Миры Пола Андерсона. Том 17 - Пол Андерсон

— Ты в самом деле надеешься возглавить второе, успешное восстание?

— Не знаю как насчет «возглавить», — ответил Айвар, краснея. — Я надеюсь помочь.

— Ради чего?

— Ради свободы.

— Что такое свобода? Поступать так, как ты, лично ты, хочешь? Но тогда как ты можешь быть уверен, что кусочек Империи не потребует от тебя большего, чем требует Империя? Мне кажется, именно так и произойдет.

— Ну… э-э… я готов служить, но только своему собственному народу.

— Но хочет ли твой народ — как объединение отдельных личностей, — чтобы ему служили так, как это представляешь себе ты? Ты не видишь ограничения своей свободы любыми требованиями, которые предъявит к тебе политически независимый сектор альфы Креста, как не увидел бы ограничения ее законами против убийств и грабежей. Эти требования совпадают с твоими желаниями. Но другие могут думать иначе. Так что же такое свобода, как не клетка — просто достаточно большая клетка, чтобы тебе не захотелось долететь до решетки?

Айвар нахмурился, глядя в золотые глаза:

— Ты говоришь странные вещи — особенно для ифрийца, и уж тем более авалонца. Твоя планета ведь воспротивилась включению в Империю.

— Это означало бы фундаментальные перемены в нашем образе жизни: например, разрешение на неограниченную иммиграцию, в результате чего нас стали бы вытеснять и мы лишились бы большинства при голосовании. Ну а вы… Разве были бы кардинальные различия между Республикой альфа Креста, провинцией Владения и сектором Империи? Ты видишь лишь один поверхностный аспект реальности, Айвар Фредериксен. Неужели ты на самом деле предпочитаешь блуждать между идеологиями, а не путешествовать от звезды к звезде?

— Ах, боюсь, ты не понимаешь. У твоей расы отсутствует наша концепция правления.

— Она для нас неважна. Мои сограждане-люди пришли к таким же взглядам. Меня удивляет ваш настойчивый интерес, вплоть до утверждения «победа или смерть», к организационным вопросам политической структуры. Почему бы вам вместо этого не сосредоточиться на такой перестройке собственного сознания, что политические дрязги Империи просто перестанут вас волновать?

— Ну, если наша мотивация — единственное, что тебя смущает, то не мог бы ты передать на Ифри… — Айвар набрал побольше воздуха и приступил к описанию своего плана сотрудничества с Владением.

За разговорами время летело быстрее; но однажды к ним явился не обшарпанный слуга-орканец, приносивший еду, а человек в военной форме, объявивший:

— Главнокомандующий!

Айвар вскочил на ноги. Гребень на голове Эранната застыл в неподвижности. Наконец-то они дождались.

В зал вошел почетный караул, выстроился в две шеренги и застыл по стойке «смирно». Это были типичные орканцы: высокие и поджарые, темнокожие, с черными вьющимися волосами и такими же подстриженными бородками, с лицами овальными и довольно плоскими, раздувающимися ноздрями и толстогубыми ртами. Они вели себя и были одеты как профессиональные солдаты: стальные шлемы, закрывающие шею, снабженные поднятыми сейчас витриловыми забралами; синие гимнастерки со знаками различия и с эмблемой — знаком бесконечности — на груди; серые брюки, заправленные в мягкие сапоги. Помимо ножей и дубинок на поясе они были вооружены, в противоречие имперскому указу, бластерами и винтовками, которые им удалось, по-видимому, скрыть от конфискации.

Иаков Харолссон, главнокомандующий Компаньонов Арены, вошел следом. Он был одет так же, как и его солдаты, но помимо обычной формы носил еще и пурпурный плащ. Хотя его бородка была седой, а лицо — морщинистым, его худое тело сохраняло осанку воина. Айвар отдал ему честь.

Иаков ответил ему тем же и произнес на местном гнусавом диалекте англика:

— Приветствую тебя, Наследник Илиона.

— Терране… отбыли… сэр? — выдавил из себя Айвар. Его сердце колотилось, в глазах потемнело, прохладный воздух подземелья казался непереносимо душным.

— Да. Тебе можно будет выйти на поверхность. — Иаков нахмурился. — Загримированным, конечно, и переодетым. Волосы нужно будет покрасить. Мы объясним тебе, как себя вести. Нельзя надеяться, что у врага здесь нет шпионов или скорее скрытых приборов для наблюдения. По всему городу, возможно даже, в самой Арене. — Привычка к дисциплине и немногословию не помешала генералу произнести с жаром: — Но ты обязательно начнешь действовать — ради подготовки к священному освобождению.

Эраннат зашевелился в своем углу.

— Я едва ли смогу сойти за орканца, — сказал он сухо. Иаков озабоченно посмотрел на него.

— Нет. Но мы, посовещавшись, решили, что мы можем сделать.

Смутное опасение заставило Айвара воскликнуть:

— Не забудьте, сэр, он дает нам возможность контакта со Сферой Ифри, которая может стать нашим союзником.

— Действительно, — бесстрастно произнес Иаков. — Мы могли бы просто прятать тебя здесь, сэр Эраннат, но, судя по тому что мне известно о твоей расе, это оказалось бы тебе невыносимо. Так что мы подготовили для тебя убежище в другом месте. Потерпи еще несколько часов. Когда стемнеет, мы тебя отправим.

«Куда-нибудь на вершину горы, в глушь, — предположил Айвар, успокоившись. — Там он сможет летать в небе, охотиться, размышлять, пока мы не будем готовы объединиться с ним, а потом отправить его домой».

В радостном порыве он стиснул правую руку ифрийца. Мощные когти осторожно сомкнулись вокруг его пальцев.

— Спасибо тебе за все, Эраннат, — сказал Айвар. — Я буду скучать по тебе… пока мы снова не встретимся.

— Будет так, как захочет Бог, — ответил его друг.

Арена получила свое название от внутреннего устройства. Из окна просторного кабинета главнокомандующего Айвару были видны ряды, образующие строгие, но странно притягивающие взгляд огромные эллипсы, опоясывающие центральную площадку. Эти ряды были широкими, скорее террасами, а не сиденьями, а стены между ними прорезались арочными проходами, ведущими во внутренние залы и коридоры. Тем не менее общее впечатление античного театра было несомненным.

Там, внизу, подразделение Компаньонов было занято учениями; хотя орден в последние несколько столетий редко воевал, он сохранял свой воинский характер. Компаньоны выполняли и полицейские функции, помимо квазижреческих. Расстояние и размеры Арены заставляли людей казаться крошечными насекомыми. Их крики и топот не долетали досюда, как и городской шум, поглощенные жарким безветрием; только Линн ревел, вгрызаясь в скалы. Однако само здание казалось живым, его переливчатые радужные стены и плавные контуры были исполнены энергии.