Во сне и наяву - Татьяна Александровна Бочарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Елки зеленые, да ты ж мокрая насквозь! – Тон у преследователя стал мягче, участливее. Я слегка приподняла ресницы и увидела прямо перед собой круглое курносое веснушчатое лицо. Серые глаза в коротких ресницах смотрели на меня с недоумением и тревогой.
– Малая, у тебя родичи-то есть? – Парень осторожно вернул меня в вертикальное положение, на всякий случай поддерживая за плечи, опасаясь, видно, чтобы я не рухнула вниз носом.
– Есть. – Я не узнала своего голоса, до того он был писклявым и тоненьким.
– Кто, мамка или папка?
– Оба.
– Что ж они, гады, отпускают тебя на улицу в такую стужу, почитай, голышом? Или врешь? – Парень глянул на меня с подозрением и нахмурил рыжеватые брови.
– Не вру.
– Ты кошелек у гражданки свистнула? – вдруг совершенно беззлобно спросил он. – Скажи, не бойся, ничего не будет, я обещаю.
Я отчаянно замотала головой и шмыгнула носом.
– Ну ладно, ладно, – парень поспешно кивнул, – не реви, верю. А чего тогда ты к ней приставала?
– Х-хотела п-попросить, чтобы она мне… денег дала. – Зубы мои помимо воли начали выбивать дробь. – Чуть-чуть…
– Вот чудачка. – Парень хмыкнул. – Зачем это тебе вдруг деньги понадобились?
Я молчала, глядя под ноги, и тряслась на продувном ветру. Парень, кажется, смекнул, в чем дело, во всяком случае, понимающе покачал головой.
– Квасят, что ли, твои предки? – И так как ответа не последовало, подтвердил: – Понятное дело, квасят. А то бы ты здесь не шастала в такой куртенке. – Он задумчиво потеребил пальцами по-детски пухлую нижнюю губу. – Ну и что с тобой делать теперь? А?
Я растерянно пожала плечами.
– Бледная ты, аж жуть. – Парень моргнул белесыми ресницами. – Замерзла или болит что-нибудь?
– Болит, – шепотом проговорила я.
– Живот?
– Спина.
– Спина – это серьезно, – авторитетно произнес парень. – Ты вот что, слушай сюда. Давай я тебя в отделение отведу. Там есть инспекторша специальная, для несовершеннолетних. Пусть она тобой займется, если надо – в больницу отправит. Давай, а?
Я подумала: лучше бы он дал мне тридцатку и отпустил восвояси. Тогда можно было бы вернуться домой, и мать не стала бы меня колотить, а дала горячего чая и сосиску с капустой.
Однако вслух озвучить свои мысли я не решилась и по-прежнему тупо молчала.
– Ну чего ты артачишься? – принялся уговаривать меня парень. – Хреново же тебе дома, ведь так? Ну вот, а там тебе помогут, накормят, вещи теплые выдадут.
«Там» могло означать только одно – в детдоме. В самом деле, куда еще могли направить из детприемника, куда так соблазнительно звал меня веснушчатый спаситель?
Я потихоньку отодвинулась от парня, сначала на полшага, потом еще.
– Вот дуреха, – рассердился тот. – Ты ж замерзнешь намертво. Топай тогда домой, я провожу.
– Нет.
– А ты, гляжу, упрямая. – Он внезапно усмехнулся. – Зовут-то как?
– Василиса.
– А меня Валерка. Дембель я, вчера только уволился. Вот к мамаше спешил, да ты тут вклинилась. Смотрю, скачет, как угорелый заяц, и все по лужам. А ботинки-то… – Парень выразительно присвистнул и махнул рукой. Помолчал немного, потом решительно сжал мою закоченевшую ладонь. – Хватит дурить, малая. Надо идти. Ты сама прекрасно понимаешь, нельзя тебе так. В следующий раз побежишь – мигом сцапают и разбираться не будут, виновата или нет. В лучшем случае в обезьянник свезут, в худшем – морду набьют. А в тебе и так душа еле держится.
Я слушала его негромкую убедительную речь и чувствовала, как невыносимо, нестерпимо ноет спина. Пожалуй, он прав, этот рыженький сероглазый солдатик, – деваться мне некуда. Да, кажется, я и пары шагов не смогу сделать самостоятельно. Ну не помирать же, ей-богу.
– Что, уговорил? – Парень улыбнулся. – Вот и умница. Да не опасайся ты так, что уж кругом, звери одни сидят? Помогут тебе, вот увидишь. Раз с родителями не повезло, нужно самой на ноги вставать, как еще быть-то? Топать можешь или понести тебя?
– Сама пойду, – выдавила я, с трудом разжимая пересохшие, потрескавшиеся губы.
– Ну и айда. – Он секунду колебался, затем расстегнул солдатский ватник и набросил мне на плечи поверх куртки.
3
– Имя, фамилия! – Смуглая тетка с черными усиками над верхней губой и курчавой, как у овцы, шевелюрой, склонилась над разграфленным листком, хищно нацелив в него блестящую авторучку.
– Демина Василиса.
– Громче, не слышу! – рявкнула усатая.
Я стояла перед полированным письменным столом и молча смотрела на темные колечки волос у нее надо лбом.
Инспекторша подняла усталое желтоватое лицо и близоруко прищурилась.
– Повтори погромче. Ты очень тихо говоришь, я не расслышала. Запишу неправильно, потом будет морока.
– Пусть она сядет, – мягко попросил Валера. – У нее спина болит.
– Садись, – усатая кивнула на желтый обшарпанный стул. – Голова не кружится?
– Кружится.
– Сейчас придет врач. Я уже позвонила. Так ты мне скажешь свое имя и фамилию?
– Демина Василиса, – повторила я, изо всех сил стараясь придать голосу звучность.
– Лет сколько?
– Десять.
– С кем живешь? Мать, отец есть?
– Да.
– Диктуй, как их зовут.
– Демина Лидия Дмитриевна, Демин Андрей Иванович.
– Адрес.
– Флотская, дом семнадцать, квартира сорок.
– Телефон есть?
– Есть, но он не работает.
– Ясно, – кивнула тетка, – отключили за неуплату. Ладно. Посиди пока, я скоро вернусь.
Она встала и вышла из маленького тесного кабинета. Я растерянно оглянулась на Валеру, стоящего в дверях. Тот ободряюще подмигнул.
– Все нормально, сестренка. Я завтра приду сюда, проверю, чтоб никто не обидел. А спину береги, тебе детей рожать. Я серьезно говорю. – Он снова улыбнулся, глядя на мою мигом сморщившуюся физиономию.
В углу на стене, выкрашенной коричневой краской, громко тикали большие круглые часы. Рядом висело несколько застекленных стендов с листами, исписанными мелким разноцветным шрифтом. На широком грязноватом подоконнике сидели в горшках крупный кактус и чахлая, полузасохшая фиалка.
При виде них я почему-то вспомнила Макаровну, хотя у нее в комнате не было никаких цветов.
Как-то она будет без меня? Небось станет скучать – у нее же из родни никого. Я прерывисто вздохнула и тут же сжалась от боли, прошившей позвоночник.
Дверь скрипнула, впуская усатую и высокого мужчину в белом халате, с чемоданчиком в руке.
– Это врач, – пояснила мне инспекторша, – сейчас он тебя осмотрит и решит, надо ли ехать в больницу. Только ничего не сочиняй, говори правду, хорошо?
– Да.
Тетка снова вышла, прихватив с собой моего провожатого, и мы с мужчиной остались одни.
– На что жалуемся? – поинтересовался он и раскрыл свой чемодан.
– Там что-то ломит, – я осторожно дотронулась до спины.
