Ведьмина звезда. Книга 1: Последний из Лейрингов - Елизавета Дворецкая

Она стояла на буром каменном выступе над корабельным сараем. Вокруг нее толпился народ, на берегу кричали люди, корабль ткнулся в берег, и его несли на сухое, не дав приплывшим даже спрыгнуть… Хагир ничего не видел, не в силах оторвать глаз от Хлейны. Ее тонкая фигура дрожала и расплывалась, словно его глаза застилали слезы, и Хагиру мерещилось, что на буром выступе скалы стоит не девушка, а березка – тонкая, юная, стройная, трепещущая тонкими изящными ветвями. Все хирдманы уже попрыгали с корабля на песок, их приветствовали, обнимали, хлопали по плечам и спинам, над берегом висел радостный шум, но Хагир ничего не видел и не слышал. Он смотрел на Хлейну, и ее взгляд ни на миг не расставался с его взглядом. Приплыви вместо Фримода и Гельда пара косматых троллей с утиными лапами – она ничего не заметила бы.

Фру Гейрхильда, сияя от гордости за сына и от радости, приветствовала Фримода ярла и протягивала ему золоченый «встречальный» рог со свежим пивом; Хьяльмвина дочь Арнхарда, одна из самых знатных соседок, принесла рог для Гельда, и он, учтиво улыбаясь, благодарил ее; Бьярте тоже дали рог с пивом, но она, едва завидев своего мужа, выронила рог прямо на камни и под общий смех устремилась к Стормунду, махавшему ей руками с корабля и что-то оравшему о победе над оборотнем.

Хагир наконец сошел с «Волка», самым последним. Хлейна медленно шла к нему по песку, на вытянутых руках держа изогнутый рог с красивой серебряной оковкой. Люди перед ней расступались, Фримод ярл напрасно дожидался от нее хотя бы взгляда, фру Гейрхильда спохватилась, что ведь она задумала по-другому: угощать Хагира назначалось Хьяльмвине… Поздно. Хлейна опять все сделала по-своему, тихо и незаметно, как весенний ручей, что так или иначе непременно промоет себе путь к морю.

Хлейна подошла почти вплотную и протянула рог Хагиру. Он хотел взять его, накрыл руки Хлейны своими и так застыл, забыв, что еще надо сделать. Они молча смотрели в глаза друг другу, Хлейна улыбалась ему радостно и со скрытым торжеством, точно выиграла какой-то заочный спор. Обоих грело чувство обретенной цельности после ущербности и тоски в разлуке. Хотелось что-то сказать, но любое слово, приходящее на ум, казалось пустым, неуместным, ненужным.

– Мы привезли тебе подарки, – сказал наконец Хагир, веря, что все остальное она поймет без слов. – Много всякого…

Попроси она сейчас Дракон Памяти – он отдал бы, не задумываясь и не жалея. Она – самое драгоценное, она – единственное, что имеет смысл…

– Мне ничего не нужно! – с тихим восторгом ответила Хлейна. – Я ждала только тебя!

За полночь в усадьбе Роща Бальдра продолжались шум и веселье, словно сегодня уже йоль, а в большом доме горели очаги и факелы, так что было светло и дымно. Пир продолжался с самых сумерек, от шести барашков остались одни кости, а рога одного из них пьяный Стюре приспособил к своей голове и плясал между очагов, изображая колдуна. Гости покатывались со смеху, стучали чашами и кубками. Многие уже лежали на сене под столами.

Бергвид сын Стюрмира, приодетый в новое платье и с золоченой лентой на лбу, которая несколько скрадывала позор по-рабски коротких волос, сидел на почетном месте, но почти ничего не говорил. Фримод ярл уже рассказал, кто он такой, и все гости разглядывали «конунга квиттов» как диковину. Фру Гейрхильда пока ничего особенного не сказала, кроме самых общих вежливых приветствий: такую новость стоило как следует обдумать.

А победный пир мало подходил для принятия важных решений. Возле дальнего от дверей очага стояла Хлейна, румяная, усталая от всяческих переживаний и смеющаяся. На ее шее красовались три или четыре золотых ожерелья и десяток цепочек, так что она едва выдерживала эту тяжесть; на каждой руке сверкало по пять-шесть золотых обручий, пальцы были унизаны перстнями так густо, что почти не сгибались. Девушка вся блестела и сверкала в бликах пламени; «мечта Фафнира», как сказал о ней Гельд. Рядом с ней Фримод ярл, пьяный и счастливый, ворошил рукой в мешке с мелкими золотыми украшениями, захватывал в горсть сколько поместится и осыпал Хлейну золотым дождем.

– Это все тебе, тебе! – выкрикивал он, помахивая над головой девушки освободившейся рукой. – Ты знаешь, как я тебя люблю – все, что я добыл, – это все тебе, тебе!

И гости радостно смеялись, одобрительно кричали – доблесть и щедрость славного Фримода ярла были поистине выше похвал. Даже фру Гейрхильда смеялась, хотя в трезвое дневное время она не одобрила бы такого бесчинства.

Устав от золотого дождя, Хлейна ушла и села на скамью. Она ступала по золотым кольцам и даже не глядела под ноги; шея и руки у нее болели, и, усевшись на скамье рядом с Гельдом, она принялась обирать с себя украшения, чтобы вздохнуть свободнее.

– Ты, как береза, что роняет осенью золотые листья, – мечтательно произнес Гельд. Он тоже был слегка пьян и лицо его заметно порозовело, но язык не заплетался, и он сохранил явно больше разума, чем Фримод ярл. – Или осина в багряном уборе… Вот эти две застежки похожи на осиновые листья, правда?

– Правда. – Хлейна посмотрела на свое плечо, где красовалась новая застежка – крупная, с детскую ладонь, округлая, украшенная по внешнему краю множеством узорных мелких выступов, что делало ее и впрямь похожей на лист осины. – Теперь мне ясно, почему осина так торопится все это сбросить. А ты заговорил почти как скальд. Знаешь эти стихи, что Рамвальд конунг сочинил для дочери говорлинского конунга:

Пряди кос березы тканейКроет златом осень злая…

Ой, не помню. В общем, что она вышла замуж и оттого ее золотые волосы скрылись под золотым покрывалом. Что-то не слишком умелое, но трогательное.

– Когда на самом деле влюблен, так оно и получается, – согласился Гельд. – Не слишком умело, но трогательно.

– Ну, дядечка Рамвальд никогда не был искусным скальдом. Даже когда ни в кого не был влюблен… Правда, такие времена бывали редко.

– Не смейся над старшими! И вообще нехорошо смеяться над человеком, если у него мягкое сердце.

– Зато уж доблестный его сын Эдельгард выше насмешек – он скорее умрет, чем хоть кого-нибудь полюбит… А ты что это о стихах задумался? Уж не влюблен ли ты? – Хлейна лукаво покосилась на мечтательно-задумчивого Гельда. – Скажи-ка! – Она придвинулась к нему ближе, придерживая кучу золота у себя на коленях. – Говорят, ты сильно подружился там, у граннов, с какой-то девицей. Что же ты ее с собой не взял? Правда, говорят, она низкого рода… Моя приемная мать будет очень удивлена!

– На сей раз ей не придется удивляться, – заверил Гельд. – Я сам очень удивился бы, если бы мне пришло в голову жениться на Ярне. Нет, этого, пожалуй, я делать не собираюсь. – На всякий случай подумав, Гельд покачал головой. – Она хорошая девушка, честная и по-своему очень неглупая, но… Я, понимаешь ли, не очень горд и не ищу такой жены, чтобы постоянно чувствовать себя умнее и ученее ее. Мне даже было бы иногда приятно в важных делах посоветоваться с ней, а из этого ничего не выйдет, если мне придется постоянно объяснять ей самые простые вещи.

Стюре, наплясавшись, не удержался на ногах и рухнул совсем рядом с очагом; товарищи поднимали его, бараньи рога с его головы упали в огонь, служанка вытаскивала из оттуда лопаткой для угля, чтобы весь дом не пропах жженой костью. Гости хохотали, пели, в гриднице висел шум.

– А ты вообще-то собираешься жениться? – серьезно спросила Хлейна. – Ты столько про это говоришь, а сам все никак… Или это из-за той девушки, на которой ты хотел жениться пятнадцать лет назад? Ты будешь всю жизнь любить ее одну, как Сигурд любил Брюнхильд?

Глаза Хлейны больше не смеялись, а просили и жаждали утвердительного ответа. Иногда посматривая на Хагира, который занимал почетное место напротив хозяйского и почти не отрывал от нее глаз, где бы она ни находилась, Хлейна чувствовала себя так крепко связанной с ним, точно их сковали цепью Глейпнир. Той самой, что мягче шелка и легче пуха, но крепче всего на свете. Если судьба не позволит ей стать женой Хагира, другого мужа у нее никогда не будет. Она так решила, она чувствовала, что это будет так.

– Я? Как Сигурд Брюнхильд? – Сейчас Гельд не понял, чего она хочет, да и в любом случае не стал бы приписывать себе чужие заслуги. – Что ты, душенька моя, за такими героями я и не думал тянуться. Совсем наоборот.

– Но как же? – Хлейна готова была обидеться. – Ты же любил ее! Неужели ты совсем не огорчился, что ее за тебя не отдали? Не может быть!

– А я такого и не говорил. Конечно, я огорчился. И даже очень сильно. Но очень быстро стал думать и ждать, что скоро мне встретится другая девушка, не хуже, и я буду любить ее так же сильно, как ту. Я в это твердо верил, и это помогло мне пережить разочарование и тоску. Я ведь понимал, что в той девушке ничего такого особенного не было. Она была красива и приветлива, но не настолько, чтобы никто другой не мог с ней сравниться. Я думал, что мне скоро попадется другая, не менее красивая и приветливая, но что в другой раз мне больше повезет. Я, знаешь ли, довольно везучий…