Замок лорда Валентина (сборник) - Роберт Силверберг

Обойдя двор, Валентин заглянул в стойла и увидел животных Шанамира, спокойно жующих солому, но их хозяина не было — наверное, убежал по делам.

До Валентина донесся запах жареной рыбы, и он тут же почувствовал, что голоден, открыл расшатанную дверь и оказался в кухне, где маленький усталый человек готовил завтрак для полудюжины постояльцев различных рас. Он равнодушно взглянул на Валентина.

— Я опоздал к еде? — мягко спросил Валентин.

— Садись. Рыба и пиво. Тридцать весовых единиц.

Валентин нашел монету в полкроны и положил на плиту. Повар отсчитал несколько медяков сдачи и бросил второй кусок рыбного филе на сковородку. Валентин сел у стены. Несколько позавтракавших собрались уходить. Стройная, гибкая девушка с коротко остриженными черными волосами задержалась около Валентина:

— Пиво в этом кувшине. Обслуживай себя сам.

— Спасибо, — ответил Валентин, но она уже вышла.

Он налил полную кружку. Пиво было крепкое, с резким привкусом. Через минуту он получил зажаренную до хруста, на удивление вкусную рыбу и быстро ее съел.

— Еще, — сказал он повару.

Повар мрачно посмотрел на него, но возражать не стал.

Во время еды Валентин заметил, что сидящий за соседним столиком хьорт, толстый, с одутловатым лицом, пепельной рябой кожей и большими выпуклыми глазами, внимательно разглядывает его. Валентину это было неприятно, и через какое-то время он искоса взглянул на хьорта. Тот заморгал и быстро отвел глаза, но вскоре снова повернулся к Валентину и спросил:

— Только что прибыл?

— Ночью.

— Надолго?

— До конца фестиваля, во всяком случае.

В этом хьорте было нечто такое, что инстинктивно не нравилось Валентину. Возможно, виной всему — внешность, поскольку Валентин считал хьортов непривлекательными, грубыми и надменными созданиями. Конечно, думать так нехорошо: ведь хьорты не виноваты, что так выглядят, и люди, наверное, в свою очередь кажутся им бледными существами с отвратительно гладкой кожей.

А может быть, Валентину не нравилось вмешательство в его жизнь — пристальные взгляды, вопросы. А может, и то, что кожу хьорта украшали жирные полосы оранжевого пигмента. Так или иначе, но он вызывал у Валентина ощущение тошноты и одновременно беспокойства. Однако, устыдившись своих мыслей и не желая казаться необщительным, он заставил себя улыбнуться:

— Меня зовут Валентин. Я из Ни-мойи.

— Далеко забрался, — отозвался хьорт, шумно пережевывая пищу.

— Ты живешь неподалеку?

— Немного южнее Пидруида. Звать Виноркис. Торгую шкурами.

Он занялся своим завтраком, но через минуту снова переключил внимание на Валентина, пристально уставившись на него своими рыбьими глазами.

— Ты путешествуешь с этим мальчиком?

— Нет. Я встретил его на пути в Пидруид.

Хьорт кивнул:

— После фестиваля вернешься в Ни-мойю?

Вопросы начали надоедать Валентину, но ему все еще не хотелось показаться невежливым даже по отношению к столь навязчивому хьорту.

— Еще не знаю, — ответил он.

— Значит, думаешь остаться здесь?

Валентин пожал плечами:

— Я вообще ничего не планирую.

— М-м-м, — промычал Виноркис, — хороший образ жизни.

Из-за гнусавости хьорта трудно было понять, с одобрением он высказался или с саркастическим осуждением. Но Валентина это мало беспокоило. Решив, что все приличия соблюдены, он замолчал. У хьорта, по-видимому, хватило ума прекратить разговор. Он покончил с завтраком, со скрипом отодвинул стул и неуклюже, как все хьорты, поплелся к двери, бросив напоследок:

— Теперь — на рыночную площадь. Еще увидимся.

Валентин вышел во двор. Там шла очень странная игра. У дальней стены стояли восемь фигур и перебрасывались кинжалами. Шестеро были скандарами, крупными косматыми существами с четырьмя руками и грубой серой кожей, а двое — людьми, которых Валентин видел за завтраком, когда вошел в кухню: стройная темноволосая девушка и худой мужчина со строгим взглядом, удивительно белой кожей и длинными белыми волосами.

Кинжалы летали с ошеломляющей быстротой, сверкая в утреннем солнце; на всех лицах было угрюмо-сосредоточенное выражение. Никто ни разу не уронил кинжал, никто не схватил его за острие, и Валентин даже не мог сосчитать, сколько же кинжалов носилось взад и вперед. Их, казалось, постоянно бросали и хватали, все руки были заняты, и все больше оружия мелькало в воздухе. Он подумал, что это жонглеры отрабатывают номер, готовясь к выступлению на фестивале.

Скандары, четырехрукие и тяжеловесные, демонстрировали невероятную ловкость, но мужчина и женщина не уступали им и жонглировали столь же искусно. Валентин стоял на безопасном расстоянии, зачарованно следя за летающими кинжалами.

Затем один из скандаров крикнул:

— Хоп!

И все перемешалось: шесть чужаков начали бросать кинжалы только друг другу, все увеличивая скорость, а двое людей отошли в сторону.

Девушка улыбнулась Валентину.

— Эй, давай с нами!

— Что?

— Сыграй с нами!

Глаза ее лукаво блеснули.

— Опасная, я бы сказал, игра.

— Все игры опасны. Лови!

Она без предупреждения бросила ему кинжал.

— Как тебя звать, парень?

— Валентин, — выдохнул он и отчаянно схватил кинжал за рукоятку, когда тот пролетал мимо его уха.

— Неплохо, — похвалил беловолосый. — А ну-ка этот!

И тоже метнул кинжал.

Валентин засмеялся, поймал его уже с большей ловкостью и встал, держа по кинжалу в каждой руке.

Скандары, совершенно не обращая внимания на эту сцену, методично продолжали обмениваться каскадом кинжалов.

— Верни бросок, — приказала девушка.

Валентин нахмурился и бросил излишне осторожно, боясь задеть ее. Кинжал описал слабую дугу и упал к ногам девушки.

— Мог бы и лучше, — усмехнулась она.

— Извини.

Другой кинжал он послал с большей силой. Она спокойно поймала его, выхватила еще один у беловолосого и метнула их один за другим Валентину. Думать было некогда — он быстро схватил оба. На лбу выступил пот, но Валентин уже вошел в ритм.

— Давай, — велела девушка.

Он бросил ей один кинжал, второй, поймал от беловолосого третий и послал его в воздух, а к нему уже летели два других.

Лучше бы они были игровыми, тупыми, но он знал, что это не так, и очень волновался. Это занятие вызывало автоматическую реакцию, заставляло его сосредоточиться и, не упуская из виду подлетающий кинжал, вовремя отправлять другой.

Валентин двигался размеренно, ловил и бросал, ловил и бросал, и все время один кинжал летел к нему, а другой от него.

Валентин понял, что настоящий жонглер должен работать обеими руками одновременно, но он не был жонглером, так что ухитрялся только скоординировать хватку и бросок, и делал это хорошо, лишь иногда гадая, скоро ли совершит неизбежный промах и будет ранен.

Жонглеры смеялись и убыстряли темп. Он тоже смеялся с ними, бросал и ловил еще добрых две или три минуты, пока не почувствовал, что от напряжения его рефлексы слабеют. Пора было остановиться.

Он хватал и намеренно ронял кинжалы, пока все три не легли у его ног, а затем наклонился над ними, хлопая себя по бедрам и тяжело дыша.

Его партнеры зааплодировали.

Скандары не замедляли чудовищную скорость бросков. Но вот один из них снова крикнул:

— Хоп!

Секстет чужаков, не произнося ни слова, танцующей походкой двинулся прочь, к спальным помещениям.

Молодая женщина подошла к Валентину.

— Я — Карабелла, — представилась она.

Она была не выше Шанамира и совсем молода. В ее маленьком мускулистом теле играла неукротимая жизненная сила. Она была одета в плотно облегающий светло-зеленый камзол и брюки, на шее сверкала тройная нитка полированных раковин. Глаза ее были такими же темными, как и волосы. Она улыбалась тепло и приветливо.

— Ты раньше жонглировал, приятель? — спросила Карабелла.

— Никогда, — ответил Валентин и вытер вспотевший лоб. — Тяжелый спорт. Удивляюсь, как я не порезался.

— Никогда не жонглировал? — вскричал блондин. — Только природная ловкость и больше ничего?

— Полагаю, что именно так, — пожав плечами, кивнул Валентин.

— Возможно ли это? — удивился блондин.

— Думаю, да, — сказала Карабелла. — Он хорош, Слит, но не в форме. Ты же видел, как двигаются его руки. Чуточку нервно, чуточку жадно, они не ждут, когда рукоятка окажется в нужном месте. А его броски? Поспешные, дикие. Ни один из тех, кто когда-либо тренировался, не мог бы так легко имитировать неуклюжесть. Да и зачем? У этого Валентина хороший глаз, Слит, но он сказал правду. Он никогда не жонглировал.

— Глаз у него более чем хороший, — пробурчал Слит, — а его проворству можно позавидовать. У него дар.