Приключения-85 - Сергей Плеханов

— Да, это ясно каждому здравому человеку, — подтвердил Олекса.

— Плохо то, — говорил далее Фучик, — что в ЦК нет единства… Откровенные капитулянты, уклонисты, деятели с сектантскими замашками ослабляют наши силы. Трудно приходится товарищу Готвальду. Но скоро с разбродом будет покончено…

— Давно пора, — горячо поддержал Олекса. — Сейчас мы должны особенно заботиться о сплоченности, о единстве перед угрозой фашизма и войны… В нашей организации подавляющее большинство выступает именно за это! Нельзя во время боя болтаться на нейтральной полосе…

— Товарищ Готвальд поручил передать, — после паузы сказал Фучик, — что ЦК намерен в скором времени рекомендовать тебя первым секретарем крайкома партии…

— Мне бы опыта побольше, — смутился Олекса.

— Мы свой опыт приобретаем в борьбе.

В зал вошла Сирена. Олекса увидел ее, поднял руку.

— Добрый вечер, товарищ Фучик, — сказала Сирена.

— Вечер добрый… Только зови меня просто Юлеком.

— С радостью, — Сирена просияла. — Как Густа?

— Шлет тебе привет. Приглашает в гости.

— Хорошо бы, — мечтательно протянула Сирена. — Олекса, вокруг ресторана полно шпиков. И наглые такие… Один мне говорит: «Передай своим, пусть заканчивают беседу, а то прохладно стоять…»

Юлиус расхохотался.

— Ну и ну! У вас тут по-домашнему…

— Город небольшой, все друг друга знаем… Я уже привык к сопровождению — наступают на пятки, но пока не наглеют… А померзнуть мы их заставим, уйдем черным ходом…

«Время не ждет. Положение чем дальше, тем напряженнее»

По улицам и площадям Берлина шагали отряды штурмовиков. Коричневые истово чеканили шаг, дружно вскидывали руки в фашистском приветствии. У рейхстага бесновалась огромная толпа — ждали появления Гитлера. Перед Берлинским университетом пылали костры из книг. С заводских конвейеров сходили снаряды, танки, пушки…

Но волны беснующейся толпы не докатывались до мрачных серых стен массивного здания, в котором размещалось гестапо. Здесь в одном из тихих кабинетов за массивным столом просматривал документы молодой штандартенфюрер.

Адъютант доложил ему:

— По вашему вызову… Софья Бой-ко, — славянскую фамилию адъютант произнес по складам.

— Пусть войдет, — ответил штандартенфюрер.

Вошла миловидная девушка, одетая, как все берлинские женщины того времени, безвкусно, но с претензией на переменчивую моду.

— Здравствуйте, господин штандартенфюрер. Мне приказали…

— Знаю, — полковник говорил отрывисто, чеканными фразами. — Вы поступаете в наше распоряжение. Формальности выполнены?

— Да, — кивнула София, — я все подписала.

— Аванс?

— Получила…

— Это вам за прежние заслуги. В принципе мы довольны и вашей преданностью идеям фюрера, и вашей информацией о настроениях среди курсантов спецшколы. Есть изменения в семейном положении?

— Нет.

— И быть без нашего согласия не может, — резко сказал полковник. — Вашего… любовника… мы отправили… знаете куда?

— Да, — опустила голову София, чтобы скрыть слезы.

— Оттуда он не выберется. Не помешает вам выполнить особо важное задание. Для таких, как вы, это недозволенная роскошь — спать по любви.

— Как прикажете, господин штандартенфюрер, — оправилась от удара София.

— Вашим местом службы снова будет Закарпатье. Вы приедете туда с дипломом Венского университета. Наши люди позаботятся о том, чтобы вы заняли достойное место в обществе. Вы станете личным секретарем-стенографисткой хорошо знакомого вам пана Волошина… Он не станет вам мешать, — продолжал штандартенфюрер. — В этом крае есть единственная реально опасная для нас сила — коммунисты. Вы должны знать о них все…

— Позвольте… — осмелилась перебить гестаповца София.

— Нет! Я еще не закончил — вопросы потом. Вас наверняка попытается завербовать местная полиция — поторгуйтесь, но не особенно сопротивляйтесь. Начальник полиции — наш давний друг, но о вашей миссии он не знает… Вопросы?

— У меня нет вопросов, — встала и вытянулась София.

— Уже лучше, — проворчал гестаповец. — После инструктажа в наших отделах собирайтесь в путь.

Он протянул ей фотографию Угрюмого.

— Запомните этого человека. Его приказы для вас — закон.

…Родное село Софии лежало у самых гор.

Посреди села, на возвышенности, красовалась ухоженная церковь. К ней примыкал дом священника с большим садом.

София соскочила с брички, легко побежала к дому:

— Мамо! Тато! — крикнула у порога.

Выплыла мать, грузная, с ключами у пояса.

— Доченька! Слава Йсу! — София утонула в ее объятиях.

— А где отец?

— На службе, — указала попадья на церковь, где на паперти толпились люди.

— Боже! — умиленно шептала София. — Будто в детство возвратилась…

Она еще раз поцеловала мать и пошла по дорожке к церкви, пробралась через молящихся поближе к алтарю.

Священник вел службу:

— Фюреру германского народа… Адольфу Гитлеру… многие лета…

— Многие лета… — взревел полупьяный дьякон.

Верующие удивленно смотрели на своего священника, несколько старух умиленно закрестились

София тихо пошла к выходу.

Она была в саду, когда к хате подкатил тарантас. В нем важно восседал Будяк.

— Ой, кто к нам приехал! — помчалась навстречу ему София.

Стол попадья накрыла им под старой яблоней. Отец-священник осуждающе посмотрел, как София и Будяк лихо опрокинули граненые рюмки, и скрылся в доме.

Попадья ласково улыбалась Будяку.

— Файный хлопец, — улучила она минутку, чтобы сказать это дочке. Будяк вырядился как для вечернего променада. Он и София выпили еще.

— Что нового? — спросила раскрасневшаяся София.

— А ничего! — беспечно ответил Будяк. — Твой Августин ждет, когда ему Гитлер власть подарит… Бращак все такой же желтый и злой. Грызутся с Бродием и другими, будто и не из одной своры… Выпьем?

— Выпьем… А как узнал, что я здесь?

— Угрюмый послал… Чтоб, значит, не задерживалась.

— Перейдем в хату, — предложила София. — Прохладный вечер сегодня…

Они взяли со стола бутылки, хлеб, сало, другую закуску.

— Не туда, — прошептала София, когда Будяк ткнулся в одну из дверей.

Через несколько дней София увиделась с Угрюмым. Они шли по аллеям городского парка. Здесь их разговор никто не слышал.

— Как Волошин встретил? — спросил Угрюмый.

— Радостно, — улыбнулась София.

— Поддерживайте с ним хорошие отношения, — сказал Угрюмый. — Если надо будет… Словом, соображайте сами, наш Августин далеко не святой…