Милалика - Владарг Дельсат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мила в канале, кто со мной? — интересуюсь я.
— Тис, — коротко отвечает лежащий рядом. — Безработный я сегодня.
Ага, значит, чистая разведка у «мышек» сегодня. Может быть, и обойдётся всё, чего б не обойтись-то? Ребята ушли в ночь, но я их слышу, да и Тис тоже, пока наконец не пропадает сигнал. Значит, далеко отошли, или глушит чего. Скорей, глушит, потому что обрезается он резко, а так не бывает.
— Тис, сигнал рубанули, молчим, — выдаю я предложение.
В ответ — щелчок, значит, принял он и подтверждает. Ну вот и хорошо, теперь нужно только ждать.
Глава третья
Ребята возвращаются с рассветом, весёлые, но задумчивые. А я уже отрубаюсь просто — устала всю ночь темноту в ночной прицел разглядывать. Гром коротко объясняет, что точка у нас не та, поэтому сейчас вместо отдыха надо сместиться на десяток километров. Надо — значит, пойдём, тут двух толкований быть не может, хоть и странно, что произошло именно так. Да и смущает обрыв связи, при этом командир будто бы игнорирует мой рассказ о наблюдаемом явлении. Разве ж такое может быть?
Ладно, это Серёжа, ему виднее. Ну, побежали?
— Шагом! — командует Гром. Он тоже устал, но у нас есть задача, и её надо выполнить — зазор по времени совсем небольшой. — Бегом!
Кстати, а куда мы вообще спешим? Что такого важного может быть, отчего нас так время прессует? Этот вопрос совершенно лишний — задавать его можно только себе и тихо. Так что сейчас надо не размышлять, а быстро-быстро перебирать ногами, Серёжа знает, что говорит.
Чередуем бег и шаг, покрывая километр за километром. Несмотря на предельную усталость, всё равно не жалею, что пошла с ребятами. Могла отказаться же, не моё это дело — по джунглям скакать, но даже мысли такой не возникло. Потому что возможность побыть рядом с Серёжей — одна из немногих моих радостей, и просто так от неё отказываться я не хочу. Да кого я обманываю — единственная моя это радость, нет других давно в этой жизни…
— Всё, привал, — выдыхает Гром, сам едва не падая. — Осмотреться, оправиться и спать.
— Есть, понял, — автоматически отвечает ему Змей.
Ребята осматриваются, затем начинают раскладываться. Все устали так, что непонятно, как вообще могут что-то делать — я, например, не могу, потому просто падаю. Меня берут на руки и перекладывают очень бережно, ласково, а у меня даже нет сил открыть глаза, чтобы узнать, кто это. Хочется, чтобы Серёжа, но я уже уплываю в тяжёлый сон. Мне не снится совсем ничего, просто чернильная тьма, и всё. Сквозь эту тьму пробивается мысль о том, что периметр ребята не заминировали, а стоило бы.
Наверное, просто все устали, понадеявшись на то, что пронесёт. Или заминировали, а я уже спала? Не знаю. Открываю глаза, несколько минут вглядываясь в темнеющее небо, на котором видны первые звёзды. Чужое здесь небо, просто чувствуется, что чужое, злое, враждебное. Я лежу, думаю о Серёже и о жизни своей.
Вспоминаются разные моменты из детства. В двенадцать меня больше всего старались или украсть, или убить, хотя кому нужна была сирота, я не знаю до сих пор. В первый раз я просто убежала, хотя меня звали куда-то «к маме». Угу. Мужик какой-то: «Пойдём, я тебя к маме отведу». Кто же в это поверит-то? А потом — то кирпич упадёт, то откуда ни возьмись — машина на скорости пронесётся в пешеходной зоне. И вот такие «совпадения» до кадетки включительно. Ну а там я просто со всей толпой двигалась, и «совпадения» куда-то пропали.
Вся жизнь какая-то, наперекос пошедшая. Если бы не Серёжа, застрелилась бы, наверное, уже просто от безысходности. Пожалуй, он и является единственным светом в окошке для меня. Жаль, что нам не быть вместе, я бы, наверное, за то, чтобы быть с ним, отдала всё на свете, да и жизни не пожалела бы. Зачем мне жизнь без него? Бросаю взгляд на Грома — спит… Сладко спит родной мой и не знает, что девушка по нему страдает. Такое красивое зрелище, так и смотрела бы, но долго нельзя — почувствует взгляд.
Зажужжал будильник, и Гром моментально открыл глаза, быстро осмотрелся, причём начал с меня, улыбнулся одними глазами. А мне так тепло-тепло от этого становится, что и не передать как. Хочется, конечно, чтобы Серёжа меня «будил», но мы не на базе, поэтому встаю сама. Мосю ополоснуть, позавтракать, оправиться… Или сначала оправиться? Наверное, сначала позавтракать надо.
Тянусь за консервой, которую сначала с обратной стороны вскрывают, чтобы термосмесь от контакта с воздухом нагрелась, разогревая и завтрак. Жду положенные пять минут, вскрываю и начинаю лопать. По-моему, это гуляш. Галета задорно хрустит, гуляш ложится в пузо, сигнализирующее о том, что в туалет всё-таки надо. Даже, я бы сказала, очень надо, но сначала доем, конечно.
— Гром, водички дай, пожалуйста, — негромко прошу я.
— Держи, Мила, — протягивает мне флягу.
Вот опять в голосе командира мне слышатся ласковые интонации. Самообман, наверное, просто очень мне этой самой ласки не хватает, ведь так и осталась потерянной девчонкой, хоть давно и офицер, и звёзды на погонах сияют. Но до зубовного скрежета, до воя хочется мне, чтобы обняли, прижали к себе, сказали, что я самая-самая, — а там и помирать можно.
Что-то в последнее время тоска всё чаще сердце гложет. То ли предчувствие какое-то, то ли ещё чего… Кстати, об ощущениях: я сейчас обос… обгажусь.
Ребята собираются, а у меня какое-то чувство нехорошее. Вот где-то внутри зреет предчувствие надвигающейся беды, и ничего не могу с этим поделать. Почему-то хочется плакать, но этого делать я, разумеется, не буду. Я лучше пойду оправлюсь, так сказать. А если предчувствие останется, Серёже пожалуюсь, он в предчувствия верит.
— Я в кустики, — предупреждаю ребят.
Нечего тут стесняться, командир должен знать, где находится каждый его подчинённый, даже если он погадить отошёл. Правило такое, и правильное правило, между нами говоря. Только предчувствие заставляет взять с собой рюкзак, сама не знаю зачем. На меня одной