Доказательство чести - Кирилл Казанцев

По мнению самого Пермякова, дальнейшее содержание Кускова под стражей не лезло ни в какие ворота. Если за месяц у следствия не появилось никаких фактов, позволяющих привязать Штуку к автомату так же прочно, как сам этот ствол к убийству Ефикова, значит, их не будет и после. Убийство — заказ. Посадка Кускова в СИЗО — тоже.

Получается, что Фирсов поступил по совести. По своей собственной. Чего не сделаешь ради хороших людей. Не о Кускове речь, понятно. Но кто-то не просто, а очень даже хочет, чтобы место реального убийцы Ефикова занял Виталька Штука.

Ровно через два дня в кабинете Пермякова появляется некто Поспелов и загоняет мульку о том, что он-де прогуливался в четыре часа утра по проспекту Маяковского, неподалеку от универмага «Центральный». Одним словом, остается сожалеть, что этот человек, с его-то привычками оказываться в нужном месте в нужное время, не заглянул на завод Михельсона тридцатого августа восемнадцатого года, когда там выступал Ленин. Глядишь, и Фанни Каплан не при делах бы оказалась.

— Иду, знаете, по Маяковскому. Вдруг бах-бах! Черный «Мерседес», госномер двести двадцать два, как пуля летит мимо! «Менты, гады, нате вам!» Водитель озлоблен, свиреп с виду…

— Кто свиреп? Кусков? В ночь на шестое июня?

— Да, Кусков. А следом сержант Гонов и старший сержант Зелинский на «шестерке». «Стой, гад, не уйдешь! За свои преступления отвечать придется!» Та-та-та. Я своими глазами видел.

— Точно своими?

— Клянусь.

Пораздирал тогда Пермяков рот зевотой, но показания запротоколировал.

За тринадцать лет службы ему приходилось выслушивать, а потом скреплять своей подписью и не такое.

— Знаете, он меня не сильно изнасиловал. Так, чуть-чуть. Собственно, вообще не насиловал. Я даже сначала не поняла, что это…

— А зачем заявление писала, если путаешь ощущения с определениями?

— Так это я сначала так решила, а потом, когда домой пришла… Такое впечатление, что это мне приснилось. С вами такого никогда не бывает? Что-то приснится, а потом кажется, что это уже где-то было?

Конечно, было.

В четырнадцатилетнем возрасте он выяснил, что изнасилования бывают разные. Мальчишка исходил из собственных представлений о морали. Справедливости ради надо сказать, что она к тому времени находилась в сомнительном состоянии. Насилие над женщиной Сашка считал таким же страшным грехом, как измена родине или убийство члена партии. Хуже была только кража сменной обуви в школе. Поэтому визг в кустарнике, сопровождающийся треском материи и гортанным бурятским рычанием, вызывал у него желание немедленно привлечь внимание общественности.

Он собирался на футбол, но отец сказал ему:

«Ты скоро одуреешь окончательно. Вот тебе сто рублей, иди в «Металлист», там дают «Европейскую историю»».

Расчувствовавшись, он спросил у папы, что ему потом делать с оставшимися пятьюдесятью рублями. Отец отторг двусмысленный сарказм сына и сказал, что пиво не открывает его лучшие черты. Оно, мол, отупляет человека и заставляет его совершать поступки, которые потом вызывают стыд.

«И вообще, если еще раз запах услышу — убью», — ненавязчиво предупредил он.

Кроме Сашки кино смотрели несколько женщин, старик и две девушки со спутниками. В этом коллективе он выглядел как ребенок, потерявший память. Мальчишка сидел на самом последнем ряду, девушки со спутниками устроились чуть ниже. Барышни сначала целовались каждая со своим спутником, потом поменялись местами и принялись за чужих. В этой связи Пермяков на некоторое время потерял связь с экраном. Тут киножурнал закончился, стало светло, девушки умиротворенно вытянулись и застыли. Но он уже тогда знал, что это ненадолго. Во время перерыва они опять пересели. Когда стало темно и заиграла трагическая музыка, они целовались с теми парнями, с которыми пришли.

Это кино Пермяков уже видел, оно ему нравилось, поэтому он переключился на фильм. Тем более что убили Хайнца Ренке, и мальчишке стало очень интересно, как прикончат убийцу. Одновременно с этим он не терял надежды на то, что девушки начнут целоваться друг с другом или, на худой конец, этим займутся их спутники. Но тут сын Лоссера стал бить наци, и Пермяков отвлекся. Потом включили свет, он вытащил из-за ремня бутылку пива и направился к выходу.

Обратно Сашка шел через парк. Мальчишка старался двигаться неосвещенными участками между кустарниками, чтобы никто его не заметил, и на то была причина — он пил «Жигулевское». Время было смутное, семиклассник, пьющий пиво, вызывал у прохожих непреодолимое желание выяснить место жительства его родителей. Беспокоить по таким пустякам папу он не хотел, поэтому ходил козьими тропами.

Сашка выбросил в кусты пустую бутылку, а потом услышал женский визг, треск материи и хриплый голос. В четырнадцать лет он уже имел репутацию мальчика, подтягивать которого на дому по математике девочкам небезопасно, поэтому ситуацию понял правильно. Сашка тут же стал искать взглядом будущего сообщника в убийстве гнусного насильника, то есть человека, в карму которого заложена привычка вечно появляться в ненужном месте в ненужное время. Ему на глаза попался пузатенький гражданин малого роста, блиставший безупречной лысиной и пересекавший аллею с «Вечерним Екатеринбургом» в руке. Они как-то сразу поняли друг друга, прониклись взаимным доверием. Сашка обязательно пошел бы в разведку с таким человеком. Несмотря на разницу лет в тридцать, мужик оказался своим парнем.

Они вошли в темные заросли волчьей ягоды, а там, значит, вот что происходило. Тетя в очках лежала на спине, ею пытался овладеть дядя, пахнущий вермутом.

— Беги за дружинниками! — приказал мужик Пермякову. — А этого я сейчас возьму!

Это были смутные времена. Пермяков еще не рассматривал слово «возьму» с позиций Зигмунда Фрейда. Это сейчас он никуда бы не побежал. Пермяков сначала записал бы в карманный блокнот фразу целиком, а после сходил бы за своей бутылкой, вернулся и разбил бы ее о череп насильника. Но тогда он бросился сломя голову искать дружинников, хотя ненавидел их люто и презирал глубоко. Они были его врагом номер один, если не считать участкового Гасымова и ракет «Томагавк».

Пермяков вернулся с двумя щуплыми фрезеровщиками и тетей, контролером ОТК, о которую можно было бить годовалых поросят. Он вломился в заросли, и увиденное бескрайне поразило его.

Тетя по-прежнему лежала на спине. Она была та же самая, но вот дядя на ней пыхтел уже другой. Это было не единственное отличие. Из кармана пиджака предыдущего дяди торчало горлышко сосуда емкостью ноль семь, а нового — газета. Трусы этого дяди белели в темноте, а старого — чернели. От того дяди тетя отбивалась, а этого обнимала руками и ногами. Так крепко, что встать он смог только вместе с нею. В общем, папа Пермякова был прав насчет пива. Оно не открывало лучших черт его сына.

— Товарищи! Подонку удалось скрыться! — убедительно произнес бывший друг Сашки, разглядел сомнение в глазах заводчан, окруживших его, и счел нужным добавить: — Мы любим друг друга!

Тетя, висящая рюкзаком на его груди, охотно подтвердила это.

— Грязные животные! — отреагировала на это светлое чувство тетя с повязкой дружинника и могучими руками разорвала преступный союз пополам. — Вызывайте наряд, товарищи!

Пока дядя с газетой натягивал брюки на трусы, а пьяная тетя склеивала пальцами разорванное платье, один фрезеровщик побежал к телефону, чтобы позвонить куда следует. Тут другой фрезеровщик вспомнил, что совсем рядом находится опорный пункт участкового Гасымова, при упоминании о котором у Пермякова волосы на голове встали дыбом. Пленных решено было гнать в застенок своим ходом.

В опорном пункте милиции Пермяков узнал, что дядям разрешается лежать на тетях, если только совпадают фамилии в их паспортах. Но даже при таких обстоятельствах дядям и тетям нельзя заниматься этим вдоль дорог, по которым возвращаются из кино советские люди.

Закончив семинар, участковый Гасымов посмотрел на Пермякова как голубь. Чтобы понять их высокие отношения, нужно прочитать пять-шесть сказок дядюшки Римуса. Половину своего служебного времени братец Гасымов тратил на нерезультативные погони за братцем Пермяковым, а тот не выходил из дома, пока не убеждался в отсутствии поблизости участкового милиционера. Не было худшей приметы, если он перебегал ему дорогу. Это были смутные времена. Гастарбайтеры работали в Екатеринбурге участковыми и штрафовали коренных уральцев за отсутствие прописки.

— Понимаете, товарищи, мы с молодым человеком поспешили на помощь этой женщине, — затравленно объяснял дядя с «Вечерним Новосибирском». — Он по моей просьбе побежал за помощью, а то, что вы потом увидели, была любовь с первого взгляда. Завтра мы идем в загс. Честное слово. Подтверди, Таня.

Тетя в очках и платье, заправленном в колготки, работала, как уже выяснилось, в библиотеке имени Гайдара.