Музыка, звучащая в крови - Грег Бир

– У меня есть кое-какие результаты, – сказал я. – Ничего окончательного, но хотел бы с тобой поговорить. Не по телефону.

– Хорошо, – ответил он, и в его голосе мне послышалась усталость. – Я пока сижу дома.

Квартира Верджила находилась в шикарном высотном доме на берегу озера. Я поднялся к нему на лифте, разглядывая рекламную болтовню голограммы с изображением товаров, свободных квартир и хозяйки здания, обсуждавшей общественные мероприятия на текущей неделе.

Верджил открыл дверь и жестом пригласил меня внутрь. Он был в клетчатом халате с длинными рукавами и домашних шлепанцах. В руке держал незажженную трубку. Он молча прошел в комнату и сел в кресло; пальцы его вертели трубку, Не переставая.

– У тебя инфекция, – произнес я.

– Да?

– Это все, что я смог узнать из анализов. У меня нет доступа к электронным микроскопам.

– Я не думаю, что это на самом деле инфекция, – сказал он. – В конце концов это мои же собственные клетки. Может быть, что-то еще… Какой-нибудь признак их присутствия, их перемен. Едва ли можно ожидать, что нам сразу все станет понятно.

Я снял пальто.

– Слушай, я начинаю за тебя беспокоиться…

Остановило меня выражение его лица – странное, лихорадочное блаженство. Прищурив глаза, Верджил смотрел в потолок и морщил губы.

– Ты что – накачался? Балдеешь? – спросил я.

Он помотал головой из стороны в сторону, потом кивнул очень медленно.

– Я слушаю, – сказал он.

– Что?

– Не знаю. Это не совсем звуки… Но что-то вроде музыки… Сердце, кровеносные сосуды, течение крови по артериям и венам. Деятельность… Музыка, звучащая в крови… – Он взглянул на меня грустными глазами. – Ты почему не на службе?

– У меня сегодня свободный день. А Гэйл работает.

– Можешь остаться?

– Видимо, да, – сказал я, пожимая плечами, потом обвел квартиру подозрительным взглядом, выискивая горы окурков или бумажные пакетики от наркотиков.

– Я не под балдой, Эдвард, – произнес он. – Может быть, я не прав, но мне кажется, происходит что-то очень большое и важное. Думаю, они начали понимать, кто я есть.

Я сел напротив Верджила, пристально его разглядывая. Он, похоже, совсем меня не замечал. Какой-то внутренний процесс захватил его целиком. Когда я попросил чашку кофе, он лишь махнул рукой в сторону кухни. Вскипятив воду, я достал из шкафа банку растворимого кофе, потом вернулся с чашкой в руках на свое место. Верджил сидел с открытыми глазами, покачивая головой.

– Ты всегда знал, кем тебе хочется стать, да? – спросил он.

– Более-менее.

– Гинеколог… Только верные шаги по жизни, ни одного – в сторону… А я всегда жил по-другому. У меня были цели, но я не знал направления. Это как карта без дорог, одни только географические точки. И мне на все было наплевать, на всех, кроме себя самого. Даже на науку. Для меня это просто средство… Я вообще удивляюсь, что добился таких значительных результатов… Даже своих родителей я ненавидел.

Неожиданно он схватился за подлокотники кресла.

– Тебе плохо? – встревожился я.

– Они со мной разговаривают, – ответил он и закрыл глаза.

Около часа он лежал без движения, как будто спал. Я проверил пульс – ровный, наполненный, потрогал его лоб – чуть холоднее, чем следовало бы, потом пошел и приготовил себе еще кофе. Когда Верджил открыл наконец глаза, я, не зная чем себя занять, перелистывал журнал.

– Трудно представить себе, как течет для них время, – произнес он. – Всего три или четыре дня у них ушло на то, чтобы понять наш язык и ключевые аспекты нашей цивилизации. Теперь они продолжают знакомиться со мной. Прямо во сне. Прямо сейчас.

– Как это?

Верджил сказал, что несколько тысяч исследователей подключились к его нейтронам, но подробностей он и сам не знал.

– Они, вероятно, действуют очень эффективно, – добавил он. – И пока еще не причинили мне никакого вреда.

– Нужно доставить тебя в больницу.

– А что они там смогут сделать? Ты, кстати, придумал какой-нибудь способ ограничить моих умников? Я хочу сказать, это все же мои клетки.

– Я думал об этом. Мы можем заморить их голодом. Нужно только найти различие в метаболизме…

– Я не уверен, что мне хочется избавиться от них совсем, – сказал Верджил. – Они не причиняют мне никакого вреда.

– Откуда ты знаешь?

Он покачал головой, потом поднял палец и замер.

– Тихо! Они пытаются понять, что такое пространство. Им это нелегко. Расстояния они определяют по концентрации химических веществ. Размерность для них – это как сильный или слабый вирус.

– Верджил…

– Слушай! И думай, Эдвард. – Он заговорил возбужденным тоном: – Наблюдай! Во мне происходит что-то значительное. Они общаются друг с другом через жидкости организма, и химические сигналы проникают даже сквозь мембраны. Они там мастерят что-то новое, может быть, вирусы, чтобы переносить данные, хранящиеся в цепях нуклеиновых кислот. Кажется, они имеют в виду РНК… Похоже на правду. Я их так и программировал… Но еще и плазматические структуры… Возможно, именно это твои машины и выделили как признак инфекции – их переговоры у меня в крови, информационные пакеты… Химические характеристики других особей. Равных. Начальников. Подчиненных.

– Верджил, я внимательно слушаю, но мне действительно кажется, что тебе следует лечь в больницу.

– Это моя свадьба, Эдвард, – сказал он. – Я – их вселенная. Они поражены новыми открывшимися горизонтами…

Верджил снова умолк. Я присел на корточки рядом с его креслом и закатал рукава халата. Вся рука у него была словно исчерчена крест-накрест белыми линиями. Я уже собрался вызывать машину «скорой помощи», когда он вдруг встал и потянулся.

– Ты когда-нибудь задумывался, – спросил он, – сколько клеток мы убиваем каждый раз, когда делаем даже простое движение?

– Я вызову машину, – сказал я.

– Нет, – произнес он твердо. – Я же сказал, что я не болен. И я хочу иметь возможность распоряжаться самим собой. Знаешь, что они сделают со мной в больнице?.. Это как если бы пещерные люди принялись чинить компьютер тем же способом, каким они чинят свои каменные топоры. Фарс…

– Тогда какого черта я здесь делаю? – спросил я, разозлившись. – Ведь я ничем не могу тебе помочь. Я такой же пещерный человек.

– Ты друг, – произнес Верджил, взглянув мне в глаза, и у меня возникло ощущение, что в мою сторону смотрит не только он один. – Ты мне нужен для компании. – Он рассмеялся. – Хотя на самом деле я отнюдь не одинок.

В течение двух последующих часов он расхаживал по квартире, прикасался к вещам, выглядывал в окна, потом медленно, неторопливо приготовил ленч.

– А знаешь, они действительно могут ощущать свои собственные мысли, – сказал он около полудня. – Я имею в виду цитоплазму. Судя по всему, она имеет собственную волю, своего рода подсознательную жизнь – в отличие от разума, который клетки обрели совсем недавно. Они слышат нечто похожее на химический «шум» отделяющихся и возвращающихся на место молекул.