Только женщины - Джон Бересфорд

Гэрней слушал, не шелохнувшись, точно загипнотизированный, подавленный обаянием силы, которую он чуял в Трэйле, прикованный к месту пристальным, властным взглядом этих удивительных черных глаз. Но, когда Трэйль остановился, чары рассеялись.

- Ну, - сказал Гэрней, - по моему, это весьма убедительный довод в пользу того, что мы находимся в стадии всеобщего прогресса и всемирного стремления к идеалу.

- А вы не можете себе представить катастрофы, которая бы вынудила мир вернуться к. прежней обособленности наций и заставила каждый народ начинать свою эволюцию сызнова и отдельно от других?

Гэрней подумал минутку и покачал головой.

- Это меня не удивляет, - сказал Трэйль. - Я сам часто раздумывал об этом и не мог представить себе катастрофы, которая могла бы сыграть роль всемирного потопа. Вот уже сколько лет идет разговор о возможности европейской войны, но даже и она могла бы оказать лишь временное действие, несмотря на грозные пророчества Уэльса в его «Воздушной войне». Сколько я ни думал, я не мог придумать и уже готов был признать ошибочность своей теории и отказаться от нее, но…

- Но? - повторил Гэрней.

Трэйль нагнулся еще ближе и заглянул ему в глаза.

- Но семь недель тому назад, когда, я был в Северном Китае, передо мною встало решение проблемы, но такое жуткое, такое страшное, что я с ужасом отверг его. Несколько дней я боролся против собственного убеждения. Я не мог этому поверить. Я не хотел этому верить.

- Там, в Азии, в ста пятидесяти милях от границы Тибета, неведомые силы посеяли семя, которое тайно для всех вызревало и всходило в течение года. Там это семя пустило корни и дало ростки, и оттуда распространяется дальше и дальше, все быстрее и быстрее, и может распространиться по всему миру, словно ядовитое и с невероятной быстротой растущее растение, семена которого подхватывает ветер и разносит их повсюду. И круг все ширится, и каждое упавшее семя становится новым центром распространения заразы.

- Но, ради Бога, что же это за семя? - шепотом спросил Гэрней.

- Новая болезнь - новая моровая язва - доныне неведомая человеку. И именно потому, что человек ее не знает, он против нее безоружен. В тех горных китайских селениях, где она появилась впервые, уже совсем не осталось мужчин. Все работы выполняют женщины. От этих селений все бегут, как от поселков прокаженных. Их обходят за пять миль. Но, тем не менее, через неделю-другую болезнь обнаруживается в новом селении, и жители в страхе и ужасе бегут и разносят заразу.

- Гэрней, она уже занесена в Европу. Сейчас уже есть новые очаги распространения заразы в России. Если ее не остановить, она дойдет до Англии. А болезнь эта беспощадна. Она косит не десятого, а всех - прямо-таки истребляет - мужчин; по словам китайцев, не заболевает разве один из десяти тысяч. Может быть, это и есть выступление на сцену «высших сил», о которых я говорил - стремящихся разобщить между собою народы.

ЛОНДОН НЕ ВЕРИТ

Миссия Джаспера Трэйля была не из легких. Англия не хотела слушать его предостережений. Одни называли его фанатиком и смеялись над ним; другие говорили, что он страшно преувеличивает опасности и что, конечно, ее сумеет предотвратить санитарный департамент, который так блестяще справился недавно с эпидемией цинги. Но были и люди, судившие иначе.

Первый, с кем он откровенно поделился своими страхами и опасениями, был Ватсон Максвелль, редактор «Еженедельной Почты». Внимательно выслушав, он сказал:

- Да, на это, несомненно, надо обратить внимание. Может быть, вы взялись бы поехать туда в качестве нашего специального корреспондента и давать нам систематические сведения?

- Теперь не время, - возразил Трэйль. - Дело не терпит отлагательства.

Максвелль сдвинул брови и зорко воззрился на своего собеседника.

- Вы, действительно, убеждены, что это так серьезно, Трэйль? Но какие же у вас данные на это, помимо сведений из Китая?

- Я знаю, что в России было уже несколько случаев заболевания.

- Да, да; и я не сомневаюсь в этом. Но, если только вы фактически не докажете мне, что болезнь эта безусловно смертельна, я предпочел бы не распространяться о ней в данное время. Во-первых, «Evening Chronicle» последние три-четыре дня не переставая, кричит о ней, и я не вижу, что мы можем к этому прибавить, если только у нас не найдется новых сведений. Во-вторых, на следующей неделе парламент возобновляет заседания, и мне сдается, что эта сессия будет очень бурной, а в таком случае парламентские отчеты оттеснят на второй план все другое. Но, если вы согласны быть нашим корреспондентом, мы с удовольствием пошлем вас.

- Через неделю у вас уже не будет надобности в собственном корреспонденте. Вы, очевидно, не понимаете, что я не заработка себе ищу. Я не стремлюсь писать статьи в газетах и даже не требую с вас платы за сведения, которые доставляю. Я предвижу серьезную опасность для Англии, которая с каждым часом растет, так как русское правительство запрещает писать о росте эпидемии. Поймите же, что на нас идет беда. Если вы хотите послать корреспондента, пошлите лучшего врача, какого вы только сможете найти, и притом, бактериолога.

Нельзя было усомниться в том, что Трэйль говорит серьезно, и Максвелль, не только хороший редактор, но умный и способный человек, не мог не признать опасности. К несчастью, интересы его издателей как, раз в этот момент требовали больших усилий в смысле поддержки шаткого либерального правительства, которое стояло у власти уже четыре года и теперь находилось при последнем издыхании. С точки зрения издателей, из которых трое были в рядах правительства, было чрезвычайно важно оттянуть роспуск палаты до осени, когда, на избирательных митингах, оно может вернуть себе популярность защитой билля об уравнении в правах церквей. Иными словами, в данный момент, правительству всего важнее было угодить большинству избирателей - что и во всякое время составляет главную задачу представительного правительства.

- Если б это было в другое время - момент уж больно неудобный, - сказал Максвелль и отодвинул стул, давая понять, что разговор окончен; Трэйль поднялся и поднял свою шляпу.

- Мы охотно поместим все статьи, которые вы нам пришлете, - ласково улыбнулся на прощанье Максвелль, - но начать кампанию, в данный момент, вы понимаете, я не могу.

Было уже около четырех, но Трэйль еще не успел захватить Гровса из «Evening Chronicle».

Гровс уже надел шляпу, чтобы ехать пить чай в свой клуб, когда ему подали визитную карточку Трэйля. Он велел сказать, что просит подождать мистера Трэйля в приемной внизу.

Трэйль уже имел некоторый опыт по части газетных порядков, и для него такой ответ был равносилен отказу в приеме. Он знал, как разговаривают редакторы и что значит, когда редактор отвечает, что он сойдет вниз, в приемную. Не в первый раз его третировали, как страхового агента, или комиссионера, которому отвечают: «Благодарю вас, не - сегодня; как-нибудь в другой раз».

Но на этот раз он ошибся. Гровс уже обратил внимание на статьи Трэйля, и хотя считал полезным и дипломатическим заставить его прождать десять минут, все же не имел намерения оскорбить его.

Гровс вышел в приемную с рассеянным видом. - Извините, что заставил вас дожидаться, мистер Трэйль. Мне надо было кончить работу. У вас какое-нибудь особенное дело ко мне?

- Да. Кое-какие факты относительно этой новой эпидемической болезни, которой, по-моему, печати следует заняться, и безотлагательно.

Гровс сделал гримасу и покачал головой. - Знаете, что? Поедемте со мной в клуб, напиться чаю - там и потолкуем.

Не сомневаясь в утвердительном ответе, он круто повернулся и пошел, предоставляя гостю следовать за ним.

В таксомоторе Гровс все время говорил о недостатке изобретательности и оригинальности в строительстве аэропланов. Он, по-видимому, принимал за личную обиду, что до сих пор аэропланы не сумели приспособить для пассажирского сообщения на кратких расстояниях.

И только за «чаем» - который он заменял виски с содовой водой, зашел разговор о деле.

- Видите ли, дорогой мой, - начал Гровс, дело в том, что наша кампания не произвела эффекта. И после сегодняшнего дня я думаю прекратить ее, не сразу, постепенно. Сейчас нам, видите ли, надо вынудить правительство подать в отставку, и я начинаю новую кампанию. Пока не могу сообщить вам подробностей, но вы сами увидите - она начнется в понедельник. - Подобно Максвеллю, и Гровс говорил о редакции то в единственном числе, то во множественном, как бы разграничивая инициативу и ответственность издателей и редактора.

Гровса серьезность положения вовсе не пугала. Он, по-видимому, находил, что легкая эпидемия в Лондоне могла бы даже пригодиться, с некоторых точек зрения. Публика стала уж слишком равнодушной - необходимо разбудить ее, - а, главное, необходимо сплавить нынешнее правительство.