Тропа колдунов - Руслан Мельников

Барон стоял неподвижно, тупо глядя, как вода плещется у ног. Из раны в шее не текла кровь — ни капли, ни полкапли. Зато через эту маленькую дырку самого Зигфрида наполняло то, что не имело к нему никакого отношения.

Отныне он был покорен другому. Более чем когда-либо, более чем кому-либо. Покорен во всем.

«Вернись!» — пробилась сквозь острую боль чужая команда.

И Зигфрид вернулся.

«Отдай!»

И он послушно вложил магический кристалл в чужую руку. Не испытывая при этом ни сожаления, ни ярости, ни каких-либо иных чувств.

«Вот так-то лучше!»

«Так лучше», — послушно повторил он чужую мысль.

Своих у него уже не оставалось. Ни одной.

Зигфрид принадлежал хозяину метательной стрелки целиком, со всеми мыслями и всеми будущими поступками. Ибо ни то ни другое не принадлежало барону. Прежнего барона Зигфрида фон Гебердорфа больше не существовало. Барон Зигфрид фон Гебердорф перестал быть самим собой.

«Чудесно! Теперь посмотрим, кто ты и на что можешь сгодиться».

Зигфрид не возражал. Не мог. Он был готов к любой службе.

Зазубренное острие намертво засело в крепкой жилистой шее. Слабый ветерок покачивал легкую шелковую ленту, свисавшую меж лопаток, словно поводок от ошейника.

Имам Времени, Хасан-ибн-Шаабахт поднялся с подушек и обошел дымящуюся жаровню. Густые молочно-белые клубы послушно расступались перед имамом, после чего вновь смыкались за его спиной. Ни одна дымная струйка не смела коснуться старца Горы. Зато плотное и невесомое белесое одеяло полностью укрывало женское тело, распростертое на мягких коврах.

Хасан приблизился к Арине Никейской почти вплотную. Дымная пелена приоткрылась, не выпуская, однако, одурманенную пленницу из своих объятий. Царевна была красива. Вот только красоту эту сильно портила сейчас гримаска глупого щенячьего восторга. Впрочем, любой человек, оказавшийся в уютном мирке гашишных грез, становится глуп до безобразия. Глуп и совершенно беспомощен. Что-что, а это имам знал хорошо.

На ухоженном лице Арины застыла беспричинная радость человека, повредившегося рассудком. Закрытые глаза, казалось, жмурились от переполнявшего царевну счастья. По губам ее блуждала блаженная улыбка. Из уголка рта стекала слюна.

Хасан усмехнулся. Ему удалось обрести власть над телом ведьмы. Со временем он подчинит и ее разум. Надо только подождать немного — и Арина сама откроет то, что ему нужно. Люди быстро привыкают к дурманному раю и готовы на все, лишь бы иметь возможность снова и снова туда возвращаться. А чародеи и чародейки — они ведь тоже люди. Знающие и умеющие больше других, но всего лишь люди.

Да, надо только подождать.

А пока тянутся минуты…

Взгляд имама скользнул по подсохшим кровавым пятнам на ковре, по оторванным Тропой копытам, по конскому черепу, валявшемуся возле пленницы. Хасан неодобрительно покачал головой. Он не терпел грязи в этой комнате. Но когда здесь вершится колдовство, прибираться некому. Так что придется как-нибудь обойтись своими силами.

Имам потянулся к окровавленным останкам. Сначала следовало вышвырнуть их за дверь. Потом — вытянуть из-под царевны заляпанный кровью ковер, свернуть его и убрать. Положить другой…

Сухая старческая ладонь тронула конскую морду. И в тот же миг Хасан отдернул руку.

Только теперь, прикоснувшись к безобидному на первый взгляд куску мертвой плоти, Хасан почувствовал слабый, тоже умирающий, но вполне еще ощутимый след чужой магии.

Над конем, прыгнувшим на Тропу вслед за Ариной, была сотворена волшба. Судя по всему, боевая. Скорее всего, защитная. Впрочем, какая именно — не важно. Важен сам факт: конь нес в себе чужую магию. И эти копыта несли. И эта морда. И эта кровь, впитавшаяся в ворс ковра.

Неприятное открытие. Очень неприятное.

Хасан процедил сквозь зубы длинное и страшное ругательство. Никейскую ведьму он сумел провести вокруг пальца, но сам при этом проявил непозволительную глупость. Он наивно полагал, что все чуждые магические токи идут от пленницы. Оказалось, нет. Не только от нее, оказалось.

Руки имама стремительно вычертили в воздухе колдовской знак. Шевельнулись губы. Колыхнулись клубы белесого дыма. Он сделал то, что следовало бы сделать с самого начала.

Сильное очищающее заклинание смыло остатки чужой магии с конской плоти и крови, как бурный горный поток смывает с сапога грязь. Но вот успел ли он? Не опоздал ли? В этом у Хасана уверенности не было.

Скверно, ох, до чего же скверно! Копыта и кусок конского черепа, помеченные чужой магией, могли указать путь в его с крепость тому, кто наложил на лошадь свои чары. И это могло случиться гораздо быстрее, чем докатилась бы до посвященных волна силы, открывшей Тропу.

Сумел ли он вовремя оборвать опасную нить? Хасан размышлял недолго. Имам решил не рисковать. Точнее, он выбрал наименьший риск.

Хасан быстро вернулся к жаровне. Воздел руки над кристаллом с Костью. Произнес слово. Раньше он не прибегал к такому средству. Но раньше в этом и не возникало острой нужды. Теперь же…

Блеснул и пробудился древний артефакт. Ленивые дымные струйки ожили, заметались встревоженными вихрями, а после распластались по полу, вдавленные в мягкие ковры.

Сокрытая Мощь Кости высвободилась. Высвободилась по-настоящему, как никогда не высвобождалась прежде. Выплеснулась и растеклась по курительной комнате под тихое бормотание имама. Проникла под ковры, под пол, еще ниже и еще дальше, пропитывая башню и всю крепость до самого основания, пронизывая каменные строения незримыми колдовскими нитями, выходя далеко за пределы стен…

Беспамятная пленница, с которой на несколько мгновений схлынула белесая пелена, заворочалась и застонала. Но очнуться Арина не успела. Хасан завершил новую волшбу прежде, чем никейская царевна пришла в себя.

Успокоившиеся дымные покровы вновь обволокли гречанку. На уста пленницы вернулась безмятежная улыбка.

Хасан вздохнул. Так будет надежнее. Разбуженная сила Кости укроет крепость от чужой магии. Правда, при этом она откроется сама. Еще вернее, еще явственнее. Магический щит, поставленный над крепостью, любой посвященный почует скорее, чем проложенную Тропу. Но все же не сразу почует. А оставаться сейчас без щита имам не желал. Чужая магия, крывшаяся в лошадиной морде и копытах, не давала ему покоя. Чужая магия тревожила.

Хасан подошел к двери. Легким мановением руки снял незримые запоры. Вышел из густой белесой пелены к стражникам, дежурившим снаружи.

— Поднимайте людей! — приказал он даи — начальнику стражи. — Всех — к оружию и на стены. Перекрыть подступы к крепости, завалить тропы. Отправить вниз жертвующих. Хотя нет, жертвующих сначала — ко мне.