Флотские байки - Владислав Мацкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На одном из галсов акустик обнаружил шум винтов кораблей охранения, а затем и крейсера. Конвой шел противолодочным зигзагом. Командир лодки ввёл в электромеханический аппарат управления торпедной стрельбой (электроники тогда не было) элементы движения целей, рассчитал «торпедный треугольник» и осторожно стал выводить лодку в точку залпа, одновременно анализируя поведение кораблей охранения, чтобы определить, обнаружены мы или нет и не меняет ли галс конвой.
В первый отсек отдана команда «1-й, 2-й, 3-й, 4-й торпедные аппараты приготовить к выстрелу». Получен доклад об их готовности. Командир ПЛ даёт команду: «Торпедные аппараты, «Товсь!» Минёр и старшина команды торпедистов в первом отсеке взялись в четыре руки за рукоятки стрельбовых баллонов, чтобы по команде «Пли» поочерёдно рвануть за них, и тогда воздух под давлением 160 атмосфер вытолкнет двухтонные торпеды из аппаратов.
На этих лодках команды командира по трансляции репетует механик. Громкоговорящая связь тогда выполнялась на радиолампах, поэтому при её включении нужно было какие-то секунды подождать, пока прогреются лампы и загорится индикатор «Готово». Но при торпедной атаке секунды, бывает, решают всё, поэтому механик заранее включил МКТУ и зажал микрофон меховой рукавицей. Над микрофоном расположены раструбы переговорных груб нос — корма. В этот напряженный момент командир обнаружил поворот кораблей охранения на другой галс, поэтому задержал команду «Пли», разбираясь в обстановке. Вдруг кок по переговорной трубе с восторгом заорал: «Центральный! Обед готов!». Перчик, которым он в этот момент сдабривал закуску, выдуло вентилятором из переговорки прямо механику в нос. Подергавшись в конвульсиях, механик громогласно чихнул.
Минёры, находившиеся к этому моменту в состоянии транса, понимая грандиозность доверия, приняли «Ап-чхи» за команду «Пли» и дружно налегли на рукоятки. Торпеды пошли на «супостата». Лодка, потеряв 8 тонн массы, рвётся вверх, механик вопит команды на удержание, но громче всех кричит командир: «Не пли, не пли!». Это глас вопиющего в пустыне — торпеды ушли. Услышав из первого отсека радостный доклад «Торпеды вышли», командир, нарушив флотский этикет центрального поста ПЛ, тихо выдал «боцманский трёхэтаж», пнул сапогом аппарат управления торпедной стрельбой и бизоном ушёл во второй отсек, в каюту.
Старпом выполняет послезалповое маневрирование и выводит лодку в точку всплытия. Из второго отсека мрачнее тучи выполз командир, поднял перископ и не механику, а прямо трюмному старшине бросил: «Продуть среднюю». Лодка всплыла в позиционное положение, командир и сигнальщик поднялись на мостик, а в лодке запустили дизель для продувания концевых цистерн главного балласта отработанными газами дизеля. Механик, хотя и хорохорится, но понимает, что вскоре командир, получив данные о сорвавшейся атаке, «воткнёт ему перо в хвост». Всплыли в крейсерское положение, и с мостика через рубочный люк командир как-то мягко бросает: «Механику на мостик». «Маслопуп», подумав — вот он, момент истины, полез наверх. Доложился. Командир протягивает ему золотой портсигар и говорит: «Закуривай». Механик мычит: «Не курю». Командир берет у боцмана пластиковый блокнот для записи «семафоров», молча передает его механику. Там коряво написано — «Командиру ПЛ. Благодарю за отлично выполненную атаку. Три торпеды прошли под крейсером! Комфлот». Вот так и воевали!
Жертва особенности национальной моды
В преддверии сильного шторма все лодки, находившиеся в полигоне боевой подготовки, увели в ближайшие губы Кольского полуострова.
Нашей лодке определили точку якорной стоянки в губе Порчниха. Стали на якорь у берега, где безопасна стоянка и глубина позволяет ловить рыбу.
Механик уговорил командира запастись свежей водой из ближайшей речки. Перевозить воду предполагалось надувной лодкой в резиновых мешках для дистиллата. А воды на «дизелюшках» всегда не хватало даже на еду, да и качество становилось отвратительным после нескольких недель хранения. Ходил анекдот, что доктору одной из подводных лодок однажды дали справку об анализе воды из цистерн, где в соответствующей графе было написано: «Ваша лошадь больна диабетом».
Надули резиновую «ЛАС-3», выделили трех матросов: два на берегу набирают воду, третий возит её на борт. Работа пошла.
Увлеченные рыбалкой, а шла треска до метра длиной, палтусы и зубатка, мы не заметили, как один из матросов на берегу исчез. Выяснилось, что он ушел за сигаретами в лопарский поселок, видневшийся на берегу в конце губы. На поиски послали командира минно-торпедной боевой части — матрос-то его. Через довольно продолжительное время минёр привёл беглеца. Попытка рассказать об одиссее матроса в гости к лопарям прерывалась козлиным блеяньем и хватанием за живот. В конечном итоге выяснилось — минёра на подходе к чумам окружила свора собак, от растерзания спасла жердь, подобранная на осушке среди плавника. Посёлок как вымер, только из одного чума доносились приглушенные звуки. Откинув полог, минёр увидел матроса, который пытался стянуть малицу[2] с существа, находящегося под ним. Лицо существа отражало ужас, оно благим матом орало: «Моя жеребца». Оказалось, что это был мужик-лопарь, который от страха да из-за долгого отсутствия практики в русском языке забыл слово «мужчина», а матрос к концу пятилетнего срока службы без увольнений потерял опыт общения с дамами, лопарскими тем более, поэтому принял его за женщину, так как одеты «аборигены» одинаково — в малицы.
Лопарю компенсировали эмоциональный стресс бутылкой «огненной воды», а к матросу до конца его службы прилипла кликуха «Моя жеребца».
Особенности подводницкого быта
Во времена, когда Держава могла себе позволить стучать ботинком по столу ООН, на флотах проводились полномасштабные учения в районах океана, весьма удалённых от баз. Как-то корабли Северного флота с упоением «воевали» в Атлантике между Гренландией и островом Ян-Майен.
Нашу лодку водоизмещением чуть больше тысячи тонн осчастливили, посадив стажером или в другом непонятном качестве «капраза» из политакадемии. Мужик породистый, холёный и объёмный, он с трудом втискивался в рубочный люк, а уж классического скольжения по поручням трапа боевой рубки по сигналу «срочное погружение» он освоить не смог. Кряхтя перебирал руками-ногами балясины трапа. Спёртый воздух отсеков при первой возможности вытеснял его на мостик, где он своими объёмами заполнял всё ограждение рубки. А доступ на мостик в надводном положении разрешался исключительно редко, по два-три человека на считанные минуты. Он же, пользуясь правом гостя и чина, злоупотреблял этим, чем вызвал недовольство вахтенных офицеров, так как при появлении «супостатовых» самолетов лодка уходила под воду за считанные секунды, а «стажёр» из-за громоздкости был пробкой, на которой они не раз сидели в шахте люка.
Лодка, как живой организм, готовила ему наказание.
Сходив при волнении моря в надводный гальюн, где через забортную трубу «поддувало» волной в пятую точку, он решил нарушить подводницкое правило — не ходить в надводном положении в подводный гальюн. И пошел. Не зная ни конструкции, ни инструкции, он сделал своё чёрное дело. Вместо кингстона смыва (зелёный цвет) он открыл клапан продувки баллона гальюна (голубой цвет), чем создал в баллоне избыточное давление. Обнаружив внизу рычаг захлопки унитаза, он потянул его на себя. Содержимое баллона рвануло в отсек. В центральном посту запахло не духами «Шанель № 5», а из гальюна вылетело чудо в «шоколадной глазури», с катюхами на кудлатой голове. После отсек мыли аврально водой с содой от киля до клотика. Самого же «стажёра» купали на любимом мостике полярной водой, щётками и одеколонами, какие нашлись у команды. Букет — сказка! Форму на бросательном конце таскали за лодкой, не помогло, при погружении оставили в ограждении рубки. С мира по нитке одели капраза, после этого на мостик он долго не выходил, так как лишней канадки «слоновьего размера» не отыскалось.
Командир разнёс «трюмачей», а меху было приказано сделать инструкцию, годную даже для неандертальца. На старой штурманской карте мех изобразил матросика с соответствующими «атрибутами» на голове, не рисовать же капраза, и написал:
Товарищ! Запомни подводный закон —Не рви за рычаг, на прибор не глядя,Иначе будешь обгажен, как он,Дерьмом предыдущего дяди!
Командир одобрил, но вместе со старпомом долго ржал, обнимая выдвижные устройства.
Памяти флагмеха
В конце 50-х годов флагманским инженер-механиком 25 бригады подводных лодок Северного флота был инженер-капитан 2-го ранга Кирюшкин Юрин Александрович. Курсант, поступивший в «Дзержинку» в 1941 году, всю войну провоевавший в морской пехоте, закончивший училище после войны, всю службу «пропахавший моря» на Северном флоте, уже после демобилизации защитивший кандидатскую диссертацию, он был классным мехом, лодку знал до шплинта. К тому же его отличало большое чувство юмора.