Ветер с Днепра - Олесь Донченко

Евгешка схватился бежать, но споткнулся и упал. Не оглядываясь, он на четвереньках пополз в кусты. Зубы его щелкали. И тут он услышал за собой шаги. Явдошка шла за ним по пятам. Вот она раздвинула ветви кустов, и Евгешка на мгновение увидел ее бледное лицо, освещенное луной. Пальцы Евгения судорожно нащупали в траве камень. Может, то был пенек, может, и в самом деле камень. Безумно Евгений поднял руку и швырнул камень в то бледное, мертвое лицо. Тихо охнула Явдошка и упала, как сноп, на лесную землю, на росяную траву, на чудесный папороть–цветок, что расцветает в купальскую белую ночь.

РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ,

в котором Павлик получает таинственный подарок, дед Галактион едет встречать внучку, и вообще события нарастают

В тот поздний вечер на Ивана Купала, когда детвора пела песни возле пионерского костра, когда уже взошла луна и когда Евгешка встретил призрак Явдошки Ковалишиной, в тот самый лес пошел Павлик Голубь.

Он ушел совсем не для того, чтобы доказать свою храбрость. И не для того, чтобы найти волшебный папоротник–цветок. Он пошел срубить березу. Для водного велосипеда не хватало довольно существенной части коленчатого вала. Как видим, упрямый Павлик, несмотря на предостережение вожатого, не оставил своей затеи — сделать водоход.

В чащу Павлик не пошел. Он нашел нужную березку на опушке леса. Вскоре стук топора эхом отозвался в далекой чаще.

Теперь пришло время познакомить вас с еще одним персонажем повести — с Куцаком. Этот персонаж очень непоседливый, юркий и с куцым хвостом.

В деревне можно познакомиться не с одним Сирком или Рябком… Не всегда такое знакомство бывает приятным, когда вы, скажем, появляетесь на чужом подворье не вооруженным хорошей дубиной. Но Куцака я рекомендую вашему вниманию как пса, которому принадлежит некоторая, хоть и небольшая, роль в развитии событий, описанных в этой книге.

Как всегда, Куцак и на этот раз увязался за своим хозяином. Не будучи изобретателем, пес мало интересовался березой, пригодной для коленчатого вала. Имея легкомысленную натуру, он с веселым лаем оставил Павлика и исчез в гуще леса. Вскоре его лай затих вдали.

Павлик с присущим ему упрямством срубил березу и очистил ствол от ветвей и сучьев. И тогда что–то толкнуло парня в ногу. Это был Куцак, который, уже успел вернуться из своего путешествия. Павлик наклонился, чтобы погладить собаку, и тут заметил его. Да, это был узелок, обычный платочек в зубах у Куцака. В платке что–то завязано.

Что за подарок нашел Куцак в лесу в белую купальскую ночь?

Безмерно удивленный, Павлик развязал платок.

— Пряники… — прошептал он.

Этот непонятный случай помог раскрыть еще одну черту в характере парня. Оказалось, что он любил не только мастерить водные велосипеды, а также лакомиться вкусными пряниками. Вскоре от них не осталось ни одного. Тогда, пряча в карман платок, Павлик громко сказал лесу и ночи:

— Спасибо за ужин!

И в тот поздний вечер под Ивана Купала, когда детвора пела песни у пионерского костра, когда уже взошла луна, и когда Евгешка встретил в лесу призрак Явдошки Ковалишиной, и когда Павлик Голуб уже поужинал таинственными пряниками, — в тот же поздний вечер сидела на пороге хаты баба Лизавета и выглядывала деда Галактиона. Поехал дед на пристань встречать ненаглядную внучку.

Вспоминает баба Лизавета сына Порфирия. Семь лет назад приезжал в село Порфирий с дочерью Олесей. Ей тогда шесть лет было, а сейчас выросла Олеся, выросла внучка, и непременно она теперь городская барышня, и непременно у нее в косе шелковая лента…

— Дай бог, чтоб доехала благополучно, — шепчет баба Лизавета и вспоминает вдруг как не любит дед Галактион всякие отношения с богом. «Изменился мир, изменился. Люди делали, а благодарности богу? — часто бормочет дед. — Нет такого закона, чтобы трутней угощать. Кто работает, того и благодарить надо…»

Три года назад, когда закрыли в селе церковь, дед вынес из дому все иконы.

— Не подобает нам держать их, старая, — сказал он строго. — Наш сын затопленные корабли с моря поднимает и в большевиках ходит, а я — пасечник в колхозе и на весь район такого пасечника не найдешь! Не ругайся, и не горюй, ведь и я еще недавно богу надоедал и всю твою печаль понимаю. Только от куриного ума эта твоя печаль…

Одну икону баба Лизавета таки спасла и повесила на чердаке, в самом дальнем углу. Охая, она вылезала туда по лестнице (это случалось чаще всего в воскресенье) и втайне молилась. Дед Галактион заметил эти посещения домашней стратосферы!

— А что ты там забыла наверху, Лизавета?

— Да, вишь, ряба курица привычку взяла нестись на чердаке. Яйца ищу.

Дед крепко намотал себе на ус это куриное яйцо. Украдкой от бабы он полез на чердак и нашел икону. У деда, несмотря на его шестьдесят два года, была шутливая холостяцкая душа. В тот же день он подговорил колхозного художника Ладька, который разрисовывал стенгазету и плакаты, и тот нарисовал зеленой, черной и синей красками великолепный портрет. В следующее воскресенье перепуганная баба Лизавета увидела на чердаке вместо иконы Николая–угодника рогатого черта, замечательное вдохновенное произведение Ладька.

Это был, безусловно, порочный метод антирелигиозной агитации, но дед Галактион, к сожалению, не учился на курсах пропагандистов.

Я успел вам рассказать про куриное яйцо и про лешего, а баба Лизавета до сих пор сидит на пороге и все выглядывает деда с внучкой. А дед замешкался — нет деда.

Почему же замешкался дед Галактион?

В тот вечер под Ивана Купала, еще когда не всходила луна, и когда Евгешка еще не встретил в лесу Явдошку Ковалишину, и когда баба Лизавета еще не сидела на пороге хаты, дед Галактион встречал на пристани внучку Олесю.

Пришел пароход, и на пристань живой лентой, сходили пассажиры. Пытливо бегали дедовы глаза по лицам, по сумкам, по незнакомым фигурам. Нет, Олеси нет, не приехала любимая внучка…

Так думал дед. Но Олеся приехала. В толпе пассажиров она прошла мимо деда. Стоял дед и не узнал внучки. Как же ему обратить внимание на стриженую пионерку с рюкзаком за плечами? Он же «барышню» вышел встречать — хорошую «барышню», может, синеглазую; может, с густыми волосами, как горячая созревшая пшеница. Вышел встречать «барышню» в розовой шляпе и в сандалиях из желтого хрома… А может, она такая, как в песне поется.

Она ростом невеличкаИ летами молода,Руса коса до пояса;В косе лента голуба…

Всматривается старый… И дождался «барышни» — такой, как представлял себе внучку. Их сошло на пристань трое, на них шляпки и цветы в руках. И снимает полинявшую кепку дед Галактион, старый картуз, что с японской войны сохранил, и кланяется трем «барышням».

— А кто тут из вас моя внучка Олеся?

А они — все трое — удивленно переглянулись, плечами пожали. А старшая, улыбаясь, бросила:

— Никакой Олеси здесь нет, дед.

Развел дед руками. Стоит старик, смотрит. Все пассажиры сошли на берег. Лестницу убрали. Уже и пароход отчалил, а дед Галактион все стоит с полинявшим картузом в руке.

Олеся, разминувшись с дедом, решила добраться до деда и бабы пешком. Она спросила дорогу, и сторож с метлой охотно ей объяснил. Все сторожа на пристанях, как и дворники в городе, всегда с метлами. У них (не у метел, а у сторожей) удобнее спросить дорогу. По крайней мере будете уверены, что указания получите точные, понятные, а главное — с мельчайшими, очень важными подробностями.

Сторож с метлой пояснил:

— До Млинков недалеко. Три километра с лишним будет. А напрямик еще ближе. Вот по этой тропинке повернуть за киоск. Там дальше будет колодец. А от колодца направо. А тогда ива. А от ивы не направо, а налево. Тогда чуть в сторону, только не в эту, а в другую сторону. Оттуда и лес видно. А как лес перейти — уже и деревня близко.

Это было изложено такой скороговоркой, что и вправду показалось — близко! Киоск, колодец, ива, справа, слева, в сторону, лес и село. Что может быть понятнее?

Олеся поблагодарила, лучше примостила на спине рюкзак и пошла по указанной тропинке.

В тот поздний вечер на Ивана Купала, очень поздний вечер, когда уже и не разберешь — вечер это или ночь зашла, возвращался дед Галактион с пристани. По лесной дороге звонко тарахтели колеса. Когда уже выехал дед на опушку, его кто–то окликнул. Это была девочка. Совсем незнакомая девочка с узелком за плечами стояла на дороге.

— Подвезите до села, — попросила она.

Удивленный дед еле выговорил:

— И откуда же ты? Кто ты такая?

Вы уже догадались, кто эта девочка, кто эта пионерка с рюкзаком. Но молчите, не говорите деду, ему расскажет о себе сама пионерка, и тогда еще больше удивится дед Галактион. И радость будет великая ему, и бабе Лизавете, которая уже легла спать, не дождавшись ни деда, ни внучки.