Врата Смерти(пер. И.Иванова) - Стивен Эриксон

«Ну что, Клобук, сколько поганых тайн еще осталось у тебя в запасе? А ты, Фенир, божественный хряк? Хочешь узнать, что произойдет в ближайший час с твоим заблудшим сыном? Тогда не отворачивай морду. Зрелище стоит того».

Только не потерять рассудок. Что-то внутри Фелисины повторяло эти слова, как отчаянную молитву. По обеим сторонам улицы, в просторечии называемой Колоннадой, в три шеренги стояли солдаты. Но даже они не могли сдерживать беснующуюся толпу, которая находила бреши и торопилась учинить расправу над узниками. Фелисину бесстыдно разглядывали, словно она была коровой или лошадью, пригнанной на ярмарку скота. Чьи-то руки рвали на ней арестантский балахон, чьи-то кулаки остервенело молотили по ее телу, чьи-то губы выплевывали на нее комья слюны. Но разум все равно оставался ее внутренней защитой. А снаружи ее ограждали сильные, уверенные руки. Руки, которые вместо пальцев оканчивались гноящимися культями. И тем не менее эти руки толкали ее вперед, только вперед. Бывшего жреца Фенира не трогал никто. К нему даже не осмеливались прикоснуться. Вторым защитником Фелисины был Бодэн, чей вид устрашал сильнее, нежели зрелище разъяренной толпы.

Он с легкостью убивал тех, кто напрашивался на смерть. Разбойник с презрением отшвыривал от себя очередного напавшего и гоготал, подзадоривая других отправиться в гости к Клобуку. Солдаты ему не мешали. Сжимая рукоятки мечей и древка копий, они провожали взглядом странного узника и, должно быть, недоумевали, как он оказался среди этой хилой знати.

Удивительно, Бодэн еще мог смеяться! В него летели камни. Умело пущенным кирпичом ему расквасило нос. Арестантский балахон разбойника был разорван в клочья и густо покрыт пятнами крови и плевками. Всех, кого удавалось схватить, Бодэн сжимал в своих ручищах и сгибал, будто подковы, ломая шеи и ребра. Он не знал устали. Эта живая мельница остановилась только дважды: первый раз, когда под напором толпы дрогнуло солдатское оцепление, а второй — когда у госпожи Гэсаны подкосились ноги. Бодэн грубо схватил старуху за плечи, встряхнул и с руганью толкнул вперед.

Страх перед беспощадным арестантом передавался по толпе. Число желающих оказаться его жертвами заметно уменьшилось, хотя камни и кирпичи по-прежнему летели в узников.

Шествие по Колоннаде продолжалось. Все звуки слились в ушах Фелисины в один болезненный гул, зато ее глаза видели ясно. Слишком много жутких картин видели они, которые тут же отправлялись в хранилище памяти.

Впереди уже показались городские ворота, когда произошло самое страшное. Толпа наконец прорвалась сквозь оцепление. Солдаты, боясь оказаться сметенными, разбежались, и обезумевшие горожане со всех сторон устремились к арестантам.

— Я так и думал, — услышала Фелисина слова Гебория.

Бодэн рычал и ревел, как божественный вепрь Фенир. Его зажали в кольцо; десятки рук обхватили разбойника и впились в него ногтями. С Фелисины содрали последние остатки одежды. Кто-то схватил ее за волосы и сильно дернул, видимо, намереваясь сломать ей шею. Фелисина услышала отчаянный крик и только потом поняла, что он исходит из ее глотки. Сзади послышалось звериное рычание; рука, державшая ее, сжалась еще сильнее, потом вдруг исчезла. Окружающее пространство сотрясалось от криков, воплей и стонов.

На какое-то время Фелисина потеряла сознание. Очнувшись, она увидела лицо Гебория. Историк отплевывался кровавой слюной. Вокруг Бодэна было пусто. Сам он стоял, исторгая из разбитых губ поток отборнейшей брани. Правое ухо разбойника было вырвано с мясом и изрядным клоком волос в придачу. Виски блестели от крови. Вокруг в скрюченных позах валялись тела нападавших. Лишь немногие из них шевелились. У самых ног Бодэна лежала госпожа Гэсана. Разбойник поднял ее за волосы. Толпа замерла.

Бодэн оскалил зубы и засмеялся.

— Ну что? — спросил он присмиревшую толпу. — Как вы убедились, я — не изнеженный аристократ. Что желаете теперь? Крови этой высокородной старухи?

Толпа завопила, протягивая жадные до расправы руки. Бодэн опять засмеялся.

— Мы все равно доберемся до кораблей. Слышите?

Он выпрямился, таща за собой тело Гэсаны.

Возможно, старуха была уже мертва. Ее грязное, исцарапанное лицо дышало покоем и умиротворением. Казалось, госпожа Гэсана даже помолодела. Лучше, если она умерла. Фелисина молила об этом, предчувствуя продолжение кошмара.

Толпа чего-то ждала. Она словно не видела погибших и искалеченных. Живые по-прежнему жаждали мести.

— Ну так она ваша! — проревел Бодэн.

Другой рукой он сжал подбородок Гэсаны и повернул голову. Хрустнули сломанные шейные позвонки. Тело старухи дернулось и обмякло. Бодэн накинул ей на шею цепь и принялся… отпиливать голову. Хлынувшая кровь мигом залила ржавые звенья цепи.

Фелисину охватил немой ужас. Она хотела закрыть глаза, но не могла.

— Фенир, яви свое милосердие, — прошептал сзади Геборий. Толпа начала медленно пятиться назад. Появился какой-то молодой солдатик, без шлема, с белым от страха лицом. В отдалении возвышались всадники «красных мечей». Они ехали шагом.

Все замерло, кроме окровавленной цепи, равномерно двигавшейся взад-вперед. Бодэн хмыкал, сплевывал на землю и пилил дальше.

Фелисина видела, как вместе с движением цепи дергается голова несчастной старухи. «Подобие жизни». Она помнила госпожу Гэсану: надменную, властную, давно утратившую красоту, которую та пыталась заменить положением в обществе. Можно ли было уберечься от такого конца? Какой смысл думать теперь об этом? Знать недолюбливала Гэсану, да и покойный муж не питал к ней особого расположения. Но разве это меняло дело? Да будь она радушной хозяйкой, нежной женой и заботливой бабушкой, это не остановило бы толпу.

Голова оторвалась со странным звуком, похожим на всхлипывание. Бодэн огляделся по сторонам.

— Итак, мы с вами заключили сделку, — отчеканил он. — Получайте то, что просили. Этот денек вы запомните надолго.

Размахнувшись, он швырнул голову Гэсаны в толпу. В воздухе повисли капельки крови. Из того места, куда упала голова, послышался душераздирающий вопль.

К цепи узников возвращались солдаты. Следом за ними, все так же медленно, двигались «красные мечи», тесня оцепеневших горожан. Словно в отместку за нарушенный порядок, солдаты и всадники восстанавливали его ударами мечей и копий. Когда первые жертвы распластались на мостовой, толпа бросилась врассыпную.

По подсчетам Фелисины, к моменту выхода из Восточных ворот в цепи было около трехсот человек. Сейчас тех, кто мог держаться на ногах, осталось не больше сотни. Многие лежали неподвижно или корчились от боли. В иных скобах болтались оторванные по локоть руки.