Любовь заказывали? (сборник) - Иосиф Гольман

– Кто ж не хочет? – У гостя, похоже, камень с плеч упал, он сразу расслабился. – Только я на мели.

– Считай, что у тебя есть полсотни.

– Отлично! – просиял новый друг. – Только не здесь. Бутылку купим в продмаге…

– А разопьем в подворотне?

– Зачем – в подворотне? У меня в комнате.

– У тебя есть комната? – с просыпающимся интересом спросил Глеб. До него вдруг дошло, что не только деньги кончаются, но и перспективы с ночевкой пока не вполне ясны – в одной комнате с Томкой он спать не будет! Пусть теперь с ней Николай Иванович спит!

Ему опять стало чудовищно горько. Но уже не так, как раньше. Возникшие бытовые проблемы отвлекали похлеще новомодных антидепрессантов.

«Кстати, – про себя отметил он, – у меня и работы нет».

А это было уже гораздо серьезнее. Он отдавал себе отчет, что, если бы не хорошее отношение начальника – теперь понятно, чем оно объяснялось, – вряд ли ему где-нибудь платили столько же.

Да, дела…

– Конечно, у меня есть комната, – прожевав, наконец ответил Антон. – Раньше и квартира была.

– Пропил?

– Сменял, – обиделся Антон. – Три комнаты на две.

– Потом две на одну? – предположил Глеб.

– А зачем мне лишняя жилплощадь? – не стал обижаться Антон. – Одна морока. Комната – в самый раз. Не побрезгуешь – пойдем.

– Может, и пойдем, – тяжело задумался Глеб. Ночевка в «Балчуг-Кемпински» ему сегодня явно не светила.

– А ты чего такой… – не договорил фразы Антон.

– Какой? – улыбнулся Глеб.

– Как с луны свалился, – подобрал-таки сравнение собеседник.

– Не с луны, конечно, но с километр пролетел, – неизвестно почему честно объяснил Глеб. – Авиакатастрофа. Выжили двое. Приехал домой отлежаться, а жена – с моим начальником. Ничего ситуация?

– Да ты везунчик! – с нескрываемым восхищением и даже завистью произнес Антон. – Настоящий везунчик! – У него аж глаза заблестели. – Действительно самолет упал? Это про который в «Новостях» было? Рядом с аэропортом? – В забегаловке громко работало радио, и бомж был в курсе.

Глеб промолчал, но Антон уже уверился, что все сказанное – правда, и убежденно повторил:

– Какой же ты везунчик!

– Да что ты все – везунчик, везунчик! – взорвало Железнова. – Ты что, не понял? Самолет упал. Жена – шлюха. Денег нет, работы – нет. В чем везение?

На шум подозрительно обернулась кассирша, но, убедившись, что все в порядке, снова занялась своими делами.

– А я тебе объясню, парень, в чем везение, – спокойно ответил полубомж. – Нас всех один раз рожают и один раз хоронят.

– Кто бы мог подумать, – буркнул Глеб.

– Вот ты как раз и не думаешь, – укорил Антон и продолжил: – Работу меняют – кто пять раз, кто пятьдесят. Аналогично, – неожиданно легко произнес он не бродяжье слово, – с бабами, друзьями, квартирами. А вот кто грохнулся – он применил другой, более адекватный русский глагол, – с аэроплана, это уже навсегда. А ты вон сидишь, винегрет кушаешь. Конечно, везунчик!

Сказано это было с таким выражением, настолько убежденно, что Глеб и впрямь задумался. Может, действительно все не так просто? Теперь он уже почти не сомневался в том, что ему дан какой-то знак. Только надо понять какой.

Засыпал Железнов почти в хорошем настроении. Наверное, подействовало спиртное. Так бы и заснул сладко, не вспомни – чувственно, физически – страшный запах горелого мяса там, на поляне. И – следом – перед глазами снова задвигались эти чертовы ноги…

Слезы выступили сами собой, и Глеб подумал, что везунчиком он себя сочтет еще не скоро.

6

Поскольку «Балчуг-Кемпински» в его нынешнее финансовое положение и в самом деле не вписывался, первые сутки он безвылазно провел в комнатушке у Антона Безрукова, бывшего главного инженера крупного московского завода, в свое время не сумевшего органично влиться ни в новую экономику, ни в рамки бытовых отношений с супругой и дочерью.

Вечером много пили – денег ушло гораздо больше, чем предполагаемая ранее полусотенная. Наутро, кстати, тоже пили. И на следующий вечер…

В общей сложности он прожил у Безрукова три дня, причем на третий день экономика их совместного быта переменилась зеркально: у Глеба окончательно иссякли деньги, Антону же, наоборот, добрая почтальонша принесла пенсию. Не настоящую, не по возрасту – ему оказалось только пятьдесят два, – а от какого-то ветеранского фонда. Выяснилось, что Безруков был в прошлом герой производства, поднимал отечественное ракетостроение.

Так что на третий день в забегаловке платил он.

Глеб понимал, что надо что-то срочно предпринимать, но не чувствовал себя готовым к активным действиям.

Правда, будучи человеком ответственным, он уже позвонил на службу и сообщил о самом неотложном – работа не должна страдать.

Сослуживец, впрочем, слушал плохо, все ахал и охал, вспоминая историю с катастрофой. Хорошо хоть не знал ее домашнего продолжения, а то запаса ахов могло не хватить.

Потом трубку взял Николай Иванович, пару секунд помолчал, видимо поджидая, пока сослуживец отойдет подальше, после чего предложил Глебу выбросить все из головы, потому что чего только между мужиками не бывает, к тому же такой полет, который Глеб совершил, затмевает все прочие неприятности. Здесь Николай Иванович, большой начальник и акционер нефтегазового концерна, определенно сходился во взглядах с полубомжом-недопенсионером Безруковым.

Наверное, они оба были правы. Это не помешало Глебу, не отвечая, аккуратно положить трубку на рычаги.

Тамаре он не звонил. Да и зачем? Что он жив, она знает, волноваться не будет. А что он не приходит – так это ее выбор.

И не придет.

Вернулись, пообедав, прилегли отдохнуть. Деликатный Антон ни на что не намекал, но Глеб и сам понимал, что так долго продолжаться не может.

– А ты как зарабатываешь? – спросил он у Безрукова.

– Тебе не понравится, – просто ответил тот.

Мог бы и не спрашивать. Ни сбор бутылок, ни поиск спонсоров у забегаловки Железнова не привлекали.

Пролезла на секунду мысль о квартире на Остоженке. Процентов за десять ее стоимости можно было бы прикупить себе однушку в каком-нибудь Марьине или Ново-Косине. Но этот путь был неприемлем. Абсолютно неприемлем.

Несмотря на все Томкины заслуги, Глеб был реальным мужиком. За что, собственно, и был в свое время Томкой избран.

Да и не стала бы она жить с подкаблучником, несмотря на любовь во всем брать верх. Именно его настоящее мужицкое нутро позволило сделать этот брак столь, по сегодняшним временам, длительным.

«Но все же помощничка нашла», – ввернул-таки ядовитую мыслишку Железнов, снова испытав чувствительный укол ревности и обиды.

Нет, к Тамаре по поводу решения своих материальных проблем он точно не обратится. Хотя бы потому, что если он это сделает, то немедленно получит помощь. Скорее всего, Томка просто поделит все пополам. В этом случае Глеб снова будет в шоколаде, но потеряет столь драгоценную возможность считать ее дрянью, а себя – белым и пушистым.

А такая самооценка для настоящего мужика дорогого стоит…

И вдруг Глеба осенило: машина-то на аэропортовской стоянке – его! Во всех смыслах его! Лично скопил из многочисленных и весьма серьезных командировочных – зарплату, за исключением карманных, отдавал в дом. А командировочные – святое. Ведь можно тратить в день все полсотни баксов, а можно десять или даже пять. Не так уж это и трудно: чем дальше от Москвы, тем еда дешевле. Проститутки же валютные его никогда не интересовали. Не то чтобы его супружеская репутация была без пятнышка, но прямые инвестиции в любовь лишали его мотивации. Как представит себе девушку, пересчитывающую – перед актом любви и полного взаимопроникновения – денежные купюры, так уже и акта не надо.

Понятно, что на самом деле деньги и секс нерасторжимы: отдает же он свою зарплату жене. («Отдавал», – поправил себя Железнов.) Но – «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». Слишком прямая связь между интимом и экономикой выхолащивала желания.

А если не на еду и не на теток, то на что тратить большие деньги в крошечных городах и поселках, затерянных среди бескрайних болот Западной Сибири? Да и времени не было на транжирство: подъем в семь, возвращение в десять, но уже – вечера.

Вот так и образовалось энное количество тысяч, обмененное впоследствии на новенький «Киа Спортейдж», законнорожденное дитя мощного корейского концерна и скромного российского сборочного предприятия.

Дитя получилось вполне пристойным. Маленький, проходимистый и в два раза дешевле иных простых джипов. Что же касается престижа, то Глеб всегда был к этому параметру равнодушен. Родившийся практически в лесу и видевший жизнь во всей ее простоте, он сумел сохранить собственные соображения о престиже, нередко коренным образом расходящиеся со столичными.

– Пойду попробую заработать, – сказал он Безрукову.