Паутина - Джудит Майкл

— Нет у меня никакого романа, у меня нет никого, кроме Гарта. Габи, что все это значит?

На другом конце линии воцарилось молчание.

— Так ты не была в Авиньоне на прошлой неделе?

— Я же только что сказала. Нет.

— Но я тебя видела. Или твою копию. Там был то ли фестиваль, то ли еще что-то, и приехало столько народу…

Или твою копию. Сабрина снова задрожала всем телом. Когда-то у нее была копия. Когда-то у нее была сестра.

— …а я не могла подойти — ты была на противоположной стороне площади и шла в другую сторону, рядом с тобой был какой-то мужчина, очень симпатичный и предупредительный, — потом ты сняла шляпу, знаешь, такую, с широкими полями соломенную шляпу, с тульей, украшенной длинным шарфом, в красно-желтых тонах, отбросила волосы назад — знаешь, всеми пальцами сразу, — потом снова надела шляпу и куда-то исчезла.

Отбросила волосы назад. Они со Стефани делали так, сколько себя помнили: сняв шляпу, проводили рукой по волосам, чувствуя, как они развеваются под дуновением свежего ветерка, и снова надевали шляпу. Матери это не нравилось. Настоящая леди не должна снимать шляпу, говорила она. Но Сабрина и Стефани продолжали делать это и много лет спустя, когда стали взрослыми и оказались далеко от матери и ее поучений. Отбросила волосы назад.

— Моя госпожа? — Пододвинув кресло, миссис Тиркелл положила руки на плечи Сабрины и заставила ее сесть. — Я сейчас приготовлю вам чай.

— Либо все это время вас было не двое, а трое, которых не отличить одну от другой, и никто об этом ничего не знал, либо это что-то очень странное, — сказала Габи.

— О тройняшках не может быть и речи, не говори вздор. — Она снова задрожала, не в силах совладать с собой. Казалось, земля уходит из-под ног. — Все это — сущий вздор, — сказала она, чеканя каждое слово. — Ты видела кого-то, кто напомнил тебе меня, только и всего. Ума не приложу, с какой стати ты воспринимаешь все это так серьезно.

— Стефани, послушай, я не шучу, мне все это кажется очень странным и немного пугает. Я знаю тебя и Сабрину с тех пор, как мы с ней жили в одной комнате в «Джульет». После ссоры с Бруксом я жила у нее дома на Кэдоган-сквер, не было вечера, чтобы мы с ней не разговаривали, как-то раз она усадила меня на колени, и я разрыдалась, словно дитя, мне так нравилось, когда она обнимала меня, я обожала ее, я знаю, как вы выглядите, и говорю, что видела либо тебя, либо ее — Господи, как я могла видеть ее, ее ведь больше нет! — но я знаю, что видела, это была либо ты, либо она. Либо само привидение.

Глава 2

В дневные часы улицы Лондона обычно заполнены людьми, и Сабрина смешалась с толпой, вновь чувствуя себя жительницей Лондона, прежней Сабриной Лонгуорт — свободной и независимой. Она направлялась в «Амбассадорз» — роскошный антикварный магазин, который открыла после развода с Дентоном. Мысли о Дентоне приходили ей в голову, когда она бывала в Лондоне. Вот и сейчас она на мгновение представила его: круглое, розовощекое лицо с выражением безмерного восхищения собственной персоной. Она вспомнила его стремление жить лишь в свое удовольствие, любовь к женщинам и азартным играм. Он играл на деньги в Монако, когда затонула яхта Макса Стювезана, и именно он опознал тело леди Сабрины Лонгуорт. Труп Макса так и не нашли.

Сабрина сжала руки в черных лайковых перчатках. В лучах неприветливого солнца — было начало октября — она шла по Понт-стрит. На ней была темная юбка в клетку и развевающаяся при ходьбе темная накидка. Черная, с узкими полями шляпа низко надвинута на лоб. От всего ее облика веяло изысканностью, целеустремленностью, спокойствием, но тело под накидкой было напряжено и плохо слушалось. Мысли метались от прошлого к настоящему, от одной жизни к другой. То она вспоминала Стефани, то думала о себе самой; то о похоронах, то о телефонном звонке Габи и неизменно, неизменно мысленно возвращалась к Гарту.

Она рассказала ему о звонке, но постаралась не выдать голосом свое смятение.

— Она видела какую-то женщину, похожую на меня, и спросила, почему я не сказала ей, что буду в Европе. В следующий раз, когда я туда соберусь, непременно позвоню ей. — А потом, как бы невзначай, добавила: — Наверное, поеду на следующей неделе. Хочу посмотреть, как идут дела в «Амбассадорз», и… просто пожить там. Ты не против?

— А как же наша поездка в октябре? — спросил Гарт.

— Ах, конечно, непременно поедем. — Они собирались побывать в Европе во второй половине октября. Гарт в это время должен будет выступить с докладом в Гааге на международной конференции по биогенетике, а она — побывать в «Амбассадорз» в Лондоне. После этого они планировали встретиться в Париже и неделю провести вдвоем. — Конечно, поедем, я ни за что не откажусь от недели в Париже с тобой. Но мне хотелось бы и сейчас съездить. Я думаю, может, в следующий понедельник. Ты не против?

Он ответил, что, конечно, не против. Гарт ни в чем ее не ограничивал, так что у нее была возможность сочетать две свои жизни.

— Всякий раз, когда ты уезжаешь, мы скучаем без тебя, — произнес он, — но благодаря тебе с нами несравненная миссис Тиркелл, и это помогает пережить разлуку.

Миссис Тиркелл взяла все в доме под свой неусыпный контроль и содержала его в таком порядке, что никто из них не понимал, как это раньше они обходились без нее. Поэтому, когда Сабрина решила, что поедет в Лондон раньше намеченного срока, состоялся лишь короткий разговор. Они с миссис Тиркелл поговорили о том, что надо купить, о распорядке дня, вспомнили про мойщика окон, который должен прийти во вторник, и садовника, который собирался появиться через неделю, чтобы обрезать деревья в саду перед зимой. А потом она, как обычно, спросила, не нужно ли привезти что-нибудь из дома в Лондоне.

— Почему бы не привезти десертные вилки, моя госпожа? Гостей вы там уже больше не принимаете, а здесь они бывают у нас все чаще. Разве не стыдно держать такое красивое серебро спрятанным?

— Хорошая мысль. — Сабрина подумала, что постепенно вещи перемещаются на запад, с Кэдоган-сквер в Эванстон. И так же леди Лонгуорт мало-помалу превращается в Стефани Андерсен.

— Да не забудьте еще про кастрюлю для варки рыбы, моя госпожа, у меня ей бы нашлось применение.

Сабрина рассмеялась.

— Не потащу же я через океан кастрюлю для варки рыбы! Купите себе новую, миссис Тиркелл. Странно, что вы до сих пор этого не сделали.

— Некоторые вещи настолько привычны и необходимы, что успеваешь к ним привязаться. Хотя, конечно, к новой кастрюле я тоже привыкну.

Не так уж много времени нужно, чтобы привыкнуть к новому, думала Сабрина, подходя все ближе к «Амбассадорз». Она чувствовала, что уже скучает по Гарту и детям, несмотря на то, что самолет приземлился только сегодня утром. Но в то же время она привязана к Европе, где они со Стефани выросли. Жизнь у них была, как у кочевников. Они переезжали из одного города в другой всякий раз, когда отец получал назначение в новое посольство. Они выучили многие европейские языки, в том числе — английский, и разговаривали на них с легким, неуловимым акцентом. За эти годы они стали знатоками антиквариата и прикладного искусства, и когда в свободные дни после обеда они бродили с матерью по дворцам и старинным замкам, открытым для посетителей, или по магазинам где-нибудь вдали от людных мест, то почти всегда выходили оттуда с покрытыми пылью руками и какой-нибудь изумительной вещицей. Мать стирала с нее пыль, и взору открывалась ее красота, ее ценность, скрытые прежде.