство над противником. Причем и это преимущество должно быть использовано умно. А у нас общее соотношение сил и средств было почти равным. Мы выигрывали сражения за счет того, что на избранных направлениях и в определенный момент создавалось подавляющее превосходство в силах и средствах, и наносился внезапно мощный удар. Однако создать скрытно такое превосходство и нанести противнику сокрушительный удар там, где он его не ждет, — это уже военное искусство. Вот об этом-то искусстве немецкие генералы и западные историки стараются умалчивать.

Ну, и совсем неуместны их сетования на непогоду, на раскисшие дороги, на тяжелую непроходимую грязь и т. д. Действительно, благодатные украинские черноземы, если они вспаханы, в непогоду пройти нельзя, и эффективный маневр исключен. Но не надо забывать, что этот природно-климатический фактор в равной степени влиял и на советские войска. И даже больше на Красную Армию, чем на войска [260] вермахта, так как нашим надо было наступать, а следовательно, больше двигаться и маневрировать. Они же у нас не летали, а так же, как и немецкие, перемещались по бездорожью, грязи, пахоте, по болотам, по залитым водой балкам и даже, как на подступах к Одессе, по лагунам. Конечно, было бы благороднее, если бы эти военные историки и мемуаристы сказали честно: да, уровень военного искусства советского генералитета, а также уровень подготовки войск, их боевые и морально-психологические качества значительно выше (или просто — выше) в сравнении с немецким командованием и подчиненными им войсками.

Но этого не сказано. Для такого шага нужны сила воли и мужество.

Итак, нанеся поражение гитлеровским войскам на Правобережной Украине, Красная Армия уже была близка к выполнению стратегической задачи, поставленной Верховным Главнокомандующим, — полному изгнанию немецко-фашистских захватчиков с нашей священной земли. Что касается 3-го Украинского фронта, то перед ним на оперативном горизонте вырисовывалась Одесса. Взять ее так, чтобы не разрушить и чтобы не пострадало население, было важнейшей задачей.

Уже давно позади реки Ингулец, Ингул. Уже захвачены плацдармы на западном берегу Южного Буга. Уже созданы на этих плацдармах ударные группировки для развития наступления на Одессу. Но самым главным и самым интересным для истории моментом является то, что Ставка Верховного Главнокомандования впервые за всю историю войны в своей директиве назвала Государственную границу СССР как рубеж, которого надо было достигнуть в ходе наступательной операции. Эго было событие исключительной важности — впервые через три года войны мы выходили на Государственную границу нашей державы… [261]

Освобождение героического города Одессы, конечно, тоже было задачей первостепенной важности. В начале войны город 73 дня героически сражался с немецкими и румынскими захватчиками, а когда последние все-таки овладели этой жемчужиной у моря, жители не встали на колени — они продолжили борьбу: в городе действовало 6 партизанских отрядов и 45 подпольных групп, которые объединились под общим руководством подпольного обкома партии. На протяжении всей войны они не давали оккупантам спокойно пребывать в этих краях. Поддерживая надежную связь со Ставкой ВГК, они действовали по общей стратегии и плану.

Приближался час освобождения всеми любимой Одессы. Операция по освобождению города была детально проработана. Всем частям и соединениям был доведен план действий. С фронта, т. е. с востока на запад, наступали 6-я и 5-я ударная армии 4-го Украинского фронта. 8-я гвардейская армия, взаимодействуя с 46-й армией 3-го Украинского фронта, наносила удар севернее. Захватив частями 35-й гвардейской стрелковой дивизии город Новая Одесса на реке Южный Буг (наша дивизия за этот город получила орден Суворова), армия вначале развила наступление на запад, а затем, не доходя до станции Раздельная, резко повернула на юг и совместно с конно-механизированной группой генерала И. А. Плиева стала наносить удары с запада и юго-запада. Тем самым делался глубокий охват группировки противника, крупные силы наших войск выходили ему в тыл, отрезая пути отхода. Поэтому многие немецкие и румынские части, прослышав, очевидно, что их могут захлопнуть в Одессе, в панике бросали город и мчались к Днестру, переправляясь на западный берег на любых средствах.

Конечно, не обошлось и без курьезов. Так, командир соседнего 101-го гвардейского стрелкового полка подполковник П. И. Смирнов ночью послал свою разведку [262] в район села Татарка (в полосе наступления нашей дивизии) с целью оседлать дорогу и не дать возможности противнику безнаказанно уводить свои войска на запад. Нам об этом было известно в принципе. Дивизия, выйдя на выгодный рубеж, готовилась к решительному броску. Перед нами на некоторых участках стояли небольшие группы противника, которые слегка огрызались, но могли быть немедленно раздавлены при первой же команде. Однако дивизия пока не двигалась — подтягивала тылы, пополняла боевые подразделения (особенно первого эшелона) всем необходимым.

Чтобы не попасть впросак, командир полка Воинков принял решение построить глубоко эшелонированный боевой порядок. Перед полком поставили задачу — прочно удерживать занимаемый рубеж и быть в полной готовности перейти в наступление. Систему огня построили так, чтобы она могла обеспечить отражение удара противника и переход наших войск в наступление. Но мы, естественно, как и все, ждали команду — вперед.

По центру участка полка из района Татарки проходила к нам, на север, дорога. Естественно, справа и слева от нее были наши боевые порядки, а орудия поставлены на прямую наводку.

7 апреля все было готово к продолжению наступления, тем более что уже успешно форсировали Хаджибейский лиман. Командир полка дважды при мне доложил по радио комдиву, что полк к действиям готов, но оба раза Кулагин отвечал: «Хорошо! Ждите сигнала!» Как выяснилось позже, авиация, действовавшая в полосе 3-го Украинского фронта, полностью была брошена на поддержку конно-механизированной группы генерала И. А. Плиева. А она выходила далеко западнее Одессы и должна была нанести удар по городу с запада, взаимодействуя с нашей 8-й гвардейской [263] армией, которая наступала на Одессу с северо-запада и севера. Очевидно, командование фронта, желая все-таки что-то прихлопнуть в Одессе, не хотело наступлением с востока и севера лишь выдавить немцев и румын из города.

Пока эти крупные оперативные задачи решались верхами, низы продолжали жить своей жизнью. В один из дней приблизительно в 10 часов утра по переднему краю волной прокатился раз, потом еще и еще раз-крик: «Немцы, танки!» И это ударило в каждого, как молния. Наш полковой командно-наблюдательный пункт находился сразу за второй траншеей 1-го стрелкового батальона. Командовал батальоном вместо старшего лейтенанта Иванова, который был ранен, старший лейтенант Лынев. Он скомандовал: «К бою, приготовиться к отражению атаки».

Ничего не видя с нашего наблюдательного пункта, я сказал командиру полка, что выдвинусь на передний край (это 200–250 метров), он повыше, и «загляну» к противнику. Тем более что здесь стояли орудия на прямой наводке. Получив от командира полка «добро», я помчался к 76-мм орудию, которое стояло прямо на переднем крае у дороги, замаскированное кустарником. А командир полка по телефону выяснял у Лынева, что происходит.

Добежав до орудия, я прыгнул в окоп и спрашиваю у расчета:

— Где танки?

Командир орудия отвечает:

— Вроде шли танки, но я не видел.

Я напираю:

— Так кто начал кричать: «Танки»?