Икс-30 рвёт паутину - Данг Тхань

Но вот она полюбила. Он был кадровым работником, действовавшим в городе. Однажды он заскочил к ним, чтобы выпить воды, и Лап, поговорив с ним, поняла, что не может больше тратить свою молодую жизнь в чайной родителей, когда другие сражаются с оружием в руках. Этот парень пробудил в ней жажду к красивой, осмысленной жизни. Она стала участвовать в его работе. Между ними зародилась любовь. Свадьба у них была простенькой, как и у других в годы войны. После этого они перебрались в город, где стали работать вместе. Она входила в женскую патриотическую организацию в районе рынка Донгба. В отрезах тканей, что она приносила на рынок, были спрятаны листовки. Она была участницей борьбы мелких торговцев против политики налогообложений. Счастье молодых было связано с борьбой. У них появился ребёнок, через два года — второй. Дети были светом и надеждой молодых родителей.

После подписания Женевских соглашений 1954 года люди думали, что смогут жить в условиях мира, ожидая дня воссоединения страны. Но из США прибыл Нго Динь Дьем, и винтовки заговорили вновь. Стали расширяться старые и строиться новые тюрьмы, концлагеря. На Юге повсеместно качались аресты бывших участников войны Сопротивления, их пытали, бросали в застенки, преследовали.

Май Лан с мужем оставались в городе. После войны оба вернулись к обычным трудовым будням. Муж работал в канцелярии одной частной фирмы. Жена по-прежнему торговала мануфактурой на рынке Донгба. Но однажды перед их домом остановилась серая закрытая машина из управления тайной агентуры Нго Динь Кана. Приехавшие схватили мужа и избили жену и детей. Так в эту счастливую семью вошли горе и слёзы. Когда Май Лан узнала, что её любимый человек убит агентами Кана, она потеряла сознание.

Она пролежала в постели несколько месяцев, то приходя в себя, то вновь впадая в забытье. У изголовья сидели двое детей, глядя сквозь слёзы на мать. Они сильно похудели за это время. Соседи не решались открыто помогать ей, так как люди Кана жестоко преследовали каждого, кто имел связь с Вьетконгом. Они устраивали облавы и погромы под девизами «Осуждайте коммунистов», «Уничтожайте коммунистов». Такова была государственная политика, выдвинутая Дьемом и Ню. Только по ночам кто-нибудь приносил еду детям, оставляя у кровати Май Лан хлеб, молоко, а также лекарства для неё самой. Люди жалели её семью, но старались никому не показывать своего сочувствия. Сколько таких семей было тогда на Юге! И разве можно было выплакать всё горе слезами?

В то время только один человек запросто приходил в эту семью, принося женщине и детям различные подарки. Он как ни в чём не бывало проходил под взглядами разных кустовых старост и руководителей кружков персоналистской партии, каждый день навещая семью Май Лан. И так же спокойно приводил с собой врача для ухода за ней. Больше того, все шпики и агенты, вообще все, кто встречал его, отступали в сторону. Он входил в дом, не глядя ни на кого. Оставался он там недолго, потом уходил угрюмый, и никому не было известно, о чём же он думает. Люди шёпотом называли его имя: Ли Лам, личный охранник Нго Динь Кана.

Прошлое проносилось перед её глазами, словно кинолента.

Ли Лам увидел её случайно, проходя однажды через рынок Донгба. Милая улыбка, красивые глаза и ласковое лицо врезались в память и стали преследовать его. Увидев улыбающуюся Май Лан, он вдруг почувствовал, что жизнь его до сих пор была слишком чёрствой, что в ней никогда не было никакой нежности. Он ощутил такую безысходность и одиночество прожитых лет, как будто был диким зверем без берлоги. В нём ожило что-то человеческое. Ему захотелось иметь свой дом, в котором всегда бы улыбалось это нежное лицо. Но у Май Лан был муж, были дети. Он знал об этом, потому что уже давно расспросил людей. Больше он ничего никогда не говорил, а только иногда приходил на рынок, останавливался как вкопанный, молча смотрел на неё и тихо удалялся прочь.

Май Лап знала, что он поглядывает на неё. Поначалу она подумала, что он что-то высматривает. А когда поняла постепенно, в чём тут дело, то испугалась. Такие люди способны пойти на всё, в том числе и на убийство, лишь бы добиться своего. Очень часто красота женщины не только не приносит ей счастья, а, наоборот, служит источником бед. Май Лап с тревогой рассказала всё мужу. Они пришли к решению, что ей надо на какое-то время оставить рынок. Но и это был не выход из положения. Зарплата мужа была недостаточной, чтобы прокормить всю семью. Жизнь их резко изменилась.

Прошло немного времени, и она увидела Ли Лама, прошедшего мимо её дома. Он легко узнал её адрес. Тихо взглянув на Май Лан, он тут же удалился… Тогда она пошла на риск и вновь вернулась на рынок. Прошёл месяц, другой, потом пять, шесть месяцев… Она видела, что ничего не происходит, и страх постепенно стал исчезать. Ли Лам по-прежнему изредка проходил через рынок, бросал на неё взгляд и шёл дальше. В его поведении не было ничего опасного для кого бы то ни было. А некоторые подружки стали даже подтрунивать над ней. Когда же муж Май Лан был арестован и она лежала в полубреду дома, Ли Лам явился на порог, несмотря ни на что. Ещё бы, ведь ему некого было бояться.

Эта история дошла до Нго Динь Кана. Тот не только не остановил Ли Лама, а напротив — выразил понимание и стал даже подталкивать, его. В этом тоже был элемент государственной политики семьи Нго: разрушать счастье и чувства коммунистических семей, семей бывших участников войны Сопротивления. Обычно они заставляли жён разводиться, разрывать снизь с мужьями и принуждали таких женщин выходить замуж за военнослужащих или чиновников марионеточного режима.

Нго Динь Кан показал своему телохранителю приказ об аресте Май Лан. Ли Лам медленно прочитал эту бумагу с красной печатью и, не отдавая её, выдавил из себя:

— Дайте мне, я прошу.

Нго Динь Кан задумался, потом сказал:

— Ладно. Я отдам тебе этот приказ, держи его у себя. Когда Май Лан пришла в себя, она увидела Ли Лама в комнате и в ужасе закричала. Тот немного растерялся:

— Я… не обижу вас… Я ничего не сделал плохого вашему парню.

— Убирайтесь! Убирайтесь из моего дома! — закричала она.

Ли Лам стоял остолбенев посреди комнаты. Через минуту он очнулся:

— Я ухожу!

Он действительно ушёл. Но на следующий день пришёл опять, принёс сахар, молоко, пироги и, положив всё это на стол, разделил между двумя детьми. Они познакомились чуть раньше, когда она ещё не проснулась. Дети стали охотно есть, но она так одёрнула их, что они в страхе всё побросали и с удивлением уставились на мать.

Он тоже молча глядел на неё. Май Лан сильно исхудала. Её красивые глаза глубоко ввалились и были едва видны из-под прядей спутавшихся и спадавших на лоб волос. Ему стало не по себе.

— Немедленно уходите! — решительно произнесла она. — Я ведь уже сказала. Я не хочу, чтобы вы приходили в этот дом. Ваши люди убили отца этих детей, а теперь вы угощаете их пирогами!

Ли Лам потупился, сдвинул брови, на его лице было глубокое страдание, он не знал, куда деть свои грубые руки.

— Я не сделал никакого вреда вашему мужу, — сказал он с трудом. — Его арестовала полиция, и я ничего не знал. — Он открыл свой кошелёк, вытащил приказ об аресте Май Лап и положил его перед ней. — Если бы я не пришёл… они схватили бы вас. Я упросил Кана.

Май Лан закрыла глаза, не желая смотреть ни на Ли Лама, ни на бумагу. Из её впавших глаз выкатились крупные слёзы и покатились по щекам. Он с грустью смотрел на неё, потом тяжело вздохнул и ушёл.

Когда она открыла глаза, в комнате были только дети. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и опасливо посматривали на мать. Они так отощали! Сквозь пелену слёз ей казалось, что их трепетные лица то меркнут, то снова светлеют. Двое детишек, оба родные кровинушки её любимого. Если её арестуют, что же будет с ними? Родных никого не осталось. Родные места мужа далеко. Его братья и сёстры ушли воевать. Кто же будет кормить детей? Они что, умрут? Или будут бродяжничать, бездомные, голодные и оборванные? Потом их упрячут в приют для беспризорных, а когда они оттуда выйдут, то будут совсем испорченными и превратятся в орудие этих южновьетнамских властей, которые будут использовать их для разрушения всего того, что с таким трудом было завоёвано отцом и матерью. Нет! Нет! Она хотела крикнуть: «Нет! Так не должно быть!» Никогда она не бросит их. Она не допустит, чтобы они стали беспризорниками. Они должны быть достойными своего отца. Они должны быть рядом с ней, чтобы она могла воспитывать их так, как хочет она, как хотел при жизни их отец. Лучше она принесёт себя в жертву.

Но что нужно для этого? О, как же горька и тяжела эта жизнь! Разве могла думать она, что настанет момент, когда придётся выбирать жизнь для себя или для детей своих! Сердце матери разрывалось…

Ради детей мать способна на всё. Май Лан решила пожертвовать собой. После отчаянных переживаний, кипевших в её душе не один день и не одну ночь, она решила стиснуть зубы и жить с Ли Ламом, лишь бы защитить детей. Придёт Ли Лам, значит, не появится машина с агентами Кана. Если Ли Лама здесь не будет, тогда машина тут же придёт за ней. И окажется она в тюрьме, а дети останутся одни. Кто мог бы понять её душу? Ты бы понял её, муж? А вы, люди, вы-то понимаете?