Мы вернемся осенью (Повести) - Валерий Вениаминович Кузнецов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старик тряхнул головой. Потом! Это все потом. Сейчас — дело. Казанкина — убрать. Тихо и жестко. Тихо — для «зелененьких», жестко для своих. Второе — побег. С собой взять надежного, туповатого парня. Плясать надо от стройки. Сейчас большое движение заключенных: утром — на стройку, вечером — обратно. Конец квартала, план горит — все, как у людей. В жилой зоне ничего не предпримешь.
Старик думал весь день. Прикидывал и так, и эдак. Чего-то не хватало. Какого-то звена.
Вечером его вызвали в оперчасть.
Молодой рослый лейтенант в общевойсковой форме, выслушав обычный доклад («заключенный такой-то явился»), предложил сесть. Закинув руки за спину, прошелся по кабинету.
Сократ, равнодушно глядя в пол, перебирал впечатления:
«Не видел раньше. Новенький. Чистюля — духами пахнет. Паузу держит. Будет знакомиться. Травить баланду».
— Почему вас зовут Сократом?
— Новенький! — удовлетворенно повторил про себя старик и безразлично пожал плечами: — Не знаю, гражданин лейтенант. Кличка... Ее не выбирают. (Ну-ну, давай поиграемся!)
— Странно, — рассуждал лейтенант, продолжая вышагивать. — Сколько я слышал, Сократ — древнегреческий философ, приговоренный к смерти за разврат молодежи. Вы не знали об этом?
— Нет. (Развращение, орясина!) Откуда мне знать?
— Тем более странно, что вам дали эту кличку. Мне кажется, вы ни обликом, ни обстоятельствами вашей жизни, ни даже... м-м... составом преступления, вмененного вам, и близко к Сократу не подходите. А?
— Может быть. (Веселись, веселись. Главное — чтобы на здоровье.)
— Слушайте, а греков у вас в роду не было?
— Греков? Упаси бог! Чистокровный русак. (Ну, это уж вовсе!)
— Родители кто были?
— Как...
— Ну, кто вы — дворянин? Или может из... приказчиков?
— Н-нет... из дворян. (Внимание!)
— Где учился?
— В гимназии...
— Дальше! Еще!
— Все. (Что же я вру! В анкете ведь указа...)
— А университет?
— Ох, простите... Забыл...
Лейтенант стоял перед ним, опершись одной рукой о стол, другой — через плечо старика — о спинку стула, смотрел ему прямо в глаза. Сократ испытывал сначала неприятное ощущение от этого уверенного, насмешливого взгляда, сопровождавшего каскад вопросов, — а затем откровенный страх. И эти молодые, насмешливые глаза все отфиксировали!
— Ай-яй-яй, Роман Григорьевич! Дворянин, студент юридического факультета, офицер, — и понятия о Сократе не имеете? Что же вы горбатого мне лепите, да еще так бездарно?
— В-виноват... гражданин лейтенант. Старость... запамятовал. Водички... не позволите?
Лейтенант снял руку и молча указал на графин.
Сократ маленькими глотками тянул сквозь зубы теплую противную воду. (Никаких уверток, болван! Он же дело твое изучил. Приказчика упомянул случайно — откуда ему знать эту кличку? Чего ты трясешься? Ведь он все это чешет из твоего дела. Какой тут криминал? И не спеши, бога ради!)
Сократ сел на место. Лейтенант снова заходил по комнате.
— Стало быть, Сократа все-таки знаете?
— Знаю, — устало кивнул старик.
— Чего ж... испугались?
— Гражданин лейтенант, мы с вами не на юридическом факультете. Здесь чем меньше знаешь, тем лучше. И... простите за откровенность: вы сейчас пойдете домой и будете по дороге вспоминать, как выжимали из меня пот, а я в это время буду держать ответ перед соседями по нарам, зачем меня вызывали к «куму», что спрашивали и что я отвечал...
— Не прибедняйтесь, — лейтенант поднял руку. — Вы заключенный авторитетный. Кто потребует от вас отчета?
— Ну... — Сократ скорбно развел руками. — Простите, но вам, очевидно, плохо известны наши порядки. (Уводи его. По самолюбию, по самолюбию — это больней, чем по морде. Все забудет.)
— Возможно, — согласился лейтенант, — хотя у меня другое мнение на этот счет. Однако к нашему брату вас вызывают едва ли не чаще других — и все же вас никто не трогает. А вот, например, какой-то несчастный Казанкин всего раз был здесь — и пожалуйста! Испинали, как собаку. Слыхали?
— Казанкин? (Вызвали к «куму»? Отлично! Ты вызовешь его еще раз — или я не Сократ. И тут-то я буду ни при чем, если с ним что-нибудь...) Что-то такое...
— Роман Григорьевич, — лейтенант постучал пальцем о крышку стола, — вы отлично знаете об этом. Не ставьте себя снова в дурацкое положение!
— Да, конечно, я слышал, но... (Вот мусор цветной!)
— От кого?
— Ну, в зоне же... знаете... слухи, они... (Спокойно!)
— Конкретно!
— Н-не помню.
— Роман Григорьевич!
— У-увольте, гражданин лейтенант. Ей-богу...
— Напомнить?
— Как угодно. (Ну? Ну? Спокойно! У него нет фак...)
— Казанкин.
— Что Казанкин? (Что Казанкин? Говорил с ним? Когда?)
— Казанкин вам разве не говорил?
— Господи, да что? (Покололся Казанкин? Или этот... ловит?)
— Что он лежал в лазарете?
— Ну — говорил. (От кого он узнал? От Казанкина?)
— Он что — знакомый ваш? Земляк?
— Нет, нет! То есть... Я его вообще не знаю.
— Тогда какого черта он из лазарета пошел прямиком к вам, к незнакомому заключенному, сообщать вам о своем здоровье?
— Да не так же все было! Не так! — отчаянно закричал Сократ.
— Хорошо. Расскажите, как все было.
Сократ вытер рукавом пот и огляделся. Что это? Он кричал? Нет. Это потом. Главное... что главное? Ах, да: он влип. Он сказал, что Казанкин заходил к нему и говорил... Что говорил? Почему лейтенант взял бумагу? Объяснение? А потом им будут трясти перед Казанкиным, и тот вообразит невесть что? Нужно срочно играть назад!
— Гражданин лейтенант, я ничего говорить не буду.
Лейтенант поднял брови.
— Вы понимаете, что мнение, которое сложится после этого ответа, будет не в вашу пользу?
Сократ облизнул губы.
— Вы еще были, извините, мальчишкой, когда я ушел в зону. Вы верно сказали, я авторитетный «зэк», чего там скрывать. Но этот авторитет дался, поверьте, нелегко. И не хочется, чтобы сейчас, когда мне за шестьдесят, я превратился... из-за какого-то клочка бумаги... из-за того, что у вас нервы покрепче моих. Я хочу дожить до конца срока... Выйти отсюда. Прошу вас — не лишайте меня этой возможности!
Лейтенант задумчиво погладил пальцами белый лист. Вздохнул.
— Не хотите — не надо. Но все же — без бумаг: зачем к вам заходил Казанкин?
— А он не ко мне заходил. (Господи
