И настанет день третий - Олег Шовкуненко

– О брезенте я и думал, – мой одобрительный кивок стал для боцмана настоящей наградой.

– Мало нас, – прервал меня Йохансен. – На таком ветру не удержим. Унесет к гребаной матери. Куда, к дьяволу, запропастились все остальные?

Ответом электромеханику стали возня и громыхание, послышавшиеся откуда-то сзади. Мы оглянулись. Второй помощник Ян Лемер и с ним еще трое матросов тащили газовые баллоны и резаки. Балансируя на ходящей ходуном палубе, они приближались к нам. Ян еще издалека прокричал:

– Капитан приказал залатать палубу. Но сперва распотрошим оставшийся пакет. Разрежем стягивающие его металлические полосы.

– А вы, ребята, самоубийцы, – скривился я. – Когда трубы рассыплются, от них будет сложно увернуться.

– Придется рискнуть, – Лемер глянул на меня очень решительно. – Связка весом пятьдесят тон, свободно катающаяся по палубе… Сам понимаешь – это для нас верная смерть.

– Мы справимся! – своим возгласом я решил поддать уверенности, как самому себе, так и всем тем членам экипажа, которые слышали наш разговор. – Мы должны справи…

Вдруг слова застряли поперек глотки. Я стоял лицом к баку и поэтому имел возможность краем глаза следить за курсом корабля. До сих пор «Жокей» уверенно резал форштевнем накатывающие волны. Вот в том-то и дело, что до сих пор! Глядя на новую десятиметровую волну, встающую у нас по носу, я понял, что корабль встретит ее не перпендикулярно, а чуток наискосок, словно подставляя свою левую стальную щеку. Стена воды высотой в три этажа это не шутка! «Жокея» развернет и положит на борт! Вот дьявол, именно на тот самый многострадальный правый борт!

– Берегись! – кто-то, по-моему, Григ узрел ту же опасность.

Крик боцмана было последнее, что я отчетливо помнил. Дальше все превратилось в какой-то фантасмагорический водоворот, в котором сознание выхватывало лишь отдельные кадры. Вот вставшая на дыбы палуба, по которой с ревом несутся пенные потоки воды. Вот угорело скачущие огни электрических фонарей. Сквозь залитые водой глаза они выглядели как размазанные ослепительно белые кляксы. Вот огромные черные трубы. Громыхая и скрежеща, они с одинаковой легкостью перемалывали как хрупкие человеческие тела, так и стальные конструкции фальшборта. Вот, наконец, мои собственные руки. Закоченевшими пальцами я пытался вцепиться в гладкий настил, но лишь сорвал ногти и, в конце концов, низвергнулся в бездонную пропасть.

Шестым чувством я понял, что лечу за борт. Рефлексы заставили сжаться, крепко зажмурить глаза и набрать в легкие побольше воздуха. Будь что будет. От меня уже ничего не зависело. Если повезет, не захлебнусь, а спасательный жилет не даст камнем пойти ко дну.

Удар! Плеск, а затем тишина. Я провалился в темную ледяную могилу. Нет ни верха, ни низа. Один мрак и жгучая острая боль, вызывающая судороги тела и паралич мозга. Поддавшись инстинктивному желанию согреться, я забарахтался, а затем стал судорожно грести. Стоп, дурак, что творишь? Собрав всю волю, я приказал себе остановиться. Прежде чем грести, следует знать куда. Где поверхность? Выяснить это возможно лишь одним способом – затихнуть и ждать. Показалось, что ожидание длилось целую вечность, хотя наверняка прошли лишь секунды. И вот спустя эти бесконечные мгновения океан выплюнул меня под низкое смоляное небо.

Я успел сделать лишь несколько отчаянных вдохов, как меня снова накрыла стена воды. Слава богу, на этот раз не надолго. Проскочив гребень волны, я вновь оказался на поверхности и смог дышать. Дышать, это громко сказано! Все, на что я был способен, это судорожные всхлипы, во время которых в легкие просачивались ничтожные порции напоенного йодом и солью воздуха. Тело продолжало гореть, хотя и не так сильно как в первые секунды после падения. Это первый сигнал – я начал околевать. Осознав ужасную реальность, я принялся барахтаться и отчаянно звать на помощь.

Помощь! Она могла прийти только с корабля. Корабль! Где «Жокей»? Мой взгляд стал бешено метаться по сторонам. Вокруг ночной бушующий океан. В нем не было места свету. Непроглядная черная мгла вместо неба. Бесформенные мрачные тени по сторонам. Это волны, а не привидения. Ты отчетливо это понимаешь, когда они накрывают тебя с головой. Как холодно и жутко. Единственным спасением, единственной надеждой мог стать огонек родного корабля.

И я увидел его совсем близко, всего каких-то пол кабельтовых не больше. Это было похоже на бред. Мне почудилось, что потеряв свою телесную оболочку и смешавшись с мраком, я вознесся в небеса. И вот теперь, уже оттуда, сверху, я наблюдаю за «Жокеем». Я видел его освещенную палубу и огни ходовой рубки, зияющие чернотой грузовые трюмы и раскачивающиеся крюки подъемных кранов. Что за навождение?! Я ведь еще не настолько замерз, чтобы начать галлюцинировать. Как я могу видеть корабль сверху?

Замешательство длилось лишь мгновение. Мозг сдернул с себя поволоку растерянности и с ужасом осознал чудовищную правду – завалившись на борт, «Жокей» медленно уходил под воду. Никогда не видел зрелища более жуткого и вместе с тем завораживающего. Перед ним размылись и поблекли холод и боль. Словно поддавшись гипнозу, я смотрел, как в клокочущей бездне метр за метром исчезает тело стального гиганта. На мгновение мне показалось, что все происходящее не реально. Будто я сидел в кинотеатре и из первого ряда наблюдаю за гибелью какого-нибудь «Посейдона» или «Титаника». Но нет, все, что творилось вокруг, это не мираж и не галлюцинация, это правда! Правда, черт бы ее побрал!

Неожиданно свет на корабле погас. Бац, и мир снова погрузился в темноту. Подобно тому, как вода затопила генераторы «Жокея», мою душу затопил ужас. Надежды на спасения больше не было. Я остался один. Один? А может, и нет? Может, еще кому-нибудь удалось спастись?

– Эй, кто-нибудь.

Первую фразу я пролепетал одними губами, робко и тихо, словно мольбу или заклинание. Меня не мог никто услышать. Я сам себя не слышал. Страх острым ножом вонзился в бешено колотящееся сердце. Это конец! Я сдохну в одиночестве, без слов утешения и поддержки. И вот тут я уже заорал в полную силу:

– Люди! Живые! Сюда! Я здесь!

Не знаю, как долго продолжалось мое соперничество с ревом бушующего океана. Может пять минут, может десять. Но, в конце концов, я сдался. Буря продолжала неистово завывать, а я лишь отплевывался от горько-соленой воды и хрипел, сипел, клокотал своей истерзанной, горящей от боли глоткой. Казалось, что голосовых связок уже нет. Их удалили, грубо и бесцеремонно, вырвали вместе с целым куском гортани. И словно доказательством этой жестокой хирургии стала кровь, вкус которой я почувствовал во рту.

Ну, вот и все. Потеряв голос, силы и надежду, я расслабился. Последние капли тепла покидали мое многострадальное тело, а вместе с ними улетучивалась и сама жизнь. Я уже не обращал внимания на окатывающие меня с головой волны, не пытался грести и сопротивляться. Мозг, как и все остальное тело, впал в оцепенение. Перед глазами поплыл грязно-серый сумрак.