Рубин Рафаэля - Диана Хэгер

Открывшаяся неприглядная правда задела его тем, что расстроила племянницу.

Она плакала, а кардинал смотрел на картину «Молитва святого Иеронима», которую подарил Марии, дабы украсить покои, отведенные ей на вилле его преосвященства на облюбованной знатью Виа деи Леутари. Кардинал сложил руки на груди.

– Если ты уже выплакалась, дорогая, осуши свои слезы и решай, что мы будем делать.

Биббиена приехал на фамильную виллу, где в довольстве и блеске жила Мария, из Ватикана в сопровождении папских стражников верхом на своем гнедом жеребце, покрытом богатой попоной под изукрашенными дорогими каменьями седлом. Колючий зимний ветер норовил забраться под накидку и рясу, когда он переправлялся через Тибр.

Он нашел племянницу в большой зале, где в гнездах бесчисленных ниш прятались бесценные древние вазы, а стены покрывали росписи на религиозные сюжеты. Это была ее приемная, преддверие спальни. Мария сидела перед огромным камином, в котором ревел огонь на подушечке из темно-голубого шелка. Она показалась ему безжизненной и обмякшей, как брошенная капризным дитятей тряпичная кукла, и кардинал почувствовал что ему изменяет терпение. Эти горькие слезы уже выводили его из себя. Более того, они терзали его сердце.

– А что еще нам остается, кроме как признать свое поражение?

– Признать поражение? – вскричал он, и его пронзительный голос заметался в гулких пустотах ниш. – Перед дочерью булочника? Пресвятой Боже, дитя мое! Такие слова недостойны женщины из рода Биббиена! Даже не думай сдаваться!

– А что мне еще делать? Думать о будущем, в котором не будет Рафаэля?

Он опустился рядом с ней на колени, взял ее за руки и слегка встряхнул. Его преосвященство ненавидел себя за эту несчастную привязанность, которая делала его слабым, размягчала сердце. Кардинал не желал быть уязвимым.

Заговорив снова, он постарался сдержать свой гнев и не кричать.

– Ты должна настоять на выполнении данного тебе слова. Речь идет о твоей чести, Мария, о добром имени твоей семьи. Если столь известная персона, как Рафаэль, расторгнет помолвку, мы не сможем подыскать тебе другую достойную партию!

По ее бесцветным щекам покатились слезы беспомощности.

– Разве ты не можешь пойти к Его Святейшеству и попросить за меня?

– Даже Папа не властен женить на тебе мужчину, если тот сам не захочет вступить в брак Кроме того, он уже говорили о тебе прошлой осенью, и Его Святейшество заметил, что Рафаэль весьма противился скорой свадьбе.

– Тогда все пропало! – Она снова отдалась горю, тоненько всхлипывая. – Но я так его люблю!

– А это, девочка моя, твоя ошибка, – холодно изрек кардинал и выпрямился. – Браки среди людей нашего положения не имеют ничего общего с любовью. Если тебе удастся изменить его намерения, переждав это новое увлечение, ты узнаешь, что твой Рафаэль обладает натурой художника. Иначе говоря, он непредсказуем, самовлюблен и подвержен всем порочным страстям без исключения.

– Дядюшка! – выдохнула Мария, прикрыв рот руками.

– Пора тебе повзрослеть, дорогая. Эти качества позволяют ему творить красоту, и они же потребуют от его жены большого терпения и понимания многих вещей.

– Таких, как любовные связи?

– Множество связей в обозримом будущем.

Ее влажные от слез совиные глаза распахнулись еще шире.

– Ты думаешь, что я никогда не понравлюсь ему настолько, чтобы он перестал смотреть на других женщин? Даже после того, как мы повенчаемся?

Он с раздражением ударил кулаком по обтянутому кожей подлокотнику огромного кресла.

– Мария, очнись, прошу тебя! Он все еще может жениться на тебе, если произойдет чудо и мы будем очень терпеливы, мудры и осторожны. И ежели Господь смилостивится над вашим союзом, ты, возможно, даже понесешь! Но Рафаэль Санти никогда не будет тебе верен! Он просто не способен хранить верность и всегда следует только своим желаниям! Если ты не расстанешься с детскими мечтаниями о том, что может быть иначе, поверь, я прогоню его подальше и поскорее!

Кардинал заметался по комнате, роняя слова:

– Так что тебе решать. Желаешь ты обрести идеального супруга или жемчужину Рима, прославленного художника, за которым нужен будет глаз да глаз, если одержишь победу?

Она вытерла нос платком, отделанным кружевами и долго сморкалась, пока нос не покраснел.

– Я все равно хочу выйти за него замуж, дядя.

– Такого как есть?

– Да. Такого как есть.

– Хорошо. Тогда давай сделаем все, что для этого потребуется. Я имею в виду: абсолютно все, – спокойно подвел он итог.

Они шли по узеньким людным улочкам Трастевере. Рафаэля никто не узнавал, потому что его оливково-зеленый бархатный берет был надвинут почти на самые брови и, пока они не достигли мощеной булыжником площади возле церкви Санта-Доротеа, он старался не поднимать головы.

– Пойдем, – сказала Маргарита, жестом предлагая ему войти внутрь.

– Мы? В церковь? – засмеялся он. – После того, что вытворяли утром?

– Я хочу тебя кое с кем познакомить, – пояснила она, поднимаясь по широким каменным ступеням к резным, потемневшим от времени дверям с медными ручками.

Маргарита с умиленным сердцем вошла в святилище. В этом теплом, залитом мерцанием свечей прибежище мира и покоя она молилась, исповедовалась и горевала по умершей матери. Здесь она снова обретала надежду, даже если бывала тут мимоходом. И теперь, когда ее жизнь стремительно менялась, ей особенно приятным показалось вернуться сюда.

Маргарита направилась между двумя рядами деревянных сидений к нефу, где священник в черной рясе, широкоскулый, с тяжелой челюстью, вынимал огарки из латунных подсвечников возле алтаря. Маргарита смотрела на него и думала, что время не властно над падре Джакомо, воплощением спокойной доброты. Он был невелик ростом, лысоват, на висках уже вовсю серебрилась седина. Маргарита почувствовала, как ее улыбка стала шире под взглядом таких знакомых серо-голубых глаз.

– Пресвятая Богородица! Как я рад тебя видеть, дитя мое, – сказал святой отец, и они обнялись. Потом он отстранился и вытянул вперед руку, как сделал бы гордый дядя, любующийся племянницей. Перемены, происшедшие с Маргаритой с ее последнего прихода в церковь, не остались для него незамеченными. Одна сияющая улыбка на ее лице говорила сама за себя.

– Мне очень не хватает ваших проповедей, – промолвила Маргарита. – И ваших добрых советов, падре.

– Похоже, у тебя и без них прекрасно идут дела, – ответил он, глядя с усмешкой на прославленного художника, одетого в светло-зеленый бархатный плащ с меховой оторочкой и такого же цвета берет. Руки мастера, отмытые от краски, были украшены кольцами. Священник явно ждал, когда их представят друг другу.