Коллекционер стеклянных глаз - Фиона Хиггинс

Огастес расхохотался и захлопал в ладоши.

— Знаешь, Гектор, ты, без сомнения, далеко не бездарь. Я уверен, ты многого добьешься в жизни.

— И обязательно в виноторговле?

— Хватит споров на сегодня. — Отец шутливо погрозил ему пальцем. — Отправляйся в постель. У меня назначена встреча.

Брови Гектора поползли вверх.

— Так поздно?

— Иногда дела этого требуют, — уклончиво ответил Огастес. — Пошли. Я провожу тебя до лестницы.

ГЛАВА 4

Незваный гость

Гектор, встав на колени на верхней площадке лестницы, смотрел, как отец возвращается в кабинет. Он потушил газовую лампу и мог наблюдать за всем происходящим внизу, оставаясь невидимым. Ночной гость чрезвычайно заинтересовал мальчика, и он хотел взглянуть на него. Наверняка странное настроение отца было как-то связано с этим визитом.

Гектор услышал стук дверного молотка и увидел, как служанка впустила человека, одетого во все черное, и проводила его в кабинет. Обычно одежда говорит очень многое о человеке, но это был не тот случай. Весь облик гостя носил подчеркнуто анонимный характер. Костюм сидел на нем хорошо, но сливался с окружающей темнотой, словно полностью поглощал свет, падавший на него. Широкополая шляпа мужчины была низко надвинута на глаза, к тому же он еще и опустил голову.

— Хм-м… — пробормотал Гектор. — Странно…

Он научился безошибочно оценивать состоятельных людей по их одежде, а только такие к ним и приходили. Но об этом субъекте он ничего не мог сказать, и это сразу пробудило подозрения. Другие гости всегда старались подчеркнуть свое материальное благополучие.

Служанка постучала в дверь кабинета.

— К вам мистер Трупин, — объявила она.

Дверь отворилась, и человек-невидимка вошел в кабинет. Дождавшись, когда служанка уйдет, Гектор крадучись спустился по лестнице и, встав опять на колени, заглянул в замочную скважину. И сразу почувствовал слабый цитрусовый запах. «Надушился», — подумал Гектор. Но это еще ни о чем не говорило.

Все, что ему было видно, — это обтянутую кожей крышку письменного стола и отцовское кресло. Но затем в поле зрения попал и Трупин, стоявший чуть левее лицом к столу. Он снял шляпу, дав Гектору возможность рассмотреть его профиль — тонкий, чуть крючковатый нос и выдвинутый вперед подбородок. И вдруг Гектор с удивлением заметил на его левом глазу повязку.

«Вот это совпадение!» — поразился мальчик. Ибо перед ним был, несомненно, тот самый человек, которого он едва не сшиб на мосту. Гораздо лучше одетый, с аккуратно расчесанной бородой, но с тем же характерным носом. «Интересно, — гадал Гектор, — как он потерял свой глаз? В бою? На дуэли из-за прекрасной дамы?» Впрочем, правда была гораздо прозаичнее, но Гектору ее знать не полагалось.

Он посмотрел на отца, стоявшего у письменного стола. Тот нервно теребил одной рукой лацкан пиджака, в другой у него была какая-то бумага.

— Значит, вы и есть Гулливер Трупин, — холодно произнес Огастес.

— Я вижу, вы получили мое письмо, — сказал гость в ответ.

Лицо Огастеса потемнело.

— М-да, — проговорил он, — до сих пор мне не приходилось получать подобных гадостей. Я позвоню полицейскому судье — он мой друг, к вашему сведению, — и он закует вас в кандалы. Шантаж — самое презренное преступление.

— Шантаж? — переспросил Трупин с недоумевающим видом. — Удивляюсь вам, мистер Фитцбэдли…

— Фитцбодли, — поправил его Огастес сквозь зубы.

— Как пожелаете. — Трупин скривил губы в улыбке. — Возможно, кое-кто и сказал бы, что это шантаж, но я предпочитаю называть это сделкой. Ведь все, о чем я пишу, — правда, не так ли?

— Я не заключаю сделок с подонками, — огрызнулся Огастес.

— Тогда мне остается только передать эту информацию в «Северный вестник», — сухо отозвался Трупин. — Они-то охотно заплатят за нее, уверяю вас. Думаю, им будет очень интересно узнать, что вы, Огастес, самый популярный виноторговец Северной стороны, поставляющий редкие вина на каждый стол, в каждый ресторан этого района, на самом деле ничуть не лучше подпольного бутлегера, торгующего дешевым джином на южном берегу!

Гектор с ужасом увидел, что эти страшные обвинения заставили его отца густо покраснеть. О чем этот тип болтает? Какой джин? Этого не может быть! А между тем у Огастеса был такой вид, словно его вот-вот хватит апоплексический удар.

— Мне доподлинно известно, мистер Фитцбэдли, — продолжал между тем Трупин, — что вы сколотили состояние, продавая джин жителям Южной стороны, поощряя их вредные привычки и наживаясь на их несчастьях. У вас больше джинопроводных кранов, чем у любого другого торговца.

— Откуда вам это известно? — пролепетал Огастес.

— Да уж известно. И доказательства есть, и свидетели. Очень многие могут подтвердить это. Интересно, каким человеком надо быть, чтобы зарабатывать деньги таким способом?

— А каким человеком надо быть, чтобы зарабатывать шантажом и угрозами? — парировал Огастес. — И что это за мнимые свидетели моих преступлений? Уверен, все они подкуплены вами. Да, поначалу я торговал джином, не отрицаю. Но это были ошибки молодости. Я давным-давно бросил это и постарался загладить свою вину.

— Ах да, ну как же, — презрительно усмехнулся Трупин. — Пожертвования детским приютам и бесплатные столовые для бедняков. Очень трогательно. Между прочим, это как раз и навело меня на ваш след. Человек вашего положения не станет кормить народ бесплатными супами без особой на то причины. Ну хорошо, я даже допускаю, что вы исключение и вас мучает совесть. Но это не меняет дела — я могу разорить вас. Всем известно, какими верными друзьями бывают люди у вас на северном берегу: чуть что — предадут не задумываясь. Но без них вы пропадете. Так что либо платите, либо пеняйте на себя. Можете рассматривать это как еще один акт благотворительности. В конце концов, сумма, которую я прошу, для вас лишь капля в море.

Гектор слушал этот разговор за дверью, сжав кулаки и скрипя зубами. Он не мог поверить своим ушам. Не далее как сегодня он видел людей, ставших жертвами пристрастия к джину. Неужели его отец действительно приложил к этому руку? Да, он признал это, но ведь он сказал также, что сожалеет об этом и что бросил это занятие. Гектор верил ему. А Трупин запрашивал немалую сумму — независимо от того, какую долю отцовского капитала она составляла. «Не плати, — мысленно уговаривал он отца, — не давай ничего этому подонку».

Отец его между тем в нерешительности ходил взад и вперед за своим столом. Трупин ждал с непроницаемым лицом. Наконец Огастес повернулся к шантажисту, и при виде его лица у Гектора упало сердце. Ему стало ясно, что сейчас последует.

— Ну хорошо, я заплачу вам, хоть вы этого и не заслуживаете, — медленно проговорил Огастес. — Но я сделаю это только ради моего сына и его будущего. Я даже удвою сумму при условии, что вы навсегда покинете город.

— Утройте ее, и мы договорились.

Закрыв глаза, Огастес кивнул:

— Я дам вам деньги, но я проклинаю вас, и пусть это проклятие преследует вас до самой смерти.

Трупин скупо улыбнулся:

— Проклинайте сколько вам влезет. Это лишь сотрясение воздуха. Главное, гоните деньги.

— Не надо! — прошептал Гектор. Это вышло у него громче, чем он рассчитывал.

— Нас кто-то подслушивает? — Трупин повернулся к дверям.

Огастес открыл дверь, но Гектора за ней уже не было.

ГЛАВА 5

«СЕВЕРНЫЙ ВЕСТНИК»

НЕБЛАГОВИДНЫЕ ДЕЛА

Статья Тарквина Фолкнера

В течение многих лет имя Фитцбодли в представлении всех добропорядочных людей к северу от реки Фодус было неразрывно связано с тонкими и редкими марочными винами. Все знали, что этому имени можно доверять и что вино Фитцбодли соответствует характеристикам, заявленным на этикетке, — высшего качества, крепкое, без примесей.

Увы, все это в прошлом.

Огастес Фитцбодли, в отличие от его вин, оказался не тем, за кого себя выдавал… Один из бдительных горожан довел до моего сведения, что, при всех своих манерах и показных добродетелях, Огастес Фитцбодли обыкновенный жулик. Своим состоянием — а оно к настоящему моменту весьма солидное — он обязан не только винам с заслуженной репутацией, но и незаконному дешевому джину, который он распродает галлонами в своих многочисленных лавках на южном берегу. Мы, жители Северной стороны, хорошо сознаем, насколько пагубно пристрастие к джину и как оно ведет всех и каждого к самоуничтожению. Кто из нас не видел за рекой отвратительных пьяных бродяг, валяющихся на улице в полубессознательном состоянии? Мы считали большой удачей, что они предпочитают оставаться за рекой, среди себе подобных; мы содрогались, видя их ужасающее положение. Но теперь мы знаем, кого следует винить во всем этом. Не кого иного, как Огастеса Фитцбодли.