Шпионский детектив (по следам Юлиана Семёнова…). Часть 1 - Сергей Юрчик

…Ежов разложил на столе принесённые с собой бумаги и приступил к докладу. Он знал, чем озабочен вождь и начал именно с этого. Ещё с Гражданской Сталину сильно досаждал Тухачевский. А также Якир и Уборевич. Но больше всего – Тухачевский. Книжки писал о себе, любимом, воспевал свои подвиги. Намекал, что это он из-за Сталина не взял Варшаву. Ну, подвиги-то у него были, да только в основном на пьяном и женском фронте. Ещё в начале двадцатых Особый отдел ГПУ Западного края докладывал, что польская разведка интересуется его похождениями. Такого донжуана и бонвивана против воли можно было склонить к сотрудничеству. Но московское ОГПУ никаких выводов не сделало. Дальше – больше. В 35-м тиснул в «Военном вестнике» статейку, в которой позволил себе нескромные выпады в адрес Германии и непрошеные советы в адрес Франции и Чехословакии готовиться к отражению германской агрессии. Затем поездка в Лондон на похороны Георга Пятого. Невиданный шквал комплиментов в западной прессе: «Красавец-маршал», «Военный гений революции», «Красный Бонапарт». Рассуждения об обострившейся борьбе за власть в СССР и шансах «кандидата в Наполеоны». Да товарищу Сталину святым надо было быть, чтобы читать обзоры печати и делать вид, что вся эта болтовня его не касается!

Недавно, разгребая оставшиеся после Ягоды завалы, обнаружили весьма интересный материал. В своё время из одного не очень надёжного германского источника поступила информация о существовании в верхах Красной армии антисоветского заговора, возглавляемого неким генералом Тургаевым. Оказалось, под этой фамилией в двадцатые годы в командировках в Германии в рамках тогдашнего сотрудничества между Рейхсвером и РККА бывал не кто иной, как Михаил Тухачевский. Ягода начертал на донесении: «Попытка скомпрометировать Тухачевского. В архив». Разумеется, теперь в НКВД задались вопросом, отчего Ягода не придал значения этому сигналу. Ежов доложил о находке Сталину и дал поручение начальнику ГУГБ Агранову проконсультировался у Артура Артузова, руководившего в те времена Контрразведывательным, а затем Иностранным отделом.

Оказалось, это была не единственная информация на Тухачевского. Дело в том, что в двадцать втором или двадцать третьем году он был введён в качестве очередной подсадной утки в операцию «Трест», осуществлявшуюся в рамках контригры против белой эмиграции. Наличие такой видной фигуры в «белогвардейском подполье» на территории СССР должно было по замыслу чекистов придать ему больший вес в глазах парижских и берлинских контрагентов. Но так сложилось, что линия с Тухачевским не получила – якобы? – развития. Однако сохранились следы в архивах спецслужб и со временем стали доноситься отзвуки запущенной дезинформации. Обо всех перипетиях «Треста» и «Синдиката» и отдалённых последствиях этих грандиозных игр не знал даже всеведущий Агранов…

Сталин слушал с прежней нахмуренностью, но видно было, что с интересом. Сопел папиросой, потом раздавил её в пепельнице, прервал Ежова взмахом руки.

– Якабы! То-та что – якабы… Ты, Никалай, в адвакататы сабрался, шьто-ли? Сматри, дарожка скользкая!

Ежов вздрогнул. Ещё бы, на эту дорожку ступил когда-то Ягода, поскользнулся и сломал себе шею… Но даже Ежов понимал, что решительно во всём поддакивать шефу так же опасно, как и саботировать его указания. Тем более если речь идёт о тузах вроде Тухачевского. Тем более что Хозяин никогда не высказывается до конца и волю его приходится угадывать. Прав, прав Агранов, работать надо с предельной аккуратностью…

– Да я же… Товарищ Сталин, я…

– Ищите! Капайте. Нужны матерьялы. Далжны быть матерьялы, я эта предчувствую. Шьто Путна и Примаков? Прадалжают упорствовать?

– Так точно, товарищ Сталин. Ещё один промах Ягоды. Надо было сразу после ареста на раскол брать, а теперь либерализм боком выходит.

Комкор Путна и командарм Примаков сидели с августа прошлого года. Ежов и сам пока не решался широко применять ускоренные методы следствия. Но намёк Сталина, у кого брать нужные материалы, был ясен. Более того, с благословения Хозяина только что были подписаны ордера на арест всего руководства Уральского военного округа во главе с командующим комкором Гарькавым и его заместителем комкором Василенко.

– А шьто ты делаешь па линии ачищения НКВД? – всё так же глядя исподлобья, спросил Сталин.

– Товарищ Сталин! Я прошу санкции Политбюро на арест Молчанова.

Начальник СПО после Агранова и впоследствии заместитель Ягоды Молчанов особенно упорно вставлял палки в колёса следствию по делу троцкистско-зиновьевско-каменевского террористического центра. На пару с Ягодой решили поиграть в политику, дурачки. Вскоре после смещения Ягоды отправлен был руководить Наркоматом внутренних дел Белоруссии.

– Малчанава? И толька?!

Сталинские глаза сверкнули тигриной желтизной. Ежова бросило в пот. Откуда-то из тёмных глубин памяти всплыли читанные в отрочестве в какой-то книжке рассказы из древней истории. Нарком вдруг представил себя гладиатором на арене, растерзанным хищником. Своими глазами увидел он собственные потроха, вывалившиеся на песок арены, и даже услыхал рёв опьянённой кровью толпы.

Жёлтые искры в глазах вождя погасли, он усмехнулся в усы, вытащил из ящика письменного стола приспособление вроде перочинного складного ножика, взял трубку и принялся её чистить.

– Сматри, Никалай. Ты в манастырь игуменам паступи. А нам таких наркомав и дарам не нада!

– Товарищ Сталин! – взмолился Ежов. – Товарищ Генеральный секретарь! Да ведь от него потянутся нити к троцкистскому подполью… Враг хитёр и хорошо законспирирован!

– Ладна, ладна… Будет тыбе санкция. Ягоду тоже прыбери, хватит ему на свабоде балтацца… И вот шьто. Артузава тоже к себе забирай абратна. Абнаглел, скандалы устраивает. Варашилав жалуется. Тоже на Палитбюро праведём. В распаряжение НКВД. Там пасмотрим, шьто с ним делать.

– Слушаюсь, товарищ Сталин! – Ежов торопливо делал пометки в блокноте.

Сталин поднялся и принялся мерно расхаживать вдоль стола для заседаний, поучая наркома, монотонно вбивая ему в голову программу действий. Ежов слушал, повернувшись к нему вместе со стулом.

– …Так шьто НКВД на хаду придётся чистить. Камиссариат па ходу дела сам себя ачищать должен, без атрыва ат праизводства. На тыбе, Никалай, двайная атветственнасть, бальшая атветственнасть. Понял?

– Понял, товарищ Сталин!

– В свете такой пастановки задач – шьто ты думаешь а работе Спецатдела ГУГБ?

И смотрел настороженно, по совиному.

О конфликтах Глеба Бокия со Сталиным Ежов был извещён предостаточно, знал, что Бокий Хозяина откровенно презирает, а потому ответил уверенно:

– Много об себе полагает Глеб Иваныч! Только и слышно от него – меня, мол, сам Ленин на это место поставил…

– Знаю, слыхал, – как бы смягчился Сталин. – Нада же… Какое кащунства – Ленина всуе паминать!

Глеб Иванович Бокий давно сидел занозой у многих. Его Спецотдел числился не столько отделом ГУГБ НКВД, сколько при ГУГБ и НКВД и мог поставлять информацию напрямую в ЦК, минуя непосредственное руководство. Занимаясь шифрами, дешифровкой, прослушиванием радиоэфира и телефонных сетей, а также охраной государственных секретов и непосредственной охраной советских дипломатических представительств за рубежом, Спецотдел Бокия владел такими тайнами, по сравнению с которыми вся прочая таинственность выглядела напускной и не совсем серьёзной. Была у Глеба Ивановича и своя особая папка, людьми осведомлёнными почтительно именуемая «чёрной», куда он складывал такие сведения о высшем руководстве, которым могли позавидовать даже Ягода и Ежов с их досье. Но всем этим деятельность и вес Спецотдела не исчерпывались. Бокий имел заместителя «по науке» – Евгения Гопиуса, который руководил целой сетью лабораторий и мастерских, не только обеспечивавших потребности Спецотдела в радиоаппаратуре, но и проводивших исследования в самых разных областях науки и техники. Среди них была и лаборатория нейроэнергетики Всесоюзного института экспериментальной медицины, занимавшаяся изучением биологического электромагнетизма. А отсюда был один шаг до исследований гипноза, телепатии, и даже – спиритизма, мистики и оккультизма, и этот шаг давно был сделан…

Но всё это ещё бы ничего. Главная проблема заключалась в том, что руководитель этой лаборатории Александр Барченко создал не более не менее как ложу, названную высокопарно «Единым трудовым братством», в которую вовлёк и Глеба Бокия и даже —страшно сказать – авторитетнейшего главу орграспредотдела ЦК Ивана Москвина, вытащившего из дерьма и воспитавшего, между прочим, самого Колю Ежова. «Братство» ставило своей целью объединение человечества на идеях коммунизма, отрицания классовой борьбы, соблюдения иерархии и уважения к религиозным культам. Во как! И всё это при НКВД и внутри ВКП (б).