Шри Ауробиндо. Гимны мистическому огню - Шри Ауробиндо

Очевидно, в символике жертвоприношения значение «свет» дублируется вторым – «очищенное топленое масло». Мысль или слово, ее выражающее, сравниваются с чистым топленым маслом, возникают выражения типа dhiyaṁ ghṛtācīm – светоносная мысль или понимание. В одном из гимнов, приведенных в этой книге, есть любопытный пассаж: Огонь, как жрец жертвоприношения, призывается окропить приношение умом, изливающим гхриту, ghṛtapruṣa manasā, тем самым делая явленными Сидения («места», или «уровни»), каждое из которых вмещает трое небес, и явить Богов[2] (2.3.2).

Но что это за ум, изливающий топленое масло, и каким образом может жрец, выливая топленое масло, явить собравшимся Богов и тройные небеса? Смысл становится ясным, если допустить мистическое и эзотерическое значение слов. Риши подразумевает «ум, изливающий свет», работу ясности просветленного или озаренного ума; и не жреца в человеческой форме, не жертвенный огонь, но внутреннее Пламя, мистическую провидческую волю, kavikratu, несомненно, способную этим процессом проявить Богов, миры и все уровни бытия. Необходимо помнить, что риши были провидцами, как и мудрецами, – они были людьми видения, которым в своем созерцании представали вещи в образах, часто символических, предваряющих переживание или сопутствующих ему и придающих переживанию конкретную форму, возможно, предопределяя или придавая оккультное содержание опыта; так что риши вполне мог одновременно видеть внутреннее переживание и его символическую суть в образе: поток чистого света и бога-жреца, выливающего это очищенное масло на внутреннее подношение себя (self-offering), которое и дает риши это переживание. Все это может казаться странным для западного ума, но для ума индийского, привыкшего к индийской традиции или познавшего медитацию и оккультное видение, здесь все предельно ясно. Мистики были и, естественно, остаются символистами; они способны воспринимать физические вещи и события как символы внутренних истин и реальностей – даже свои внешние «я», внешние события своей жизни и все, что их окружает. В силу этого для них было легким отождествление или даже объединение вещи или явления и его символа.

Напрашивается сходное истолкование и других часто встречающихся в Веде символов и слов. Как ведическая «корова» есть символ света, так «конь» в Веде есть символ энергии, духовной мощи, силы тапасьи. Когда риши просит Агни о «даре в форме лошади с коровой впереди», он на самом деле просит не о табуне коней, который образовал бы содержание, основу дара – впереди которого шествовали бы еще и коровы, – риши молит об огромной духовной силе, ведомой светом, или же, как это можно перевести, «с Коровой Света, идущей во главе»[3] .

Если в одном гимне описывается освобождение из-под власти Пани массы лучей (коров – сияющих стад, gavyam), то в другом риши просит Агни о полноте изобилия или энергии коня – aśvyam. Точно так же риши иногда просит о героях или воинах для своей свиты, в некоторых случаях переходя на более абстрактный и свободный от символов язык и говоря о совершенной силе героя – suvīryam, иногда же он сочетает символы с тем, что они обозначают. Также риши просят о сыне, или о сыновьях, или о потомстве, apatyam, как о составной части того богатства, о котором они молят Богов, но и в этом можно усмотреть эзотерический смысл, ибо в некоторых местах рождение сына описывается явно как образ некоего внутреннего рождения: сам Агни есть наш сын, дитя наших трудов, дитя, которое в качестве Вселенского Огня есть отец своих отцов, и, следуя по стопам тех, кто имеет хорошее потомство, мы пролагаем или открываем путь к высшему миру Истины. Как символ используется в Веде и слово «вода». В Веде говорится о бессознательном океане, salilam apraketam, в который вовлечено Божественное и из которого оно рождается своим величием; в Веде говорится и о великом океане, maho arṇaḥ, верхних водах, которые, как сказано в одном гимне, Сарасвати делает осознанными для нас или которые она дает нам осознать при помощи луча интуиции: pra cetayati ketunā. Семь рек похожи на реки северной Индии, но в Веде говорится о семи могущественных Небесных реках, которые текут с Небес; это воды, наделенные знанием, ведающие Истину – ṛtajña, и, будучи освобождены, они открывают нам путь к великому Небу. Таким же образом Парашара говорит о Знании и универсальной Жизни «в доме вод». Убив Вритру, Индра освобождает дождь – но дождь этот также – дождь Небес – и выпускает течь реки. Так легенда о высвобождении вод, занимающая столь большое место в Веде, приобретает значение символического мифа. С ней сопряжена другая символическая легенда – о том, как Боги и риши Ангирасы отыскали и вызволили из темной пещеры в горе Солнце, коров или солнечные стада, или солнечный мир – Свар (svar). Символ Солнца постоянно ассоциируется с наивысшим Светом и Истиной: в Истине, сокрытой низшей Истиной, распрягаются кони Солнца, великая мантра Гаятри призывает Солнце, наивысший Свет, привести наши мысли в движение. Также в Веде говорится и о врагах, как о грабителях, дасью, которые угоняют коров, или вритрах, которые в обычной интерпретации принимаются за враждебно настроенных людей, но Вритра – демон, прячущий и удерживающий Свет и воды, а вритры – его силы, выполняющие эту функцию. Дасью – грабители или разрушители – суть силы мрака, противники ищущих Свет и Истину. Здесь мы постоянно наталкиваемся на указания, которые ведут нас от внешнего и экзотерического смысла к внутреннему и эзотерическому.

В связи с символом Солнца здесь можно упомянуть знаменательный и чрезвычайно важный гимн из восьмой мандалы; он не только иллюстрирует глубину мистического символизма ведийских риши, но и показывает, как понимали Ригведу авторы Упанишад и что внушало им веру во вдохновенное знание их предшественников. В гимне говорится: «Есть Истина, сокрытая Истиной, где распрягают коней Солнца; десять сотен стояли вместе, там было То Единое[4] , я видел величайшего (наилучшего, славнейшего) из воплощенных богов»[5] . Отметим, как провидец Упанишад переводит эту мысль или этот мистический опыт в термины своего, более позднего, стиля, сохраняя центральный символ Солнца, но уже не делая тайны из его значения. В Упанишадах этот отрывок выглядит так: «Лик Истины сокрыт золотым заслоном. О Пушан, устрани его ради видения закона Истины[6] . О Пушан (пестующий), провидец единственный, о Яма, о Солнце, о Дитя Отца всех существ, направь и вместе собери свои лучи; я вижу Свет, который есть прекраснейшая (благодатнейшая) из форм твоих; он, кто есть этот Пуруша, Он – это я».

Подразумевается, что золотой заслон есть то же самое, что и низшая, скрывающая истина, ритам (ṛtam), о которой говорится в ведийском стихе; «наилучшее из тел богов» – то же, что и «прекраснейшая форма Солнца», это высочайший Свет, иной и более великий, чем любой внешний свет; великая формула Упанишад «Он – это я» соответствует Тому Единому, tad ekam, стиха Ригведы; выражение «десять сотен стоящих вместе» (Саяна говорит, что это лучи Солнца, и смысл, очевидно, таков) воспроизводится в мольбе к Солнцу «направить и собрать его лучи», дабы сделать зримой его наивысшую форму. Солнце, упоминаемое в обоих отрывках, выступает – неизменно в Веде и часто в Упанишадах – как Божество наивысшей Истины и Знания, а его лучи – как свет, исходящий из этой высшей Истины и Знания. Из этого примера, который можно подкрепить и другими, ясно, что провидец Упанишад куда лучше понимает смысл древней Веды, нежели средневековый комментатор-ритуалист со всеми своими гигантскими познаниями, и значительно лучше, чем современный и в корне отличный от него ум европейского ученого.

Есть определенные психологические термины, которые должны последовательно пониматься в их истинном смысле, если мы хотим обнаружить их внутреннее или эзотерическое значение. Помимо Истины, ритам, очень часто повторяется в гимнах слово дхи (dhī), которое нужно всегда понимать как «мысль». Это естественное значение дхи, соответствующее позднейшему слову «буддхи»; это слово означает мысль, понимание, разум, а во множественном числе «мысли», dhiyaḥ. В общепринятом толковании этому слову приписываются разнообразнейшие значения: «вода», «работа», «жертвоприношение», «пища» и т. д., а также и «мысль». Однако в нашем поиске мы должны последовательно брать это слово в его обычном и естественном значении и смотреть, каков будет результат. Слово кету (ketu) обычно значит «луч», но имеет еще и такие значения, как «интеллект», «суждение» и «интеллектуальное восприятие». Сопоставляя те места в Веде, где встречается это слово, можно прийти к заключению, что оно означает луч восприятия или интуиции; например, при помощи луча интуиции, ketunā, Сарасвати дает нам осознать великие воды; скорее всего, в этом смысл тех лучей, которые исходят из Высочайшего основания вверху и направлены вниз; это интуитивные проблески знания, предстающие в виде лучей Солнца Истины и Света. Слово крату (kratu) обыкновенно обозначает действие или жертвоприношение, но помимо этого еще и разум, силу или решимость и, в особенности, силу разума, которая определяет собой действие, – волю. Для эзотерического прочтения Веды мы можем воспользоваться как раз этим последним значением. Агни есть провидческая воля, kavikratu, он есть «воля в сердце», kratur hṛdi. И наконец, слово шравас (śravas), которое постоянно употребляется в Веде в значении «слава», тоже толкуется комментаторами как «пища», но эти значения не везде подходят и очень часто лишены всякого смысла или неуместны. Дело в том, что śravas — слово, производное от корня śru («слышать») – употребляется и в прямом значении («слух») или в значении гимна или молитвы (такие значения признает за ним и Саяна), из чего можно заключить, что это слово надо понимать как «нечто услышанное» или как знание, полученное нами в результате слышания. Риши говорят о себе как о слышащих Истину, satyaśrutaḥ, а о знании, полученном таким путем, как о Шрути. Мы можем предположить, что в эзотерическом смысле Веды шравас есть вдохновение или вдохновенное знание, и обнаружим, что это значение слова везде оказывается совершенно уместным; так, когда риши говорит о śravāṁsi, которые либо поднимаются ввысь, либо нисходят сверху, то здесь явно нет связи ни с пищей, ни со славой, зато слово употреблено совершенно уместно и осмысленно, если имеются в виду вдохновения, восходящие вверх к Истине или низводящие Истину вниз, к нам. Такой метод мы можем использовать повсеместно, но обсуждать его далее здесь у нас нет возможности. В сжатых рамках этого введения приходится довольствоваться общими положениями, которые призваны дать читателю начальное представление об эзотерическом методе толкования Веды.