Человек ниоткуда - В. Бриджс

— Так вот, — сказал я, — если он примет меня за Стюарта Норскотта, то я надеюсь довести дело до конца.

— Да, — заметил Норскотт, — единственное лицо еще, которое вас может беспокоить, это мой двоюродный брат, Мориц Фернивелл. Я, кажется, обещал поехать к нему и провести несколько дней у него в Суффольке. Было бы лучше, если бы вы могли этого избежать. Во всяком случае следите за тем, чтобы не сделать ни одного промаха в его присутствии.

— Что это за человек? — спросил я. Норскотт сдвинул брови.

— Не знаю. Это мой единственный родственник на всем белом свете, и до известной степени я ему доверял. Иногда мне кажется, что это было глупо. Если бы я знал… — Его брови еще больше сдвинулись и руки нервно сжались так, что кожа на суставах побелела.

— Полнота ваших сведений изумительна, Норскотт, — заметил я.

— Если бы я останавливался на пустяках, — сказал угрюмо Норскотт, — меня бы не было здесь.

Он вынул чековую книжку и выписал чек на восемь тысяч фунтов.

— Вот деньги, — сказал он. — Кроме них, у меня еще есть на моем текущем счету несколько сот фунтов стерлингов, и, если вам угодно, я могу подписать несколько чеков с тем, чтоб вы их сами заполняли для текущих расходов. Кроме того, вам необходимо научиться подделывать мою подпись. Как вы думаете, вы сумеете это сделать?

— У меня, правду сказать, опыт в этом направлении небольшой. Но, надеюсь, при некоторой практике я с этим справлюсь. А как у вас у самих обстоит дело с деньгами?

— Я уже заранее принял все меры и только ждал случая, чтобы применить их на деле.

Вдруг постучали в дверь. Норскотт сунул чековую книжку обратно в карман, встал, прошел через комнату и повернул ключ.

Вошел лакей и с виноватым видом остановился на пороге.

— Я пришел узнать, не требуется ли вам чего-нибудь, сэр?

— Кажется, ничего, — спокойно сказал Норскотт. — Впрочем, подайте мне счет. Думаю, что с вашей стороны нет препятствий к тому, чтоб мы еще на некоторое время задержали эту комнату? Мы говорим о делах.

Лакей поклонился.

Норскотт вынул пятифунтовый билет, протянул его лакею и движением руки отказался от сдачи. Лакей оставил нас, бормоча слова благодарности. Норскотт закрыл за ним дверь на ключ и подошел опять к столу.

— Я готов, — сказал он учтиво.

В одно мгновение я снял свой костюм и положил на стул.

Наше полное переодевание длилось приблизительно четверть часа. Вся одежда Норскотта вполне подошла для моей фигуры, только его лакированные ботинки были на полномера меньше, чем нужно. Закончив одеваться, я с чувством некоторого удовлетворения посмотрел в зеркало. Иллюзия была полная.

В моем старом синем костюме Норскотт превратился в совершенно другого человека. Он казался в точности тем изображением, которое я ежедневно видел в зеркале моей меблированной комнаты. Приблизившись к столу, я наполнил оба стакана остатками превосходного бренди.

— Пью за нас, потерявших самих себя! — сказал я. Норскотт поддержал тост, а затем, поставив стакан на стол, передал мне чековую книжку и ключ от дверей, лежавшие тут же, перед ним, на столе. Я положил их к себе в карман вместе с записками.

Внезапно мне пришли на ум последние слова Вольтера: «А теперь вперед, в мир приключений!».

— Нам лучше не выходить вместе, — сказал Норскотт. — Прощайте! Не думаю, чтобы нам пришлось еще раз встретиться, разве только в аду, если таковой существует!

— Вероятно, я первый выясню этот вопрос… — ответил я.

Я взял бурое пальто, лежавшее на диване, и, пройдя через комнату, открыл дверь, закрытую на ключ. Норскотт стоял на месте, сложив руки, и следил за мной все с той же странной, безрадостной улыбкой.

— Прощайте, — сказал я, — желаю вам счастья!

Затем я вышел и захлопнул за собой дверь.

Пройдя через длинный коридор гостиницы, я дошел до бокового входа, в который мы вошли. Дежурный лакей в ливрее быстро подошел ко мне.

— Угодно автомобиль, сэр?

— Да, — сказал я, — позовите.

Мне было холодно, хотя мое сердце билось несколько чаще обыкновенного. Когда автомобиль подкатил, я дал шиллинг любезному джентльмену в ливрее, сказал шоферу адрес Норскотта на Парк-Лэйн, затем сел в автомобиль и с приятным чувством удовлетворения расположился на удобном сиденье.

Дело пущено в ход — теперь в этом не было ни малейшего сомнения. Если я изменю слову, данному Норскотту, мне предстоит целая вереница таких интересных переживаний, о которых не мог бы мечтать самый смелый ум. Кроме приятной перспективы почувствовать нож между ребрами в любой час дня и ночи, мне еще предстояла поистине громадная задача разыгрывать чужую роль в течение трех недель! Я снова усомнился, не сумасброд ли этот Норскотт, желающий поиздеваться на мой счет? Я старался возобновить в памяти весь наш разговор с момента нашей встречи, но не нашел в нем никаких признаков безумия. Но если это просто шутка, она дорого обойдется автору. Я вынул бумагу, которую мне дал Норскотт, зажег восковую спичку и стал изучать план его дома. План был в достаточной степени ясен. Мне стоило только подняться по лестнице, чтобы оказаться перед дверьми спальни, окна которой, по-видимому, выходили в Гайд-Парк. Этих сведений во всяком случае было достаточно для нынешней ночи. Остальное можно изучить на следующий день.

Я вздрогнул от неожиданности, когда мы внезапно остановились перед величественным домом недалеко от Эпсли.

— Черт возьми! — пробормотал я, — надеюсь, что тут нет ошибки!

Взяв себя в руки, я вышел на тротуар и дал шоферу полкроны.

Он почтительно дотронулся до шляпы, остановил счетчик и тихо покатил дальше, по направлению Оксфорд-стрит. С полминуты я колебался, а затем, поднявшись по широкой каменной лестнице, всунул ключ в дверь. Она открылась довольно легко и, глубоко вздохнув, я переступил через порог.

Я очутился в большом круглом вестибюле с колоннадой, освещенном электрическим канделябром. Множество пальм в горшках и висячие корзины с тепличными цветами придавали этой комнате роскошный и комфортабельный вид. По углам были расставлены глубокие вольтеровские кресла из красной кожи. Пока у меня не было оснований быть недовольным новым жилищем.

Не успел я захлопнуть входную дверь и ступить на мягкий турецкий ковер, как послышался звук сдержанных шагов и из-за драпировки в конце вестибюля появился человек. Это был спокойный, приятный малый лет сорока пяти, с живым, чисто выбритым лицом и начинающейся сединой. Одет он был, как полагается английскому лакею.

»Это Мильфорд», — подумал я.

Я снял шляпу, так что свет упал на мое лицо.