Тоннель - Яна Михайловна Вагнер

добрых сорок минут. Как ни странно, группа тяжело нагруженных мужчин особенного внимания не привлекла — к этому времени многие давно уже побросали свои машины и бродили туда-сюда по проходам, другие и вовсе ушли в хвост колонны, чтобы разузнать насчет воды и продуктов, а прочие оказались нелюбопытны. Никто не пытался задержать их, им не задали ни единого вопроса, и все же шагали они быстро и не глядя по сторонам, как солдаты отступающей армии, без перекуров и остановок, и передохнуть отважились только после того, как обитаемая часть тоннеля закончилась и впереди остались последние триста метров пустого асфальта.

 

Первым, что их неприятно поразило, был запах. Тяжкий приторный дух разлагающихся тел, которые пятнадцать часов пролежали на жаре. Еще через сотню шагов они разглядели его источник — искореженный смятый Фольксваген Гольф — и наконец поняли причину, по которой у передних ворот не было теперь ни одного автомобиля, но от плана своего отказываться не стали. Напротив, не сговариваясь, пошли живее, потому что сейчас-то уж точно надеялись исполнить его без свидетелей. Тем сильнее потрясло их последнее открытие, поджидавшее у самой решетки: маленький всклокоченный незнакомец в очень мятой рубашке, бледный и тоже скорее похожий на труп, который бросился к ним навстречу и закричал:

— Ну наконец-то! Господи, что ж вы так долго! А скорая? Они уже здесь? — а потом вытянул шею и принялся жадно смотреть куда-то им за спину.

Его нетерпение было так убедительно, что смущенные строители даже машинально обернулись, поверив на секунду, что оттуда, сзади, в самом деле мчится помощь, как при аварийном приземлении самолета: бело-красные экипажи парамедиков с мигалками, пожарные и полиция, мобильный трап и бульдозер. Но никого там, конечно, не было и никто не мчался, стояла посреди желтой пустоты чья-то грязная легковушка, и растрепанный человечек, очевидно, просто свихнулся и бредил, как и все остальные в этом богом забытом месте. Переглянувшись, они молча обогнули малахольного крикуна, сгрузили свою ношу у стены и принялись разматывать провода. Половину последних суток они провели в раскаленном салоне микроавтобуса, только что полтора километра тащили на себе кучу железа, им было тошно и жарко и очень, очень хотелось домой.

Измученный стоматолог, все еще уверенный, что перед ним — первый отряд спасателей, мужественных архангелов из верхнего мира, у которых нет времени на разговоры с негодными смертными, совершенно не обиделся и за их работой наблюдал с благоговением. Да, он немного удивился тому, что сначала прислали техников, а не врачей, но, с другой стороны (и он тут же с готовностью принял объяснение, которое сам же и придумал), с другой стороны, это было абсолютно логично. Ну правда, конечно, там ведь уже знали про решетку и что к пациенту через нее не добраться, не могли не знать, им ведь наверняка рассказали. А может быть, мечтал доктор, может, скорая уже здесь, просто ждет с той стороны бетонных дверей, потому что так быстрее. Именно так и нужно, правильно и умно было сделать — распечатать выезд и впустить реанимобиль, а не пытаться проехать на нем сквозь набитый машинами тоннель. И мешать этим суровым людям, которые заняты по-настоящему важным делом, ни в коем случае было нельзя, так что он запретил себе отвлекать их, хотя ему хотелось спросить о многом. Например, что же все-таки случилось. Или хотя бы: день сейчас или ночь.

 

Пятикиловаттный генератор «Хонда», в который один из архангелов залил солярку из первой канистры, вздрогнул и затарахтел. Следом завыл воздушный компрессор и время для вопросов закончилось — и очень, к слову, некстати, потому что только в эту самую минуту доктор обратил внимание, что одет архангел с канистрой в зеленую майку с логотипом «Мегафон», а на ногах у него резиновые шлепанцы и несвежие белые носки. Что ни на ком из этих шести дочерна загорелых мужчин нет куртки МЧС или даже форменного жилета. И наконец, что единственный инструмент, который они принесли с собой, — это промышленный отбойный молоток, какими дорожные рабочие разбивают асфальт. Здоровенный дядька в шлепанцах с трудом поднял его и понес к стене, держа наперевес, как средневековый копейщик. И воткнул массивную пику прямо в бетон в полуметре от решетки. Брызнули мелкие камешки, воздух сразу помутнел, и тяжелый дух мертвых тел утонул в запахе горячей цементной пыли. Господи, подумал оглушенный и сразу почти ослепший доктор. Господи боже, они хотят сломать стену. Не ворота, не решетку, а стену. И придвинулся ближе, чтобы увидеть, как это произойдет.

 

Под ударами стальной пики бетон пошел трещинами и крошился, но стена была толстая и не поддавалась. Лицо и руки у человека с отбойным молотком стали белые, как обсыпанные мукой. Под ноги ему вывалился крупный кусок бетона и раскололся на части, как лед на кухонном полу. За ним выпал другой. Жгучая каменная крошка летела из-под молотка во все стороны, шрапнелью. Доктор не помнил уже ни про кота, ни про мальчика, лежавшего в десяти метрах, ни про скорую, которой снаружи не было. Он ждал, когда рухнет стена, это было важнее всего — чтобы она рухнула, необходимо само по себе. Кто-то схватил его за плечо и сердито закричал ему на ухо. В грохоте слов было не разобрать. Не глядя, он сбросил чужую руку и подошел еще на шаг, кашляя и щурясь. Давай. Ну, давай.

Острая пика ударила снова и вдруг вошла глубоко, погрузилась на половину своей длины, как будто под внешней коркой стена была мягкая, и надо было только добраться до ее начинки. Фальшивый архангел в резиновых тапках перехватил свое орудие покрепче и навалился. Его подручные торжествующе завопили. Доктор перестал дышать.

 

Из стены, прямо из-под острия металлической пики вылетел яркий сноп белых искр, и все мгновенно заволокло горьким дымом, как если бы там, внутри, в толще камня давно уже что-то плавилось и горело и огонь этот наконец нашел выход и рвался наружу. Гигантская решетка вдруг дернулась, и подпрыгнула, и с оглушительным лязгом упала снова. Второго удара многотонной гильотины кукольный Фольксваген Гольф уже не выдержал и развалился пополам. Задний мост лопнул, и оторванное колесо с веселеньким оранжевым диском покатилось кубарем, как отрубленная голова.

Потолочные фонари мигнули и погасли, и стало темно. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 14:14

В неожиданно упавшей сверху тьме женщина на заднем сиденье Ниссана Кашкай охнула и зажмурилась. Старик в Майбахе поднял сухой кулак и попытался ударить телохранителя в плечо, но промахнулся. Пассажиры автобуса повскакивали с мест и закричали нестройным жалобным хором, а в километре от них тридцать четыре добровольца и водитель польского рефрижератора, наоборот, перестали кричать, одновременно задрали головы к погасшему своду потолка и не увидели его.

Маленький таксист из Андижона налетел грудью на чье-то невидимое зеркало, замер посреди черного ряда и вспомнил почему-то глупого мальчишку-таджика, которого оставил в кабине с ненормальным русским. Его дурацкую бутылку под приборной панелью и оттопыренные уши. И торопливо пошел дальше, вытянув перед собой руки, как слепой.

— БисмиЛляхи Рахмани Рахим, — запел юный водитель Газели и опустил голову между коленей. — АльхамдулиЛляхи Роббиль ‘аалямин. Ар-Рахмани Рахим. Мэлики яумиддин. Ийякя на’буду уа ийякя наста’ин. Ихдина ссыроаталь-мустакыим. Сыроатол-лязийна ан’амта ‘аляйхим, гайриль-магдуби ‘аляйхим уа ляд-долин. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 14:17

На третьей минуте непрозрачной чернильной темноты кто-то в среднем ряду включил фары — мутные, заляпанные грязью. Потом