Мир приключений 1959. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Г. Матвеев

— Чего тебе смешно? — сердито спро­сил околоточный. — Как зовут?

— Непомнящий.

— Имя как?

— Никак. Нет у меня имени.

— Имя нет? По-нимаю… А мать у тебя есть?

— Нет.

— Матери нет? Откуда же ты взялся?

— В канаве нашли.

— В канаве, говоришь?.. Так… Это дру­гое дело… А как же без матери?

— Не было матери. Русским языком те­бе говорят, — спокойно ответил мужчина и, не дожидаясь приглашения, сел на ска­мейку около печки.

— Впервые такого человека вижу… Без матери! — не то шутливо, не то серьезно удивился Кандыба. — Много бродяг лови­ли, но такого не видал! Ты из Сибири бе­жал?

— О чем нам с тобой говорить?.. С на­чальством буду говорить.

— Я начальник! Говори со мной.

— Видали мы такое начальство, — пре­зрительно, сквозь зубы проговорил мужчи­на и отвернулся к печке.

Кандыба растерялся. Независимое пове­дение и уверенный тон бывалого человека в полиции сильно его смущали.

— Пристав где? — громко спросил задер­жанный.

— Пристава тебе надо? — прищурив гла­за, переспросил Кандыба. — Увидишь и пристава. Не торопись. Увидишь, вто­рой раз не захочешь. Он с тобой возжаться долго не будет.

— А кто у вас пристав?

Теперь Кандыба догадался, почему этот человек держится так уверенно. По-види­мому, он знает старого пристава, служив­шего здесь до восстания. Слабого, безволь­ного «либерала», как его называл Аким Акимыч, новый пристав.

— Пристав у нас теперь настоящий! Ему скажешь… И мать вспомнишь… — угрожаю­ще растягивая слова, начал говорить Кан­дыба, но вдруг замолчал и прислушался.

На улице возле дома кто-то ходил. Скрип шагов ясно доносился сюда. Околоточный подошел к окну и на кружевных морозных узорах выскоблил ногтем кружок. Затем, закрывшись ладонями от света, прильнул к стеклу. Действительно, недалеко от улич­ного фонаря, напротив участка, стоял че­ловек в длиннополой шубе. Некоторое вре­мя Кандыба напряженно всматривался и, узнав священника, по-детски всплеснул ру­ками и проворно побежал встречать.

Как только захлопнулась дверь за око­лоточным, мужчина вскочил и быстро про­шел в кабинет. Убедившись, что комната не имеет выхода, он вернулся и сел на преж­нее место. В это время в сенях послыша­лись голоса.

— Батюшка! Отец Игнатий!—ласково, нараспев, говорил Кандыба, широко распа­хивая дверь. — Заходите. Никого у нас нет. Один дежурю.

Священник осторожно вошел в комнату и подозрительно покосился на сидевшего возле печки человека.

— Не подобает священнослужителю без крайней надобности… — пробормотал он.

— Благословите, отец Игнатий! — суе­тился Кандыба около священника, помогая расстегнуть длиннополую шубу.

— Погоди… Ну и мороз! Помяни, госпо­ди, царя Давида и всю кротость его…— бормотал он, снимая варежки. Затем, пе­реложив имевшийся с ним сверток в левую руку, широким крестом осенил околоточ­ного.— Во имя отца и сына, и святого ду­ха. Аминь!

Кандыба поймал руку священника и звонко чмокнул.

— Завернул по пути…

— Душевно рад, батюшка! Видите, ка­кая моя планида. В святой праздник дежу­рить пришлось…

— «Сам» где?

— «Сам» на вечеру… в копейской кон­торе.

— Это кто? — снова покосившись на мужчину, тихо спросил священник.

— Бродягу задержали. Беспаспортный.

— Беспаспортный? Не здешний?

— Никак нет, отец Игнатий. Так что, много их теперь шатается по Руси.

Мужчина вытянул ноги к огню и, каза­лось, дремал, не обращая никакого внима­ния на говоривших.

Священник развернул епитрахиль, достал завернутое в него евангелие и стал молча листать. Наконец он нашел нужную стра­ницу.

— Смотри!

Кандыба наклонился. На чистых полях евангелия были четко напечатаны уже знакомые ему два слова:

ДАЛОЙ

ЦАРЯ.

— Господи! Куда припечатали! На святом евангелии!.. — с ужасом прошептал он и перекрестился.

— Утром ничего не было. После литургии заметил. Типографские буквы-то. Рука крамольника наложила. Серьезное дело! — сильно окая, вполголоса сказал священник.

— Так что, сурьезней и быть не может! — подтвердил околоточный. — Аким Акимыч сильно беспокоились…

При упоминании этого имени глаза дремлющего мужчины вдруг блеснули, и он переменил позу. Кандыба услышал шорох, оглянулся, но задержанный уже по-прежнему сидел спокойно с закрытыми глазами.

— Отец Игнатий, они не велели беспокоить их по пустякам, а только об таком деле надо немедля доложить. Прикажете кого-нибудь послать?

— Не надо. Я сам схожу. Шуму поменьше.

— В одно слово с ним. Секрет. И кто бы ведь мог? Всех я тут знаю наперечет. Де­нисов разве, — вкрадчиво намекнул околоточный.

— Это какой Денисов?

— Шахтер с копей, по прозвищу Медведь, у которого брата на каторгу присудили.

— Так он и в церковь не ходит…

Отец Игнатий на минуту задумался. Кандыба ждал, хитро поглядывая на священника. Сам он вряд ли решился бы назвать приставу фамилию человека, от которого хотелось избавиться, и рассчитывал, что это сделает иерей.

— Ну ладно. Аким Акимыч дельный че­ловек. Найдет виновника. Евангелие оставлю до его прихода. Непристойно туда, на бал… — сказал отец Игнатий и положил на стол евангелие.

Кандыба услужливо открыл дверь и, когда священник, запахнув полу шубы и надев варежки, вышел, вернулся к столу. Евангелие он спрятал в сундучок и, оглянувшись на дремавшего мужчину, налил еще рюмку и выпил.

— Пристав-то у вас из Соликамска? — неожиданно спросил задержанный, потягиваясь.

— А ты его знаешь?

— Раньше знавал. Из жандармов. Аким Акимыч Кутырин… Когда-то приятелями были…

Кандыба, широко открыв глаза, уставился на говорившего. Он не мог понять, серьезно тот говорит или шутит.

— Жестокий человек Аким Акимыч. Ледяное сердце. Стальные нервы. Спуску никому не дает, — продолжал между тем задержанный. — Стало быть, он у вас и восстание подавлял? Дорвался.

Озадаченный Кандыба молчал и недоверчиво следил за каждым движением странного человека, глаза которого насмешливо поблескивали из-под нависших бровей.

«Врет или не врет? — с тревогой Думал он. — Неужели и в самом деле знаком с приставом, да еще и приятелем числится?»

— Да-а. Аким Акимыч очень даже мужчина достойный, — сказал вслух Кандыба, уже совсем другим тоном. — Это вы правильно изволили выразиться, что спуску никому не дает. Без него тут такое творилось. Беда. А теперь ничего. Спокойно.

— Снаружи спокойно, — не то согласился, не то спросил задержанный.

В это время за стеной послышался скрип половиц и топот кованых сапог. Мужчина повернул голову и прислушался.

— Это наши побегли. За подкреплением, — пояснил околоточный и при этом щелкнул себя пальцами по шее. — Известно, праздник. Курица и та пьет.

Некоторое время молчали. От выпитой водки Кандыба пришел в благодушное настроение. Он чувствовал, что задержанный был человеком грамотным, бывалым, и ему захотелось поговорить о чем-нибудь умном.

— Вот ведь какое явное несоответствие, — начал он. — По счислению православной церкви от сотворения мира нынче исполняется семь тысяч четыреста пятнадцать лет, а по заграничной церкви считается восемь тысяч восемьсот шесть лет. Большая разница получается. Почему бы это? Как вы об этом можете рассудить?

Вместо ответа задержанный взглянул исподлобья на околоточного и, кивнув головой на печку, сказал:

— Надо бы дров подкинуть.

— Подкиньте, — разрешил Кандыба.

— А что, я тебе нанимался в истопники, что ли?..

Кандыба встал и подошел к печке. Нагнувшись, он неторопливо начал укладывать поленья на красные угли. Мужчина отодвинулся и молча наблюдал. Вдруг он быстрым и точным движением взял березовое полено, взмахнул и сильно ударил околоточного по затылку. Послышался хруст, словно удар пришелся по спелому арбузу. Кандыба выпрямился, но в глазах у него все потемнело, и он со стоном рухнул на пол.

В рабочем бараке было шумно Через тонкие перегородки комнат в коридор доносились пьяные голоса, топот ног. В одной из комнат тренькала балалайка и в разноголосицу играли три гармошки, а казалось, что их десяток.

Ребята в нерешительности остановились в темном коридоре. «Что делать? Идти славить по комнатам или спеть здесь?»

Открылась дверь, и в коридор вышел Ни­китич. При­держиваясь одной рукой за стену, он неуверенным ша­­гом направился к выходу. Поравнявшись с ребятами, по­смотрел на звезду и подмигнул.

— Славить пришли? — спросил он и, не дожидаясь ответа, вышел на двор.

— Пойдем к Данилову, — предложил Кузя.

— Данилова дома нет. Он холостой, в гости пошел к своим, — ответил Вася.

Вернулся Никитич и, прислонившись спиной к столбу, уставился на ребят.