До встречи в СССР! Империя Добра - Сергей Кремлев

И кто же становится эпическим героем у наших праславянских предков? Рыбаков отвечает на этот вопрос так:

«В праславянской области рождение плуга, кузницы и воинов-богатырей происходит в единое время; культурный герой-кузнец и воин, защищающий свой народ, хронологически слиты воедино».

Итак, славянским героем оказывается не завоеватель, а защитник. Причем защитник, соединяющий в себе и созидательное начало, и силу, способную вооружённой рукой защитить ею же созданное!

Защитить слабых способен лишь добрый, злой их обижает. Не так ли? А русские Кузнецы-богатыри в легендах борются с беспощадным Змеем, пожирающим и старого, и малого. В образе Змея исследователи справедливо усматривают олицетворение степняков-кочевников, выжигавших всё дотла. Как видим, огненные языки внешней беды пылали на Земле Русской задолго до татаро-монгольского нашествия. Глубоки, глубоки истоки Русского Добра!

Победив Змея, божественные Кузнецы запрягают его в выкованный ими плуг и пашут на нем гигантскую борозду. Причём оружием победы становится не меч, а кузнечные клещи. И когда чудесный Кузнец схватил Змея клещами, то Змей предложил: «Довольно, будем мириться: пусть будет вашего света половина, а половина — нашего… переделимся». В ответ же слышит: «Лучше переорать свет, чтобы ты не перелезал на нашу сторону брать людей».

Итак, силой Добра создаётся такое положение дел, когда на пути агрессии воздвигается непреодолимая преграда. Соответственно, не агрессивность, а сдерживание агрессии — изначальная воинская философия русского праславянства! Миролюбивая политика России восходит к традициям нескольких тысячелетий.

Равнинная необъятная Русь всегда была удобным полем для нашествия агрессора, поэтому и во время создания праславянских легенд, и много позже русским людям приходилось воевать часто и кроваво. Не всегда, надо сказать, это были лишь оборонительные войны. Но в первооснове нашего национального характера агрессивность не привилась — что видно и по составу пантеона основных языческих русских богов.

Список их составил святой Владимир в 980 году нашей эры — когда готовил крещение Руси. Вот этот список: громовержец Перун, повелитель ветров Стрибог, солнечно-огненные Даждьбог и Хорс, крылатый пёс Симаргл, охраняющий посевы, и богиня Макошь — пряха судьбы. Этот список — некий официальный итог мифотворчества многих поколений.

Через восемь лет языческие «идолы» будут порублены во славу Христа. Лишь среброголового и златоусого Перуна дружинники Владимира с почётом сплавят по Днепру до порогов. Но богу войны в этой компании места не нашлось.

Нет его ни среди основных, ни среди второстепенных русских богов. Сварог-кузнец… «Земной» скотоводческий бог Велес… Ярило — сила зерна… Лада-весна, несущая радость и счастливый брак… Все эти образы наполнены мирными заботами и устремлениями, мирной жизнью и мирным мироощущением. Они наполнены Добром.

В жизни праславян был ещё один бог — Род, значение которого в первых фольклорных исследованиях принижалось до роли чуть ли не простого домового. Однако Род — это не просто олицетворение крепости и неделимости племенного рода, собрания потомков, но и славянский аналог Саваофа, Творца, Создателя.

Бог Род древнее Перуна!

И то, что главное, потаённое, пришедшее из эпохи первого осмысления Бытия божество у славян отождествлялось с идеей рода — большой «семьи», тоже говорит о национальном славянском характере многое. И это «многое» также окрашено не кровью, а мыслью о мире.

Прочно вошел в славянское сознание и сохранившийся до XIX века древний матриархальный культ рожаниц, двух Лосих — матери и дочери. Можно сказать, что идеи вселенской Доброты стали не столько философией русского славянства, сколько жизненным и социальным принципом, глубоко вросшим в быт народа .

Даже в отношении своего героического эпоса Россия в истории мира стоит особняком. У нас нет своего «Сказания о Гильгамеше», нет своей «Илиады», хотя русские и прибивали русский щит к вратам Царьграда. Зато у нас есть былины о витязях — защитниках Руси и народа. Причём это — общерусские герои, герои не только южной Киевской Руси, но и северного Московского государства. Это видно из того, что «киевский» цикл русских былин был открыт в XVIII — XIX веках на великорусском севере как результат записей живого повествования сказителей в Заонежье, на берегах Печоры и Белого моря.

Да, Русский Север стал называться «Исландией русского эпоса», но героями этого эпоса были русские киевские князья и русские богатыри русской киевской дружины. И хотя в былинах фигурируют опоэтизированные образы, они в своей основе историчны. Причём даже из поэтических былин видно, что их герои — деятели вполне централизованного государства. Впрочем, Киевская Русь выступает как единое государство со столицей Киевом (caput regni) и в летописных иностранных хрониках, например, в польском латиноязычном средневековом источнике «Хроника Галла Анонима», относящемся к началу XII века. И эта территория уже тогда была территорией Добра.

В своё время в Советском Союзе чуть ли не в каждой чайной висели васнецовские «Три богатыря». Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович — знаменитая русская былинная троица, родившаяся в разных краях единой Русской земли.

«Малая» родина Ильи понятна уже из его прозвища — он родом из города Мурома, из села Карачарова. И Илья, «тридцеть лет» просидевший на печи, — это образ той Руси, которая — по позднейшей характеристике Бисмарка — «долго запрягает, но быстро ездит».

Что же до Добрыни, то он, как сообщает нам В.И. Калугин, автор-составитель прекрасного сборника «Былины» (М.: Современник, 1991. — Сокровища русского фольклора), имеет, скорее всего, реального исторического прототипа — дядю князя Владимира Святославича, посадника новгородского, а затем воеводу киевского Добрыню. Упоминания о нём есть и в «Повести временных лет».

У Алёши Поповича — сразу несколько исторических прототипов.

И служат все трое, как и их ратные товарищи (а их в былинах упоминается до пятидесяти! ), «красну солнышку» «ласкову князю Владимиру», что княжит в «красном Киеве-граде». А ещё точнее — служат они русскому народу.

СЕГОДНЯ русские былины читаются иначе, чем десятилетия назад — в стабильные времена могучей Советской Руси. Сегодня возник вызов самой исторической будущности Российского государства. И это заставляет нас по-новому посмотреть на идеи «богатырского» цикла русских былин.

Скажем, тот же Илья Муромец… Получив богатырскую силу, он купил «доброго коня», «завёл латы богатырския <…> купил палицу тяжёлую <…> седёлышко всё кипарисное <…> копьё вострое всё брузаменскоё» и — в отличие от классического рыцаря — искателя приключений западного образца — отправляется в стольный русский град Киев к Владимиру. А там обращается к князю с просьбой позволить «послужить-то верою-правдою <…> неизменною» «за божьи церкви соборныя <…> за монастыри спасенныя». То есть — за русский дух на русской земле.

Возьмём тему «богатырской заставы», характерную для русских былин. Вот что пишет на сей счет уже упоминавшийся выше В.И.Калугин:

«Заставы богатырские <…> — не просто поэтический вымысел, плод народной фантазии, а отражение вполне реальной исторической действительности. Именно такие богатырские заставы веками ограждали Русь со стороны Дикого поля, первыми принимали на себя удары косогов, хазар, половцев, а позднее — языц незнаемых , были, по сути, военными крепостями, пограничными форпостами <…> Руси. И так было не только во времена Киевской и докиевской Руси, но и в более отдаленные, когда в Приднепровье проходили оборонительные линии праславян… — знаменитые «Змиевы валы».

То есть былинные богатыри, боевые соратники Владимира по защите Русского Добра, — это продолжатели традиций могучих праславянских племенных союзов, потомки легендарных поднепровских Кузнецов-змееборцев, боровшихся со страшным Змеем.

И стоит ли нам, да и Европе, забывать, что праславянские Кузнецы заслонили от напора Дикого поля не только Русь, но и Европу. А ведь не поддаётся силе лишь Добро. Зло ей всегда уступает!

Конечно, по мере развития и усиления мощи средневековой Руси отношение к проблеме Добра и Зла на княжеском, владетельном уровне начало размываться. Знаменитый князь Святослав Игоревич вёл внешние войны на Балканах и — по мнению, например, советского историка А.Н. Сахарова — имел планы создания империи на Юге, почему и ходил на Византию, прибив щит к вратам Царьграда-Константинополя… Казалось бы — ну чем не восточный аналог западного Карла Великого? Разница в том, что Карл был более удачлив в своих планах, чем Святослав.