Операция «Соболь» - Николай Коротеев

Еще издали охотники увидели, что дверца амбарчика закрыта.

— Смотри, а ты все говоришь, будто морозно и соболя не выходят из стланика, — сказал Медведев.

— Повезло, — ответил Епифан.

На крылечко амбарчика нанесло много снега. Судя по намету, дверца захлопнулась давно.

— Вот те раз! — воскликнул Медведев. — Ты что же, не осматривал вчера амбарчик? Намет-то какой. — Директор слез с нарт и подошел к ловушке. Присев, он забыл обо всем.

— Ночью ветер был, — ответил Казин.

— Знатный соболь, — восхищенно осматривая зверька сквозь металлическую сетку, сказал Афанасий Демьянович. — Настоящая «высокая головка»! Вот повезло. Смотри-ка, соболюшка весь корм сожрал. Верно, голоден был. Да, брат, тайга не тетка, — добавил, он обращаясь к соболю.

Епифан надел кожаные рукавицы, сунул руку в амбарчик, вытащил бьющегося соболя и пересадил его в клетку на нартах.

— Есть один пассажир!

Охотники отправились дальше. Две следующие ловушки оказались пустыми. Соболи почему-то обходили их стороной. Следы были свежие, зверьки бродили около ловушек ночью, но войти не решались. Видно, дерево сохранило запах человека, а может быть, кто-нибудь и спугнул их. В следующем амбарчике сидел некрупный светлый соболь. Епифан придушил его: все-таки добыча. Зато в последнем, к которому охотники пришли далеко за полдень, оказался на редкость темной расцветки зверек величиной с домашнюю кошку.

Медведев возвратился в табор радостный. Укладываясь спать, сказал:

— Если так и дальше пойдет, через неделю провожу я тебя, Епифан, в дальний путь. Сменят наши соболюшки местожительство.

В кабинете полковника Шипова плавала сизая пелена табачного дыма. За столом сидели Шипов, эксперт Синилов и Тимофеев.

По усталым лицам, по горам окурков в пепельницах можно было догадаться, что разговор шел долгий. Лист бумаги, лежавший перед Шиповым, был испещрен рисунками самолетов, людей, бредущих по глубокому снегу, но все наброски были не закончены, словно вместе с каждой мыслью полковник начинал новый рисунок.

Тимофеев сидел напротив полковника и хмурился. Перед ним на столе аккуратной стопкой лежали карандаши, которые он оттачивал, словно пики. Синилов перебирал ворох фотографий.

Уже несколько минут царило молчание. Тимофеев, чувствовавший, что полковник недоволен, нервничал и никак не мог сосредоточиться.

Не закончив рисунка самолета. Шипов отложил карандаш, встал и начал ходить по комнате.

Им никак не удавалось найти основное звено в цепи кажущихся случайностей. Действительно, почему пилот направил свой планер к берегам Камчатки? Знал ли он, что нарушает границу государства? Может быть, на планере вышли из строя приборы и летчик не мог ориентироваться? Тогда сообщение иностранного радио следует принимать за чистую монету и остается только вернуть останки пилота и обломки планера, сообщив обстоятельства, при которых произошла катастрофа. Но вот гибель летчика, она-то и смущала Шипова. Почему планер загорелся, или, как говорят летчики, преследовавшие его, взорвался в воздухе?

Синилов, правда, не уверен, что разведка сопредельного иностранного государства имеет к этой операции какое-нибудь отношение. Но это заявление эксперта Тимофеев встретил в штыки. Он считал, что такое утверждение основывалось на весьма шатком доказательстве. Дело в том, что в нагрудном потайном кармане кожаной куртки пилота была найдена фотография жены и детей летчика. Об этом говорила надпись.

Синилов утверждал, что подобные «ошибки» у разведчиков не встречаются. Но одновременно он и не отрицал преднамеренности нарушения границы. Тимофеев твердо стоял на своем: все от начала до конца, даже воздушная катастрофа, подстроено опытным организатором засылки. Может быть, катастрофа нужна была, чтобы скрыть выброску второго нарушителя, находившегося в планере?

— Вы считаете, что в планере был пассажир? — сказал Шипов, останавливаясь против Тимофеева.

— Прямых доказательств у меня нет, — ответил майор. — Люк мог открыться и от сотрясения при взрыве. Понимаете, товарищ полковник, интуиция мне подсказывает, что там был второй человек. Конечно, все можно объяснить стечением обстоятельств. Но не много ли случайностей? Планер случайно залетел на нашу территорию, планер случайно взорвался в воздухе от случайной аварии. Не логичнее ли предположить необходимость: нарушение государственной границы с ухищрением…

Внутренне соглашаясь с Тимофеевым, полковник снова и снова убеждался: ход, сделанный его противником, тонок и продуман. Шипов вынужден был признать, что если версия Тимофеева правильна, то противник, значит, уже выиграл несколько ходов, а они, потеряв темп, как говорят шахматисты, топчутся на месте.

— Какой смысл выбрасывать лазутчика в глухой тайге, за сотни километров от населенных пунктов? — задумчиво продолжал Шипов. — Там каждый след выдаст его с головой.

— Это можно объяснить: лазутчика в районе высадки встретит резидент. Он, конечно, должен отлично знать местность, — заметил Тимофеев.

— Вполне возможно. Но тайга занимает тысячи квадратных километров. Предположим, что в квадрате «Н» назначена встреча. Там будут переданы документы. Человек, передавший их, вернется к своим делам, и мы не будем знать, кто он, — сердито проговорил Шипов. — А куда, по-вашему, денется лазутчик?

— Ему, вероятно, обещали прислать самолет, — ответил майор. — Когда задание будет выполнено, он выйдет на нейтральные льды, сообщит свои координаты. Там его примут на борт.

— Снова правдоподобно, — сказал Шипов.

Полковник был недоволен беседой. Предположения, предположения — и никаких фактов! Вдумываясь в разговор, он не видел пока иного выхода, кроме одного — усилить наблюдение за районом выброски и границей. То же самое думал и Тимофеев. Обменявшись взглядами, они без слов поняли друг друга.

Но это еще не было решением задачи. По опыту офицеры знали, что только активные действия могут принести успех. Но для этого нужна хотя бы паутинка, ухватившись за которую можно наверняка распутать сеть. А паутинки-то пока и не было…

Шипов подвинул к себе лежавшую на столе карту, на которой был отмечен маршрут планера. Линия шла от острова Св. Георга на юго-запад, к Алеутским островам. Где-то на середине пути она круто поворачивала в сторону Камчатки. И, дойдя до полуострова, линия снова резко сворачивала у склонов гор к перевалу. Шипов, сам вычерчивавший маршрут, торопился: красные линии, отмечавшие полет по прямой и поворот в сторону, образовали крест, словно два пеленга. Полковник мысленно провел короткую линию, обозначавшую поворот, вверх по карте и увидел, что она достигает крупного порта на побережье Чукотки.

— Да, — задумчиво протянул Шипов, — если бы этот пеленг существовал… — И в ту же минуту его рука протянулась к телефонной трубке. — Будет найден пеленг! — добавил он.

— Пеленг? — переспросил Тимофеев.

— Да, маршрут планера будем считать пеленгом. Тогда к нему мы найдем второй.

— Соедините меня с лейтенантом Пошибиным, — сказал Шипов в трубку. Товарищ лейтенант, говорит полковник Шипов… Захватите дело № 045-ч и немедленно принесите его ко мне. Немедленно!

Шипов положил трубку и взволнованно прошелся по комнате.

Он вспомнил о деле, которое так и осталось до сих пор не раскрытым.

Четыре месяца назад радист бухты Серебряной работал на диапазоне четырнадцати метров. Это необычная волна для наших радистов. Случайно он поймал неизвестную станцию, передававшую в эфир одну и ту же букву — «о». Всего три раза прозвучал этот сигнал. У полярника была антенна направленного действия, и он сумел настроиться на неизвестную станцию. Но едва он добился наилучшей слышимости, рация замолчала. Антенны направленного действия указывают направление, откуда посылаются сигналы. Если бы на неизвестную станцию настроились два радиста в разных местах, то по углам направления их антенн можно было бы провести на карте две прямые линии — пеленги. Они скрестились бы в месте, где расположена неизвестная станция. Но ту станцию слышал один радист, и он узнал один пеленг. Он проходил по Чукотке, Камчатке, Охотскому морю. Судя по заключению радиста, таинственная рация была довольно мощной. Не сможет ли направление полета планера, которого ориентировали, служить «неизвестным», вторым пеленгом. Если маршрут планера и есть второй пеленг, то, перекрещиваясь с первым, указанным радистом с Чукотки, они оба укажут место выброски. Тогда район поисков можно будет ограничить меньшей площадью.

Шипов поделился своими мыслями с собеседниками.

Лейтенанта Пошибина ждали с нетерпением.

От него зависело многое. Но радость была преждевременной. Пеленги, нанесенные на карту, перекрещивались лишь в… Охотском море.