Нерон в Кринолине - Леопольд Захер-Мазох

— Нет, Катенька, — возразила императрица, — он еще доставляет мне слишком много удовольствия. Он должен закончить поступком, который освободит меня, который принесет мне избавление, но только тогда… только тогда, когда я им буду пресыщена… а сегодня!.. О!.. — она вскрикнула в предвкушении восторга. — Это его шаги, его голос! — Императрица полетела навстречу Мировичу и с ласковым смехом упала ему на грудь.

Несколько дней спустя княгиня Дашкова появилась в кабинете императрицы, которая в этот момент писала Вольтеру.

— Настало самое время осуществить твой план, — возбужденно заговорила она прямо с порога. — Иван должен умереть. Тебе известна власть, которую над народом имеет духовенство. Твои реформы угрожают этой власти, и оно будет в полную силу использовать ее против тебя. Они называют тебя чужачкой, просветительницей, которая подтачивает устои древней страны, разрушает старые обычаи, оскорбляет старую веру, и в пику тебе провозглашают царя Ивана законным наследником российского престола, согласно завещанию царицы Анны.

— Проклятие, — вскричала императрица и топнула ногой.

— Ты должна пожертвовать Мировичем, пожертвовать любовью ради своего величия.

— А кто тебе говорит, что я люблю Мировича? — промолвила Екатерина Вторая. — Он просто моя любимая игрушка. Я буду плакать, если сломаю ее.

— Коли ты не находишь для этой акции лучшего инструмента, чем Мирович, — продолжала Дашкова, — то поторопись увлечь его ею.

— Пока он меня развлекает, и мне следует…

— Тебе нужно действовать уже сегодня.

— Нет, только не сегодня. Сегодня я хочу еще раз любить его, как любит женщина.

— Ну хорошо, тогда завтра, — наседала Дашкова.

— Завтра. Говоришь?.. Eh bien![16] Завтра я предстану для этого Нероном в кринолине. Разве не остроумно сказано, маленькая Дашкова, а? Такое случается, когда состоишь в переписке с Вольтером. Завтра я должна быть неотразимо красивой. Я намерена сделать такой туалет, который сразу же, с первых минут, заставит его потерять голову. Обычно украшают жертву, а я хочу украсить себя для моей жертвы. Итак, завтра.

V

Когда на следующий вечер Мирович вошел в Гатчинский павильон, императрица лежала на оттоманке и, казалось, спала. Она лежала на спине, заложив одну руку за голову. Полупрозрачное одеяние из розовой персидской ткани и распахнутая темно-зеленая овечья шубка, щедро подбитая изнутри и отороченная снаружи черным соболем, облегали ее фигуру. Ее божественные формы купались в волнах темного меха. Дыхание равномерно вздымало и опускало ее грудь, губы ее подрагивали.

Мирович тихонько приблизился, опустился на колени и поцеловал ее босую ногу, с которой соскользнула туфелька.

Екатерина Вторая испуганно вскочила, оттолкнула его от себя, расширенными глазами посмотрела на него и потом быстро привлекла его к своей груди.

— Я видела дурной сон, — прошептала она, — мне приснилось, будто я тебя потеряла. Ты еще любишь меня?

Вместо ответа голова возлюбленного склонилась ей на колени, он задрожал всем телом. Екатерина со зловещим удовлетворением разглядывала его.

— Отойди, ты меня больше не любишь, — проговорила она затем таким тоном, от которого у него почти замерло сердце. — Не прикасайся ко мне, я не желаю тебя знать.

Мирович в ужасе вскочил на ноги, но в следующее мгновение в порыве пылкой страсти снова рухнул к ее ногам:

— Катерина, ты сводишь меня с ума, — закричал он, — привяжи меня к столбу и хлестай меня плетью, пока я не зальюсь кровью, я буду ликовать! Положи меня на раскаленную решетку, как христианского мученика.

— Глупец! — воскликнула императрица.

— Скажи: Ты надоел мне, я останусь твоей только до следующего новолуния, но потом твоя голова скатится с плеч, и я отблагодарю тебя, как свое божество.

Екатерина расхохоталась.

— Ладно, с чего начнем? — спросила она, убирая у него со лба спутавшуюся прядь волос. — С раскаленной решетки?

Мирович обнял ее обеими руками, прижал пылающее лицо к ее мраморной груди и дрожал.

— Не прикасайся ко мне, — снова засмеявшись, повторила она, — сегодня я хочу устроить себе испытание, я хочу быть пострашнее плети и раскаленной решетки.

Мирович взглянул на нее.

— Ты сегодня что-то задумала, — произнес он, — ты так необыкновенно красива.

— Да, — весело воскликнула она, — я хочу поймать тебя.

— Разве я не пойман еще?

— Еще не полностью.

— Ну, тогда захлопывай ловушку. Вот ты меня и получишь, — в любовном безумстве прошептал он, — делай со мной все, что захочешь.

— Глупец! Разве мне для этого нужно твое разрешение? — ответила Екатерина и так выразительно на него посмотрела, что кровь застыла у Мировича в жилах.

Он поцеловал ее пышное плечо, обнажившееся из-под соскользнувшего меха.

— Не смей целовать меня, — крикнула императрица, грубо и презрительно отталкивая его от себя ногой. — Я снова захочу любить тебя только тогда, когда ты будешь моим целиком и полностью, вещью в моих руках.

— Я уже стал ею, Катерина, — клятвенно заверил он и глаза его увлажнились. — Я жажду быть для тебя хоть чем-то: рабом, вещью, игрушкой, инструментом, делай из меня все, что пожелаешь, и выброси меня, когда я стану тебе ненужным.

Императрица почти растроганно посмотрела на него. Затем наклонилась и поцеловала в лоб.

— Мирович, — сказала она ласковым голосом, — если ты любишь меня, избавь меня от моей самой гнетущей заботы… от…

— Тебя одолевают заботы? — с тихой сердечностью спросил Мирович. — Так говори же, приказывай своему рабу.

— Любимый мой, я не могу спать спокойно, — она нагнулась к нему и приникла губами к самому его уху, — пока жив Иван.

— Принц Иван! — воскликнул Мирович.

— Согласно завещанию императрицы Анны он является легитимным царем. Я вынуждена сама подтвердить это. Не я свергла его с престола, это царица Елизавета вырвала его из колыбели и заточила в темницу. Там он, точно какой-нибудь зверь, рос вдали от человеческого общества. Человек с мыслями, душой и манерой выражения ребенка, этот полоумный царевич сегодня вдохновляет честолюбивые замыслы всех недовольных, всех моих недругов. Его противопоставляют мне, намереваясь с его помощью меня свергнуть.

— Этому никогда не бывать! — вскричал Мирович. Он выпрямился во весь рост, бледное лицо его в этот момент выражало слепой фанатизм, он горел в его отрешенном взгляде.

— Уже на следующий день мой трон может быть разгромлен, мой любимый, разве ты хочешь увидеть меня в остроге или даже… — она закрыла лицо ладонями.

— Я должен его убить? — шепотом спросил Мирович. — Любимая! — Его голос охрип от волнения.

— Мирович! — вскричала Екатерина, она казалась испуганной.

— Ты должна убрать его с дороги, — ревностно продолжал он, — ему вынесен смертный приговор, и я приведу его в исполнение. Пусть меня потом колесуют, твое же имя останется незапятнанным, я охотно умру за тебя, Катерина! — Он целовал ей руки, ноги и плакал.

— Успокойся, мой друг, — проговорила императрица, — я не замараю твои верные руки кровью. У меня созрел один план. Ты должен знать о нем. Хочешь ли ты в этом деле, таким образом, целиком и полностью оставаться только моим инструментом?

— Хочу, — ответил Мирович, — я ведь принадлежу тебе… я твой до самой смерти.

— Не говори о смерти, — прошептала императрица, — меня в дрожь бросает. — Гримаса ужаса на мгновение исказила ее красивое лицо. — Сегодня нас зовет жизнь, Мирович, — воскликнула она затем с вакхическим хохотом, — так целуй же меня!..

VI

«Императрица отправляется в Лифляндию» — переходило из уст в уста. Противоречивые суждения о цели этой поездки становились час от часу все громче. В конце концов, все сошлись на том, что Екатерина Вторая предпринимает оную, чтобы встретиться с Понятовским. Она-де насытилась Орловым, а сие означало, что любовь к рыцарственному поляку опять с непреодолимой силой вспыхнула в ее груди, и тому подобное.

Прежде чем наш Нерон в кринолине уселся в свой дорожный экипаж, в императорский кабинет была вызвана княгиня Дашкова.

Екатерина Вторая беспокойно расхаживала по комнате из угла в угол. Она казалась чрезвычайно веселой, напевала вполголоса фривольную итальянскую арию и время от времени с видимой гордостью разглядывала в зеркале свое отражение.

— Я красива, — оживленно заговорила она, — я сделала Мировича счастливым, превзойдя все его самые дерзкие мечтания, а теперь он может за меня умереть. Однако видеть его я больше не хочу, прощание меня взволновало бы. Вот инструкция для него, вот суммы, которые ему понадобятся. — И то и другое она передала Дашковой, затем подошла к письменному столу, взяла документ, еще раз внимательно перечитала его и после этого быстро подписала. — Читай!