Лазарев. И Антарктида, и Наварин - Иван Фирсов

Едва августовское солнце поднялось над горизонтом, тендер отошел от набережной. Все лето проходив на шлюпке, Михаил не спускался по Неве дальше Елагина, и Финский залив все время манил его своими дальними просторами. Нынче все не так. Давно миновали стрелку, Васильевы острова, зюйдовый ветер утих, а Лазаревы, сидевшие на кливер-шкотах, словно завороженные, неотрывно всматривались вперед, в бескрайний горизонт, и лишь иногда переводили глаза на удалявшиеся справа и слева берега. Кливер заполоскало, и коуш больно ударил засмотревшегося Мишу по затылку.

— На кливер-шкотах!.. — с кормы понеслась отборная унтер-офицерская брань.

Михаил Лазарев, закусив губу, не чувствуя боли, ловко выбрал шкот, но нос тендера уже вышел на ветер, и набежавшая волна, ударившись в правую скулу судна, окатила братьев каскадом брызг. Кливер лениво наполнился ветром, нос наконец увалился, и тендер, медленно набирая ход, лег курсом на Котлин. Ветер посвежел, крутые волны пенились барашками. Тендер накренился. Втугую выбранные паруса все быстрее тянули его вперед. Финский берег уже был виден, слева чуть маячили петергофские постройки, прямо по носу простирался бескрайний простор. Поскрипывала мачта, легкий посвист временами слышался у задней шкаторины паруса, шальные брызги, размельченные ветром, приятно бодрили лицо.

— На шкотах! Готовьсь к повороту! Поворот оверштагом! — донеслась с кормы зычная команда.

Справа по курсу уже явственно просматривались мощные бастионы Кронштадтской цитадели…

Поздними вечерними сумерками тендер ошвартовался у родной стенки Морского корпуса. Усталые кадеты шнуровали убранные паруса. Ныли натруженные ладони, ломило поясницу, опаленные ветром и солнцем, горели лица. Хрустя сухарями, кадеты перебрасывались шутками. На баке Миша вместе с другом Алексеем Шестаковым укладывал кливер и с удивлением обнаружил, что, несмотря на утомление и поздний час, настроение было превосходное. Вспомнилось, как зевнул на шкотах. Он улыбнулся и почесал шишку на затылке.

— А что, брат, побаливает? — Затягивая шнур, Шестаков участливо посмотрел на друга.

— Не-ет, — Миша, сжав губы, замотал головой.

Кто-то положил ему руку на плечо. Он обернулся.

Пряча улыбку в прокуренные усы, присел на банку старый боцман Акинф Евсеев, или, как его любовно звали кадеты, Евсеич. Все лето присматривался он к Мише, хвалил не раз за сметку и сноровку.

— Ну, ну, так уж полфунта железяки по затылку шмякнуло, саднит небось. Это что, на море каждый час головушки лишиться можно. Волна-то — она могуча, да глупа, особенно в океане. Потому-то, брат, глядеть надобно в оба, ни-ни, чтоб зевать. Не токмо себя погубишь, а и товарищей своих, и судно потопишь.

На стенке послышался топот, подбежал дежурный прапорщик:

— Лазарев-первый! К дежурному офицеру по корпусу!

Андрей ловко вспрыгнул на стенку. Вернувшись, он озорно улыбнулся:

— Завтра поутру велено всем нам отправляться к Гавриле Романовичу, иначе ротный пообещал всыпать «горячих» на гауптвахте.

С самой Пасхи не наведывались братья к Державину, и тот был весьма огорчен и недовольно ворчал:

— Видано ли такое — с малолетства неслухами быть, хотя бы о сестричке младшей озаботились. — Сенатор ласково гладил прижавшуюся к нему Верочку, она целое лето провела на даче в семье поэта, и тот не чаял в ней души, словно в родной дочери.

Присмотревшись за несколько дней к ребятам, Державин заметил, что минувшие полгода не прошли для них даром. Они повзрослели, стали крепышами, а главное, было заметно, мореходное дело их влекло.

Из столовой вышел гость, Николай Резанов.

— Ты знаком с пострелами, — сказал Державин. — Помнишь покойного Петра Гавриловича Лазарева? Его сынки…

За обеденным столом упрашивать братьев откушать не пришлось. Державин пошутил:

— Видать, харчи кадетские скудны. А может, аппетит служба прибавляет?

— Нынче в морской вояж ходили до Кронштадта, — с хрипотцой проговорил, уплетая горячие щи, Михаил.

Державин переглянулся с Резановым, шутливо спросил:

— Ну и как, волнами вас покидало, ребрышками шпангоуты посчитали?

— Было дело, — поддержал брата Андрей, — вестимо, на море пучина не разбирает, знать, что щепку, что корабль пошвыривает одинаково.

— Хм, вы и взаправду, видно, отведали Нептуновых прелестей, — проговорил Державин. — Однако морские его проделки по-настоящему еще предстоит вам узнать. — Он повернулся к Резанову: — А помнишь, Григорий Иванович тоже по молодости начинал.

Резанов посмотрел на ребят, задумался на минуту:

— Не в юные годы, но лет в двадцать в океан уже хаживал. Провожал я его из Охотска в Великий океан к американским берегам. Без страха всегда уходил вояжировать. Сильный духом был человек тесть мой покойный, царство ему небесное.

Ребята примолкли, прислушиваясь к разговору старших.

— Он первым побывал на Уналашке, открыл немало промысловых мест на Алеутах. Память о себе достойную в тех местах оставил. Да и правителя подыскал достойного, Баранова Александра Андреевича. Крепкий человек…

— Позвольте спросить, — вдруг прервал тишину Михаил, — сей мореходец в самой Америке побывал?

Резанов рассмеялся:

— Не токмо побывал, но проживал там не один год.

Проводив Резанова, Державин обнял ребят и повел их в свой кабинет.

— В корпусе вашем наставники немало толкуют про иноземных мореходцев, то не без пользы. Токмо не они одни сими делами славны. — Державин взял со стола книгу, погладил переплет. — Еще со времен Петра Великого мореходцы наши хаживали на берега океана на востоке. И Дежнев, и Чириков, и Креницын немало полезных деяний там свершили. Книга сия знатного гражданина российского Григория Шелихова, про те места писана. Прочтите ее, что невдомек, — Державин положил книгу перед Мишей, — меня спросите.

Ребята нетерпеливо поглядывали на книгу. Державин вышел, а они уселись поудобнее на диване. Андрей открыл переплет, развернул сложенную карту. Так вот какая ты, Русская Америка! Мелким бисером чернели названия мест, открытых и заселенных русскими людьми. Алеутские острова, Кадьяк, Афонгнак, Уналашка, Андреяновские острова… Севернее Алеутов, далеко от берега материка, Андрей прочел:

— «Хутор, где живут русские люди».

Немного южнее, у мыса Крестовый, виднелась надпись: «Здесь остался штурман Дементьев с 12-ю человеками в 1741 году».

— Надобно Гаврилу Романовича допросить, что с ними сталось, — сказал Андрей. Он сложил карту и открыл первую страницу…

На фронтисписе была нарисована любопытная картинка. Причалив кормой к высоким скалам, стоял русский корабль. С него, видимо, только что сошел путешественник в европейском платье. Стройный алеут, у ног которого смиренно лежали два громадных котика с глупыми мордами и торчащими клыками, дружелюбно протягивал ему звериную шкуру. Под рисунком затейливой вязью выведены стихи М. В. Ломоносова:

Колумбы росские, презрев угрюмый рок,Меж льдами новый путь отворят на восток,И наша досягнет в Америку держава…[16]

Заголовок книги гласил: «Российского купца Григорья Шелихова странствия с 1783 по 1787 год из Охотска по Восточному океану к американским берегам и возвращение его в Россию». Чуть ниже напечатано:

«Издано в Санкт-Петербурге в 1791 году…»

Лазаревы — первый, второй, третий — отправились в удивительное путешествие по следам именитого гражданина города Рыльска…

Новый, 1801 год и Рождество Лазаревы провели у Гаврилы Романовича. Веселились, водили хороводы, бегали вокруг нарядной елки с детворой. Почти все праздники у Державина провел закадычный друг, свояк, поэт Николай Львов[17] с многочисленным семейством.

Дети тешились у елки, а Державин за чаем проводил время с желанным гостем в кабинете… Львов питал страсть к иноземным делам.

— Нынче государь круто обходиться начал с британцами, слышь, Гаврила Романович. Они Мальту по несправедливости прихватили. Хотя по трактату должны бы вернуть Мальту законному владельцу — ордену Святого Иоанна…

Державин согласно кивнул:

— Тем паче известна англичанам слабость нашего государя, который год он принадлежит Мальтийскому ордену[18], пожалован их рыцарями в гроссмейстеры.

— Кроме прочего, вставляют они шпильки эскадре Федора Ушакова. Поговаривают, завернули из Европы Суворова и Ушакова отозвали.

Однако дело оказалось более серьезным.

После праздников Державин наведался в Морской корпус. Он частенько заглядывал туда, следил за своими подопечными.

Как обычно, Голенищев-Кутузов радушно встретил приятеля.

— Лазаревы молодцы, — похвалил директор корпуса, — успевают отменно, поведения похвального. Ну, бывает не без проказ, но кто из нас в эти годы по линеечке хаживал.