Синий город на Садовой - Владислав Крапивин

Синий город

Те четыре дня, которые Нилка провел в больнице, были безоблачными, синими, в желтой россыпи тихого листопада. Видимо, как лекарство против памяти о той страшной субботе… Нилка два раза звонил по больничному телефону, говорил, что "ничего со мной с'страшного" и что "c'скоpo отпустят". Мать ходила к нему каждый день. А ребят, конечно, не пустили. Ну и ладно. Главное, что нашелся и жив…

Где-то неторопливо, не задевая ребят, разворачивался разбор этого "досадного случая" в интернате. Говорят, семерых виновников – Ииных любимчиков-дуботолков – допрашивала милиция. Потому что папа Штурман поднял шум, не отвертишься. Дуботолки в ответ на все вопросы говорили: "А чё…", "Это не я…" – и объясняли, что били не сильно. Зачем били? "А чё… так просто…"

Было, конечно, все не так просто. Хотелось этим Ииным "гвардейцам" показать ей свою преданность, а услуга получилась медвежья. Ию, разумеется, таскали для объяснений ко всякому начальству. Она рыдала, что ведать не ведала о злых намерениях своих питомцев. И конечно, она, дура, и правда ничего не знала…

Директорша интерната, говорят, получила выговор. Но она была в городе на хорошем счету, и потому все выговором и кончилось… Да и кого мог занимать всерьез "мелкий случай", когда "несколько мальчиков побили двоих других"! На фоне многочисленных квартирных краж, убийств, угона машин, грабежей и прочих событий, от которых раскалялись и хрипели милицейские телефоны. А пацаны что? Живы и ладно… Впрочем, по слухам, тому милицейскому дежурному, который так по-дурацки реагировал на звонок Олиной мамы, все-таки попало…

В молодежной газете "Смена" появилась заметка о нападении на ребятишек – участников острой ТВ-передачи. Что, мол, страдают не только взрослые операторы в горячих точках планеты, но и маленькие корреспонденты.

Однако все это было много позже. А пока Федя, Борис и Оля отдыхали душой.

Даже мысль о неизбежном (и, наверно, близком) Нилкином отъезде не была теперь такой тоскливой. Грустно, конечно, да ладно уж. В конце концов, не на другую планету, а всего-навсего на другой материк. И может, депутаты в Москве проголосуют наконец за тот закон, про который столько разговоров – о свободном выезде-въезде. Тогда, глядишь, можно будет отправиться в любую страну, как в соседнюю область (если, конечно, подзаработать валюты). И может быть, удастся побывать в гостях у Нилки или он сам приедет навестить друзей в Устальске…

Задумчиво-светлое настроение у Феди не разрушила даже двойка по физике, которую Дим-Толь с удовольствием вкатал в журнал.

– Если Кроев усматривает в этом несправедливость и месть за недавний инцидент, он может, естественно, обратиться в школьный совет. Но едва ли Кроеву удастся доказать, что есть причины, позволяющие ему не знать основные формулы теплообмена… Даже если у него найдутся надежные свидетели…

Федя проявил к данной реплике полнейшее безразличие. Не объяснять же этому дембилю, что в субботу и воскресенье восьмикласснику Кроеву было не до задач о нагревании и остывании жидкостей и тел… Впереди еще четыре школьных года, и двойку по физике Федя исправить успеет…

Третий раз Нилка позвонил Феде в четверг, в пятом часу.

– Я уже дома! Приходите ко мне!

– Нил! Твоя мама выставит нас с треском! Ты же еще больной!

– Я здоровый! А мамы дома нет! А я гулять хочу, я соскучился по с'свободе! А с меня взяли с'слово, что из дома я один не выйду!

– А откуда ты звонишь-то?

– От с'соседей. Но это же я не из дома ушел, а только из квартиры…

– Ладно, жди!

Федя позвонил Оле. Борька, естественно, торчал уже там.

– Идите к Нилке! Я сейчас прибегу!

Они все ожидали увидеть Нилку повзрослевшим, похудевшим, со следами той ночи в глазах. Но он был совершенно прежний! Веселый! Заскакал от радости.

– Пошли на улицу! Такая погода!.. Я только записку оставлю, что я с'с вами…

Погода и правда была чудесная. Солнце осторожно трогало крыши и заборы. Пахло палым тополиным листом и почему-то свежевыстиранным бельем. И над головой – ни облачка.

– Тепло какое, – порадовалась Оля. – А ведь скоро Покров. Говорят, в этот день первый снег выпадает.

– Это когда как… – заметил Федя.

– В праздник Покрова будет служба в церкви, – вспомнил Борис. – Отец Евгений тревожится: успеют ли поднять колокола?

Нилка перестал улыбаться, задумался на ходу. Вздохнул почему-то:

– Он ко мне в больницу звонил. Отец Евгений…

– Мы знаем, – кивнул Борис.

– Постой-ка… – вдруг сказал Федя. Полез в карман куртки, достал бумажную ленточку. – Возьми, Нилка. Твой…

Нилка узнал билет. И… он ведь помнил, где его потерял. Опустил голову, щеки слегка порозовели.

– Вы с'сами нашли? Или… отец Евгений?

– Сами, – сказал Борис. – Вместе с ним…

– Значит… он вам все рассказал, да?

Борис шагнул ближе, на ходу обнял Нилку за плечи.

– Ну, что ты, Нилище… Ну и рассказал. Такой момент был, до секретов ли? Да и зачем скрывать? Мы же… ножки одного табурета.

Нилка помолчал, шагая с опущенной головой. Потом шмыгнул носом и проговорил с виноватой ноткой:

– Я бы и сам потом, наверно, рассказал… Потому что оно ведь все-таки исполнилось. То, о чем я прос'сил… там…

Федя даже вздрогнул:

– Что исполнилось?

– Ну, чтобы они помирились. Чтобы мама раздумала…

Все помолчали, грустно жалея Нилку за его наивность. И Оля все-таки не выдержала:

– Нилушка… Да теперь-то тебя уж точно увезут! Подальше от таких несчастий…

Он поднял голову. Посмотрел на каждого по очереди. Синими своими, чисто Нилкиными глазами.

– Вот теперь-то с'совершенно точно, что не увезут.

– Почему?! – Это они хором.

– Мама дала с'страшную клятву: если я найдусь, никуда меня не тащить нас'сильно.

Все помолчали опять, переваривая такое неправдоподобие. Федя сказал недоверчиво:

– Ox уж эти женские клятвы… Не обижайся, Нил…

– Я не обижаюсь! Но вы же с'совсем не знаете мою маму!

"А ведь правда…" – подумал Федя. Нилка объяснил с режущей откровенностью:

– У вас же только внешнее впечатление. А оно какое? Громкий голос да кос'сметика…

– Ну, что ты, Нилка… – бормотнул Оля.

– Это же только с'снаружи. А в характере у нее главное свойство: заряжаться идеей.

– Как это? – сказал себе под нос Федя.

Всем было неловко. За себя.

– Ну, так… C'спервa была идея перебраться в Ленинград. Давно еще. Потом – уехать c'совсем… из страны. Чтобы всех нас сделать с'счастливыми… А теперь мама говорит: "От с'судьбы не сбежишь". И еще: "Всех с собой не заберешь".

– Кого всех-то? – настороженно спросил Борис. Видно, он все еще не верил.

– Ну… – вдруг смутился Нилка. Зеленым своим полусапожком начал загребать листья. – Например… того с'самого Павлика. Южакова… Что же теперь, в интернат его обратно, да?

Тут опять все глянули на Нилку с удивлением и недоверием. А тот сказал, пиная разлапистый кленовый лист:

– Он ведь меня c'спас… Ну, то есть вы все меня спасали, но он… первый…

Никто не думал отрицать главную роль Павлика Южакова в Нилкином спасении. Молчали по другой причине: как-то все это очень уж невероятно. Только в старых сказках бывают такие концы.

– Усыновить хотите, что ли? – решился на вопрос Федя.

– Ус'сыновить сразу – это, наверно, трудно… Он ведь не полный сирота, где-то мать есть. Только он ее не помнит… Но бывают ведь разные формы, мама говорила. Опекунство, например… Главное, чтобы жил с'с нами… Мама говорит: не возвращаться же ему в этот кошмар… Всех оттуда, конечно, не с'спасешь, но одного-то можно…

– А папа? – осторожно опросила Оля. – Он что говорит?

– Папа… он, по-моему, с'счастлив. Ведь на Павлика-то нет документов в ОВИРе, значит, отъезд тем более отпадает…

Федя и Борис переглянулись. По-прежнему не верилось в такой фантастический вариант. Оля вздохнула.

– Я знаю, о чем вы думаете, – серьезно сказал Нилка. – Что это с'скоропалительное решение. – Что нельзя так сразу брать чужого мальчика в с'семью, почти незнакомого. Да еще интернатского. Они там такие-с'сякие…

– Ничего мы такого не думаем, – поспешно отозвалась Оля, у которой, видимо, как раз такие мысли и появились.

– Мамины знакомые ей так же с'советовали: не делай глупостей…

– Мы ведь не мамины знакомые, – сказал Борис. – А твои друзья.

– Ну, все равно… Для вас это, конечно, как снег на голову. А для нас эти четыре дня… Мы же с Павликом там в больнице все время вместе… И мама с нами… А знакомым она сказала: "Я знаю, что детдомовские дети не c'caxap, но мне не привыкать…" – Он опять быстро глянул на друзей. – Вы ведь маму не знаете. Она с'сама в детдоме росла…