Оглянись за спину - Джей Барбетт

Она тут же вошла и проинспектировала мой кабинет, как будто все последние недели не проделывала это по меньшей мере раз в день. Полон ли свежей воды графин на моем письменном столе? Чиста ли пепельница, пуста ли корзина для бумаг? Готов ли к записи магнитофон в верхнем ящике письменного стола? Правда, у меня не было уверенности в том, что мисс Харкорт безоговорочно одобряет эту современную аппаратуру. Отец пользовался старомодным диктофоном, который все ещё стоял на передвижной подставке рядом с письменным столом мисс Харкорт. Мисс Харкорт часто пользовалась им, с негодованием отвергая все мои предложения о замене на что-нибудь посовременнее. Закончив инспекцию, она мне улыбнулась и перелистала свой блокнот.

— Недавно я звонила вам домой, и там мне сказали, что вы сегодня будете в конторе. Вы в самом деле уже чувствуете себя в форме, мистер Джон? — Ее обычно резкий голос сегодня звучал по-матерински озабоченно.

— Я чувствую себя отлично. Просто разучился быстро ходить, только и всего. Зачем вы мне звонили?

— Ах, речь идет о корректуре статьи для журнала. Уже сегодня она должна быть в типографии, если мы хотим, чтобы её поставили в номер.

— Хорошо, я посмотрю. До выхода номера ведь ещё две недели. Масса времени. Все остальное в порядке?

Она кивнула.

— Наша молодежь говорит, что в это время ничего не происходит. Мертвый сезон. Никто, похоже, ничего не затевает…

— Вот как? А что тогда означает оживление вокруг акций «Мидленд-централь»? Я проследил за ним по газетам. Как вы полагаете, что за этим кроется?

Мисс Харкорт придвинула мне под нос кипу деловой корреспонденции, увенчала её ещё одним нераспечатанным письмом и лишь затем бросила на меня зоркий взгляд.

— Обычные сезонные колебания, что же еще?

— Не знаю… Думаю, тут кроется нечто большее, — задумчиво пробормотал я, закурил, но тут же положил сигарету на край пепельницы. У меня было неопределенное ощущение, что дело не только в сезонных колебаниях, но доказать это я не мог. Очевидно, мисс Харкорт не заметила моей внутренней неуверенности. Иногда я казался себе некомпетентным, незванным гостем в своем собственном кабинете. Не мог отделаться от ощущения, что он, в сущности, все ещё принадлежит моему отцу, и без его компетентного руководства я очень часто чувствовал себя растерянным — прежде всего тогда, когда мисс Харкорт словно под лупой сравнивала меня с моим предшественником. Именно в моменты критических решений я ощущал, как сильно мне его не хватает. Вот за ним не водилось ни колебаний, ни неуверенности.

Я глубоко вздохнул и посмотрел мисс Харкорт прямо в глаза.

— Нет, за этим стоит нечто большее. Дело дрянь. Готов держать пари, что речь идет о какой-то заранее спланированной игре.

Мисс Харкорт опустила ресницы.

— «Мидленд-централь», гм… Эти акции сегодня с утра упали на две десятых пункта.

— Они упадут ещё больше, попомните это. Кто-то выбрасывает их на рынок в большом количестве. Много их прошло через наши руки?

— Нет, мы покупали только по поручению мистера Артура Энсона, а он половину своего пакета акций уже сбыл снова. — Мисс Харкорт ждала, постукивая карандашом по своему блокноту.

— Кто занимается счетом мистера Энсона? Билл Герхард, не так ли? Мисс Харкорт кивнула. — Хорошо, тогда скажите Биллу, чтобы он позвонил мистеру Энсону и передал ему от меня, что я подозреваю, будто кто-то хочет захватить контроль над «Мидленд-централь». Посмотрим, что ответит Энсон.

— А потом?

— Потом Энсон позвонит мне, если имеет отношение к этой игре. Я не могу допустить, чтобы он использовал фирму Брайнерда для своих личных биржевых манипуляций.

Мисс Харкорт сделала несколько пометок в блокноте и улыбнулась.

— Так же сказал бы и ваш отец.

— Я далеко не мой отец, и никогда таким не стану.

— Глупости, мистер Джон. Вам ещё не хватает опыта, но это с годами придет само собой. А что касается ваших знаний и проницательности, вы вполне можете сравниться с вашим отцом.

— Спасибо, мисс Харкорт. Дай Бог, если вы правы. Во всяком случае, ваше мнение мне очень лестно, поэтому возражать я вам не буду. Еще что-нибудь? — Я ткнул пальцем в письма. Есть что-то срочное?

Мисс Харкорт покачала головой.

— На большинство из них я уже очень коротко, в несколько строк, ответила, что вы пока больны. Здесь нет ничего, что не могло бы подождать, пока вы снова не почувствуете себя полностью здоровым.

— Я чувствую себя прекрасно, — раздраженно бросил я. Постоянные намеки на мою болезнь уже стояли у меня поперек горла. — А это что?

Я взял письмо, лежавшее сверху, и повертел его в пальцах. Конверт авиапочты из тонкой голубоватой бумаги с надпечаткой «Коррео Аэро» в одном углу, мексиканским штемпелем и такой же почтовой маркой. В качестве адресата был указан только «Джон Брайнерд, Нью-Дейвен», а название штата и «США» были написаны внизу почти неразличимыми каракулями. В левом нижнем углу значилось «Лично, конфиденциально».

Моему удивлению не было предела.

— Вы знаете, от кого оно?

Мисс Харкорт покачала головой.

— Не имею понятия. Письмо пришло в прошлый вторник, на следующий день после того, как вы заболели. Я бы сразу переслала его вам, но миссис Брайнерд сказала, что врач запретил вам заниматься делами.

Я вскрыл конверт. Внутри оказались два листа такой же тонкой бумаги.

— Ладно, взгляну, что это может быть. Что еще, мисс Харкорт?

— На данный момент все. Вы здесь пробудете весь день, мистер Джон? Она поднялась и быстро зашагала к выходу.

— Возможно, — рассеянно ответил я и развернул письмо.

Мисс Харкорт энергично закрыла за собой дверь. Я откинулся на спинку кресла и занялся письмом.

Почерк был неразборчивым и читался с трудом. На листах стоял штамп «Вилла Мария Долорес, Морелия, Микоакан, Мексика» и дата: пятница, 3 апреля. Следовательно, оно было написано две недели назад.

«Джон Брайнерд!

У меня мало времени. У моей машины спустила шина. Как только её починят и заправят бензобак, мне придется ехать дальше. Но думаю, этих немногих минут будет достаточно, чтобы изложить вам главное.

Когда вы будете читать это письмо, меня, вероятно, уже не будет в живых. Мой муж хочет меня убить. Он уже однажды пытался это сделать и будет пытаться снова. На этот раз у него может получиться. И если так, вы станете его следующей жертвой…»

Я невольно поднялся с кресла.

«Мой муж хочет заполучить то, что принадлежит вам. Если он что-нибудь задумает, ничто на свете не заставит его переменить решение. То, что он хочет, он просто берет, а хочет он вашу жену.»

Я раздавил свою сигарету и судорожно сглотнул. До сих пор мне не доводилось сталкиваться с мерзостями такого рода. Я протянул руку к звонку, чтобы вызвать мисс Харкорт. Вероятно, она разбиралась в таких проблемах лучше меня. Но затем убрал руку и счел за лучшее пока не показывать это письмо мисс Харкорт. По-видимому, эта грязная, злобная клевета была направлена прежде всего против Лесли, и чем меньше людей узнают об этом, тем лучше. Все во мне протестовало против этого письма, но я не мог его отбросить.

«Вы не поверите мне и, вероятно, сочтете меня сумасшедшей. Вначале я тоже не хотела этому верить. Я докажу вам свои утверждения, насколько смогу. Ваша жена Лесли до вашего с ней брака любила мужчину по имени Ги Кетлер. Ее отец запретил ей выйти за него и выгнал Ги из города. Вскоре после этого Ги женился на мне, и мы уехали в Мексику. Подозреваю, что все это время он поддерживал контакт с вашей женой. Несколько недель назад она ему написала. Я прочитала только часть письма. Но даже из нескольких строк мне стало ясно, о чем идет речь. Она была очень сердита на вас, просила Ги срочно приехать и помочь ей…»

«— Она была очень сердита на вас», — мысленно повторил я.

Действительно, несколько недель назад Лесли имела все основания сердиться — из-за Сандры Донен. Я с досадой остановил себя. Одно такое письмо ещё нельзя принимать всерьез.

«Я очень скоро поняла, что Ги уже давно ждал подобного призыва и твердо решил ему последовать. Еще я обнаружила, что он хотел уехать свободным от тягостных уз брака. Он написал вашей жене, а через несколько дней после того послал ей подарок. У нас была коллекция лунных камней чудесного оттенка, всего тридцать штук, которые для меня были вставлены в цепочку. С тех пор эти камни исчезли…»

У меня по спине пробежали ледяные мурашки. Я тут же вспомнил сегодняшнюю утреннюю сцену на веранде: эту серебряную цепочку, на которой как капли росы молочным матовым сиянием, словно луна в туманной дымке, мерцали эти камни.

Все во мне будто окаменело. Казалось, в кабинете стоит неестественная тишина. Но я заставил себя читать дальше.