Джентльмены и игроки - Харрис Джоанн

– Гм.

– Именно.

Новичков было пятеро; один из них – компьютерщик, чего я и боялся. Я не уловил его имени, но Бороды взаимозаменяемы, равно как и Костюмы-начальники. В любом случае на этой кафедре я, по очевидным причинам, редко отваживался появляться. Молодая женщина – на кафедру современных языков (темные волосы, белые зубы, пока довольно приятная); некий Костюм на должность учителя географии – они-то, кажется, и положили начало коллекции; учитель физкультуры в раздражающе ярких спортивных шортах из лайкры; аккуратный молодой человек на английскую кафедру, которого я пока не отнес ни к одной категории.

Когда повидаешь столько учительских, сколько пришлось мне, начинаешь распознавать фауну, собирающуюся в этих местах. В каждой школе своя экосистема и социальный состав, но некоторые виды склонны преобладать повсюду. Костюмы, конечно (с появлением Нового Главного их становится все больше и больше – они охотятся стаями), и их естественный враг – Твидовые Куртки. Зверь-одиночка, обитающий в определенных регионах, Твидовая Куртка, хотя порой и подвержена приступам безумного веселья, имеет тенденцию не слишком часто спариваться, а потому их становится все меньше и меньше. Есть еще Рьяный Работяга, типичные представители этого вида – Джефф и Пенни Нэйшн; Медный Лоб, который читает «Миррор» на собраниях, которого редко увидишь без чашки кофе и который вечно опаздывает на уроки; Йогурт Обезжиренный (всегда самка, это животное занято преимущественно сплетнями и концепциями правильного питания); Американский Заяц, самец или самка, который прячется в первую попавшуюся ямку при малейшей тревоге; плюс еще Драконы, Конфетки, Залетные птицы, Однокашники, Молодые-да-Ранние и Эксцентрики самого разного типа.

Обычно я определяю категорию новичка с первых минут знакомства. Географ, мистер Изи, – типичный Костюм: проницательный, коротко стриженный, созданный для канцелярской работы. Учитель физкультуры, да помогут нам боги, – классический Медный Лоб; мистер Тишенс, компьютерщик, – заячья душонка под пышной бородой. Мисс Дерзи, лингвист, могла бы быть Драконом-практикантом, если бы не иронический изгиб рта; надо бы испытать ее, посмотреть, из какого она теста. Новый преподаватель английского мистер Кин нечетко обрисовывается – не совсем Костюм и не вполне Работяга и слишком молод для Твидовой Куртки.

Новый Главный делает немало, чтобы впрыснуть школе свежую кровь; будущее нашей профессии зависит от новых идей, говорит он. Старых каторжников вроде меня ему не одурачить: просто молодая кровь дешевле.

Я так и сказал об этом Пэту Слоуну после собрания.

– Дайте им показать себя, – ответил он, – по крайней мере, дайте им обжиться до того, как вы уйдете.

Пэт, конечно, любит молодежь – частично в этом его обаяние. Мальчики это чувствуют и тянутся к нему. Но это делает его также слишком доверчивым. Способность видеть во всех только хорошее часто досаждала окружающим.

– Джефф Пуст – хороший, честный спортсмен, – сказал он.

Я вспомнил этого физкультурника в лайкровых штанцах (Медный Лоб в самом чистом виде) и сам себе подмигнул.

– Крис Кин пришел с прекрасными рекомендациями.

Тут я готов поверить.

– А учительница французского, кажется, очень разумная женщина.

Ну конечно, подумал я, уж Слоун точно побеседовал со всеми.

– Ну, будем надеяться, – произнес я и направился к Колокольной башне.

После лобовой атаки доктора Дивайна я решил, что с меня хватит неприятностей.

2

Вот видите, это оказалось даже слишком просто. Стоило им увидеть мои рекомендации, как они попались на крючок. Забавно, до чего люди верят бумажкам: сертификатам, дипломам, степеням, рекомендациям. А в «Сент-Освальде» – больше, чем где бы то ни было. В конце концов, весь механизм работает на канцелярщине. Причем плохо работает, из чего я заключаю, что со смазкой нынче туго. Колеса подмазывают деньгами, говорил отец, и был прав.

С того первого дня там мало что изменилось. Построили много новых домов, и поля для спортивных игр стали меньше открыты для обозрения; появилась высокая ограда – проволока на бетонных столбах, – чтобы подкрепить знаки «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Но по сути «Сент-Освальд» остался прежним.

Конечно, подходить к нему надо спереди. Фасад, внушительная подъездная аллея и кованые ворота созданы, чтобы поражать воображение. И правда поражают – до восьми тысяч фунтов в год за каждого ученика: на такую помесь старомодного высокомерия и броской показухи клиент ловится безотказно.

«Сент-Освальд» по-прежнему любит помпезные титулы. Замдиректора тут называют вторым преподавателем, учительскую – профессорской, даже уборщики называются постельничими, хотя с 1918 года в «Сент-Освальде» нет пансионеров, а потому нет и постелей. Но родителям все это нравится. На староосвальдском (или «осси», как его называют по традиции) домашняя работа именуется подготовительной; старинный обеденный зал называют новой трапезной, а здания школы, уже больше похожие на руины, подразделяются на множество причудливо названных уголков и закутков: Ротонда, Кладовая, Учительский домик, Опускная решетка, Обсерватория, Потайная дверь. Сейчас, конечно, вряд ли кто пользуется этими официальными названиями, но они хорошо смотрятся в рекламных проспектах.

Мой отец, если ему верить, бесконечно гордился званием главного смотрителя. Обычная работа по хозяйству, незамысловатая и непрестижная, но титул, в котором звучало нечто начальственное, так ослеплял его, что он не замечал ни выговоров, ни мелких оскорблений, которым подвергался первые годы. Он окончил школу в шестнадцать лет, высшего образования не получил, и «Сент-Освальд» представлялся ему вершиной, о которой он не смел даже мечтать.

Поэтому отец смотрел на золоченых мальчиков «Сент-Освальда» восхищенно и в то же время презрительно. Его восхищало их физическое совершенство, спортивная удаль, безукоризненное телосложение и нескрываемое богатство. А презирал он их за мягкость, благодушие, тепличное существование. Я знаю, что он всегда сравнивал меня с ними, и с годами для него все четче проступали моя неполноценность и его молчаливое, но горькое разочарование.

Понимаете, отец хотел сына, похожего на себя, – лихого парня, разделявшего с ним страсть к футболу, моментальной лотерее и жареной рыбе с картошкой, недоверие к женщинам и нелюбовь к домоседству. Если не это, то хотя бы сына – ученика «Сент-Освальда», джентльмена-игрока, капитана крикетной команды, который способен, несмотря на свое происхождение, выбиться в люди – даже оставив отца далеко позади.

А вместо этого – я. Ни рыба ни мясо, только и знает, что предаваться бесполезным мечтам, сидеть над книгами и смотреть развлекательные фильмы, скрытное, тощее, бледное, вялое создание, не интересующееся спортом и настолько же замкнутое, насколько общителен отец.

Но он делал все, что мог. Старался против моей воли. Таскал меня на футбольные матчи, где мне было смертельно скучно. Купил мне велосипед, на котором можно было кататься вокруг школьной ограды. Более того, первый год нашей тамошней жизни он вообще не пил. Наверное, мне стоило испытывать хоть какую-то благодарность. Но ее не было. Так же как он желал видеть во мне свое отражение, мне безнадежно хотелось увидеть в нем свое. В голове уже отпечатался образ, сложившийся из сотни книг и комиксов. Прежде всего он должен был быть человеком властным, твердым, но справедливым. Храбрым и проницательным. Читателем, ученым, интеллектуалом. Понимающим человеком.

А эти попытки найти его в Джоне Стразе… Раз или два казалось, что у меня получилось. Путь взросления полон противоречий, и в столь юные годы можно было бы хоть и наполовину, но поверить той лжи, которой он вымощен. «Папа знает лучше. Положись на меня. Старшие умнее. Делай, что тебе говорят». Но в моей душе зарождалась уверенность, что пропасть между нами расширяется. Потому что с детства мне было присуще честолюбие, а Джон Страз, при всем его опыте, был и оставался всего лишь смотрителем.