Путешествия в Центральной Азии - Николай Пржевальский

Проездом в Петербурге Пржевальский познакомился с П. П. Семеновым, в то время председателем секции физической географии Императорского Географического Общества, и, объяснив ему план своего путешествия, просил поддержки со стороны общества.

Это, однако, оказалось невозможным. Географическое Общество снаряжало экспедиции из лиц, зарекомендовавших себя учеными трудами, и не могло довериться человеку, совершенно неизвестному.

Поэтому и поддержка его ограничилась рекомендательными письмами Семенова к важным лицам сибирской администрации и обещанием более существенного пособия в будущем, если путешествие в Восточную Сибирь принесет полезные плоды.

В конце марта 1867 года Пржевальский явился в Иркутск, а в начале мая получил командировку в Уссурийский край. Сибирский отдел географического общества оказал ему содействие выдачей топографических и астрономических инструментов и небольшой суммы денег, что было очень кстати при скудных средствах путешественника.

Восторженное настроение, в котором он находился, отразилось в следующем письме:

«Через 3 дня, то есть 26 мая, я еду на Амур, потом на реку Уссури, озеро Ханка и на берега Великого Океана к границам Кореи».

«Вообще экспедиция великолепная. Я рад до безумия! Главное, что я один и могу свободно располагать своим временем, местопребыванием и занятиями. Да, на меня выпала завидная доля и трудная обязанность – исследовать местности, в большей части которых еще не ступала нога европейца.

Немец (Клхер), которого я привез из Варшавы, оказался никуда не годным и решительно не способным к перенесению каких-либо физических трудностей. Кроме того, каждый день плакал о своей невесте и о Варшаве, так что я наконец прогнал его от себя; последнее время он даже не хотел идти на охоту и ровно ничего не делал, говоря, что ничто его не тешит».

Немца заменил некто Ягунов, шестнадцатилетний мальчик, топограф, который случайно зашел к Пржевальскому, понравился ему и согласился ехать с ним на Уссури.

Запасшись всем необходимым, в особенности охотничьими принадлежностями, они отправились через Байкал к реке Шилке, потом по Амуру в селение Хабаровку у устья реки Уссури; тут, собственно, и началось путешествие.

Плавание по Уссури, среди дикой лесистой местности, продолжалось 23 дня. Путешественники большей частью шли берегом, собирая растения и стреляя птиц, в то время как гребцы-казаки, проклиная господ, замедлявших движение своими затеями, следовали за ними в лодке. Добравшись до станицы Буссе, Пржевальский отправился на озеро Ханка, представлявшее много интересного в ботаническом, а особенно зоологическом отношении: оно служит станцией мириадам птиц во время перелета. Собравши порядочную коллекцию растений, птиц, насекомых и прочего, он направился к побережью Японского моря, а оттуда, уже зимою, предпринял трудную и утомительную экспедицию в малоизвестную часть Южно-Уссурийского края. Приходилось блуждать по неведомым тропинкам, ночевать в лесу, на морозе, у костра, причем, по выражению солдат, с одного бока были Петровки, с другого – Рождество (то есть с одной стороны пекло от костра, с другой – охватывало морозом), – вообще испытали много невзгод. Эта экспедиция, в течение которой было пройдено 1060 верст, продолжалась три месяца. 7 января 1868 года путешественники вернулись в станицу Буссе.

Весною Пржевальский снова отправился на озеро Ханка со специальной целью – изучить его орнитологическую фауну и наблюдать за пролетом птиц. Это был лучший период путешествия, несмотря на скверную материальную обстановку. С появлением первых проталин потянулись бесчисленные стаи птиц. Журавли, цапли, кулики, утки всевозможных пород тянулись не десятками, не сотнями тысяч, а миллионами; не стаями, а тучами, которые Пржевальский сравнивает с тучами саранчи. «Здесь столько пород птиц, – пишет он дяде, – что и во сне не приснится. Каких там нет уток и других птиц. Некоторые так красивы, что едва ли таких можно сделать и на картине. У меня теперь уже есть 210 чучел этих птиц. В числе чучел есть у меня журавль – весь белый, только половина крыльев черная; этот журавль имеет в размахе крыльев около 8 футов. Есть на Ханке еще кулик величиною с большого гуся и весь превосходного розового цвета; есть иволга величиною с голубя и ярко-желтого цвета, а свистит-то она как громко! Есть цапли белые, как снег, черные аисты и много-много есть редкостей как между животными, так и между растениями. Между последними в особенности замечательна огромная (величиною с шапку) водяная кувшинка, родная сестра гвианской Виктории; она вся красная и превосходно пахнет».

Покончив с наблюдениями на озере Ханка, он думал отправиться в Маньчжурию. Но в это время шайка китайских разбойников – хунхузов – вторглась в наши владения на побережье Японского моря, истребляя русские деревни и подстрекая к восстанию местное китайское население. Пржевальский был оторван от своих занятий и отправился усмирять восстание, что исполнил быстро и успешно. За это получил он капитанский чин и был переведен в Генеральный штаб, «…чего до сих пор не делали по разным интригам» (писал он). Вообще, в это время он, кажется, многим не нравился. Особенно возмущались его самоуверенным тоном, когда он говорил о результатах своего путешествия. Эта уверенность проистекала от сознания своих сил и блистательно оправдалась впоследствии, но пока – раздражала важных особ: как мол смеет зазнаваться такая мелкая сошка?

В то же время он был назначен старшим адъютантом штаба войск Приморской области и переехал в Николаевск-на-Амуре, где прожил зиму 1868–1869 года.

Амурская жизнь вызвала крайне резкие отзывы с его стороны.

Впрочем по крайней мере один из пороков этого общества – страсть к картежной игре – принес существенную пользу Пржевальскому. Он играл с местными купцами и офицерством – и всегда счастливо, почти не зная проигрыша, за что и получил прозвище «золотой фазан». При выигрыше в 1000 рублей прекращал игру и никогда не имел при себе более 500 рублей.

«Я играю для того, чтобы выиграть себе независимость», – говорил он. В зиму 1868 года он выиграл 12 тысяч рублей, «так что теперь могу назваться состоятельным человеком и располагать собою независимо от службы».

Впоследствии, уезжая из Николаевска, он бросил свои карты в Амур, сказав при этом: «С Амуром прощайте и амурские привычки».

Кроме добывания независимости по упомянутому способу он занимался канцелярскими делами, внушавшими ему глубокое отвращение, и обрабатывал для печати свои путевые заметки. Перед отъездом из Николаевска он представил в Сибирский Отдел Географического Общества статью «Об инородческом населении в южной части Приморской области», которая была напечатана в «Известиях» отдела и доставила автору его первую ученую награду – серебряную медаль.