Минуты будничных озарений - Франческо Пикколо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Щелчок тостера, который со временем ломается и больше не щелкает, а ты говоришь всем потом, спустя какое-то время, что раньше он щелкал.
Я бы с превеликим удовольствием говорил: «Вышеперечисленный осуществляется». Но не представляю, когда это можно было бы говорить.
Комары должны для чего-то служить. Иначе какого черта?
И никогда не знаешь, кто тебя укусил – пчела или оса.
Время, которое я трачу на раздумье перед контейнерами для раздельного сбора мусора, чтобы понять, куда бросить грязную салфетку.
День, когда выбрасываешь лекарства, срок действия которых истек.
Место, где я чувствую себя как дома, – автострада. На автостраде можно поесть, поспать, пописать, выехать на крупную развязку, съехать с нее, снова вернуться. Итак, автострада. Въехал на одном пропускном пункте и выехал на другом. Едешь как через блок-посты. Это меня успокаивает.
Я уже много лет слышу, что кто-то предпочитает ездить по нормальной дороге – провинциальной, государственной, проезжать поселки, выходить из машины, снова садиться за руль, останавливаться, где придется, на ночлег, открывать незнакомые места. Я понимаю этих людей. Кажется, что ты вернулся в прошлое, видишь места, которые никогда бы не увидел.
Но разве сравнится это с прямой, как стрела, дорогой? Включаешь радио, светящаяся панель угрожает тебе, если ты не пристегнешь ремни. Деревенская еда, кока-кола без газа, место для стоянки, глаз на спидометре, поскольку ты забываешь об ограничении скорости, идиот, который обгоняет тебя справа и позволяет тебе выместить злобу, скопившуюся после того, как кто-то купил перед отъездом картофельные чипсы с сыром и вся машина пропахла сырным запахом. «Хочешь, чтобы немного повел я? Ты устал? Хочешь, остановимся? Заправимся сейчас или на следующей заправке? Воду взял? Остановимся выпить кофе, заодно разомнем немного ноги. Согласен?»
На автостраде задают много вопросов, все любезны, ты едешь к некой цели, и эта цель ясна, она написана на зеленых указателях, которые начинают извещать тебя о ней заранее, за несколько километров.
И настал незабываемый день, когда мне установили телепасс[1]. Я был с дочкой, и мы поехали осторожно, со словами «Кто знает, работает ли он», человек, который устанавливал его, заверил нас, что работает, и мы увидели коридор для машин с телепассом, а я собирался уже, как обычно, взять билет, потому что боялся разочароваться и разочаровать дочку, и притормозил, повторяя «кто знает», и не успела она едва слышно шепнуть «папа», как шлагбаум поднялся, и мы услышали звуки, которые, как нам показалось, говорили о том, что наш телепасс работает, мы не могли нарадоваться, и я увидел в зеркале заднего вида, что шлагбаум опустился. Мы проехали.
Когда рулон туалетной бумаги открывается с лохмотьями, ты совершаешь ошибку, когда начинаешь его разматывать, зная, что так будет до самого конца.
Сколько себя помню, я всегда боялся змей. И до сих пор я по несколько раз за ночь включаю свет и смотрю, нет ли под кроватью кобры. И почти всегда ее таки нет.
Когда некто говорит, что он вегетарианец, веган, кто-то еще, мы смотрим на него с недоверием. И начинаем спрашивать, ест ли он рыбу, яйца, моллюсков, плотоядные растения. Делаем это потому, что у нас неизвестно почему возникает подозрение, что это неправда, и неудержимо хочется поймать его на лжи.
Меня спрашивают о битве при Гонзаге. В голове у меня смутное воспоминание о главе истории, в которой речь шла о битве при Гонзаге. Но я не помню, кто с кем сражался, не помню, когда это было. Я стараюсь изо всех сил, говорю что-то невразумительное и жду не дождусь минуты, когда можно будет сменить тему разговора. Даже если мне удалось что-то сказать, чтобы меня не считали неучем, в моей жизни и в моей голове битва при Гонзаге навсегда останется чем-то смутным.
На самом деле сейчас, если подумать, я хотел привести в пример не Гонзагу, а Кустоцу. Впрочем, нет, может быть, именно Гонзагу. Какую битву я плохо помню?
Возможно, и ту, и другую.
Груши, которые были всего лишь фруктом, неожиданно превратились в неотъемлемый ингредиент торта. Это своеволие раздражает меня, и я отказываюсь от любого торта с грушами.
Когда идешь с полной чашкой в руке, следует учитывать, что идущий перед тобой может неожиданно остановиться. Более того, он обычно так и делает.
Никогда не понимаешь, у кого поблизости звонит мобильник.
Я не выхожу из такси. Я убегаю.
Когда люди, провожающие тебя на машине, останавливаются: «Минутку. Я должен заправиться».
Когда ты вешаешь пиджак, он падает. Ты вешаешь его снова, и он опять падает.
Когда я выступаю на публике и говорю умные вещи, случается, что кто-то набирается смелости и поднимает руку. Ему протягивают микрофон, и он задает вопрос вроде этого (один или два раза был именно этот вопрос): «Как, по-вашему, можно разрешить конфликт между Израилем и Палестиной?»
Я понимаю, что как тот, кто задал вопрос, так и все остальные ждут моего ответа. Понимаю, что для них важно мое мнение о том, как разрешить конфликт между Израилем и Палестиной. Потому что кто-то читал мои книги и они ему понравились, или он только что слышал, как я что-то говорил о политике либо о чем-то еще, и подумал, что у меня должно быть оригинальное решение. В общем, они считают, что я должен сказать нечто небанальное о разрешении конфликта между Израилем и Палестиной. То, что реально поможет разрешить конфликт. В эту минуту никто не помнит, что вот уже не одно десятилетие не только израильтяне и палестинцы, но и ученые, а также правители разных стран не могут найти решение.
И сейчас, здесь, вероятно, не все, но многие думают, что его должен найти я. Из всех людей в мире, из всех, кто давно занимается этим, но так и не нашел решения, возможно ли, чтобы разрешить конфликт между израильтянами и палестинцами выпало именно мне? Здесь? Сейчас?
И вместе с тем я думаю: а вдруг они правы? А вдруг я сейчас скажу нечто, это нечто передадут израильтянам и палестинцам, и они скажут: «Правильно, мы можем сделать так!» И добавят: «Черт возьми, почему мы сами до сих пор не додумались?»
А вдруг этот вопрос задали мне потому, что в моем предыдущем
