Настойка из тундровой серебрянки (сборник рассказов) - Борис Фрадкин

Лагно пояснил:

— В Перекатовске я проездом. Сделал остановку, чтобы возвратить вам одну вещь.

И протянул Неприну газетный свёрток.

— Что это?

— Термос.

— Позвольте, как термос? Зачем он мне?

Лагно сделал движение бровями, означавшее: “Смотрите, всё поймёте”. Неприн прошёл к столу и, положив на него свёрток, принялся развёртывать газету. В руках у него действительно оказался термос литра на полтора. Но в каком виде! Облезший, покрытый окисью, с вмятинами.

— Что за музейная редкость? — проворчал Неприн и включил настольную лампу. — Да вы садитесь, пожалуйста.

Лагно поблагодарил и опустился на стул. Он с интересом присматривался к Неприну, о котором знал больше как о бесстрашном исследователе пещер, спелеологе в прошлом, нежели о специалисте по гидравлике, докторе технических наук в настоящем. Яркий свет лампы озарял спокойное лицо с глубокими складками морщин, густые, но уже заметно тронутые сединой волосы. Плечи широченные, движения неторопливые, сильные.

Неприн вглядывался в надписи, нацарапанные металлическим остриём на корпусе термоса. Чтобы прочесть их, он поднёс термос ближе к лампе.

— “Сей термос куплен в Скопле и есть личная собственность Игната Неприна. 4 авг. 19…” — прочёл он и растерянно оглянулся на Лагно. — “Утоплен Аней в подземном озере Хенн-Марти 19 июля 19…”; “Игнат жалкий собственник. Пусть обопьётся своим какао. Мир праху его! Аня М…”; “Забыт в лесу у перевала через Гиндукуш 2 июля 19…”

Дальше он читать не стал, ибо помнил наизусть все надписи. Когда-то они были сделаны его рукой.

— Как… как термос мог попасть к вам? — изменившимся голосом спросил Неприн.

— Видите ли, я спелеолог-любитель. Этим летом вместе со своими студентами я побывал в Кулымской пещере. Там мы и нашли его. Он плавал в озере.

— Кулымская пещера… Но ведь это Южный Урал!

— Совершенно верно, Южный Урал.

Неприн так бережно, так ласково касался термоса, словно в его руках находилось живое существо, которому нечаянным движением он мог причинить боль.

— Непостижимо… — пробормотал он. — Просто непостижимо!

— Но почему, Игнат Васильевич?

— Потому, что термос был утерян в пещере Рмонг-Тау.

Лагно удивлённо приподнял брови:

— В Гималаях?

— Вот именно. И с тех пор прошло почти восемнадцать лет.

— Может быть, его кто-то нашёл, а позже снова утерял?

— Нет, найти его никто не мог.

Астрофизик, собравшийся было извиниться за причинённое беспокойство и откланяться, остался сидеть на стуле. Он выжидающе смотрел на Неприна.

— Найти его никто не мог, — повторил Неприн. — Термос находился в рюкзаке Ани. — Он повернул к свету надпись, в конце которой стояло “Аня М.”. — И она погибла.

Лагно сделал движение, словно его кольнуло изнутри.

— Мы учились в одном институте: я на третьем курсе, Аня на первом. Она как-то незаметно появилась в нашем студенческом клубе спелеологов — обыкновенная, ничем не примечательная девушка. Но после первого же маршрута мы стали с ней неразлучны. Нет, она была необыкновенной: бесстрашной, неутомимой… Ласковой. — Неприн поставил термос в конус света, падающий от настольной лампы, выпрямился. Голос его звучал глухо. — Часто нам доводилось проникать туда, где ещё не ступала нога человека, и чаще всего такие странствия мы предпочитали совершать вдвоём: она и я… — Неприн придавил пальцами веки. — Извините, что я разоткровенничался. Так сразу поднялось во мне…

Лагно сочувствующе пожал локоть Неприна.

— Я понимаю, — сказал он. — Рассказывайте, прошу вас.

— Нас сблизила странная жажда видеть никем ещё не виданное. И опасности. Опасности на каждом шагу. Без них подземный мир потерял бы для нас всякую привлекательность. Случалось, мы сутками бродили среди хаоса каменных джунглей в кромешной мгле; спускались в тёмный зев неизвестно что таящих в себе провалов; часами ползли под низко нависшими глыбами; пересекали подземные озёра с водой, прозрачной, как воздух. А бывало, перед нами вдруг распахивались гроты, похожие на дворцы восточных владык из старых волшебных сказок. Мы, притихшие, бродили среди ослепительно белой сталактитовой колоннады и боялись своим дыханием повредить тончайшие кружева, свисающие до самого пола. Мы замирали на месте, ослеплённые внезапным сверканием кристаллов. В лучах наших фонарей переливались голубые, жёлтые, красные, фиолетовые сполохи…

Неприн уронил руки, сцепил пальцы. Лицо его оказалось в тени. Ему сейчас было всё равно, слушает его Лагно или нет. Воспоминания причиняли нестерпимую боль, с которой он не мог оставаться один на один.

— Там пришла к нам любовь. Я не стыжусь вспоминать о ней, хотя я уже женатый стареющий мужчина и у меня взрослые дети. И оттого, что любовь пришла к нам в необычном мире, она и сама была необычной. Чёрное каменное безмолвие приучило нас всегда быть в одной связке. Известно вам, что значит быть в одной связке? — Лагно кивнул. — Едва расставшись с дневным светом, мы превращались в одно целое. Там для нас всё было общим: опасности, восторги…

Однажды среди спелеологов прошёл слух, что в Рмонг-Тау обнаружены следы снежного человека и, значит, где-то в её гротах, возможно, находится стоянка наших древних предков. Была организована экспедиция советских и французских спелеологов, вошли в неё и мы с Аней.

И вот, считая себя наиболее опытными спелеологами, мы опередили наших товарищей. Тут сказалось всё: и честолюбие молодости, и свойственное исследователям нетерпение.

Вначале всё шло хорошо. Но вот путь нам преградила пропасть. Не колеблясь, мы начали спускаться в неё. Да, мы спешили, конечно, мы спешили… Приходилось ли вам спускаться по скользкой отвесной скале в полном мраке? Нужно иметь хорошие нервы. Фонари, закреплённые на наших шлемах, освещали слишком малое пространство, и пропасть оттого казалась бездонной. Первой спускалась Аня, я страховал её. Вдруг она сорвалась и полетела вниз. Я привычно остановил её падение. Аня повисла на верёвке. Я услышал её стон. На мой вопрос: “Что случилось?” — она ответила: “Рука…”

Внешне Неприн оставался спокойным, и только на виске его у самого глаза пульсировала голубенькая жилка. Говорил он ровным и глуховатым голосом.

— Нелепо всё получилось. И страшно… Аня вывихнула руку. Боль сделала её беспомощной. А я стоял на узеньком карнизе, места хватало только для пяток. Когда я сделал попытку подтянуть Аню к себе, то едва не соскользнул в пропасть. Тогда я принялся кричать. За нами шли наши товарищи и французы, я их ждал с минуты на минуту. Но оказалось, что они обнаружили другой коридор, уводящий в сторону от пропасти… Сколько мы так барахтались, сказать невозможно. Я начал выдыхаться, Аня становилась всё тяжелее. Ноги… понимаете, первыми начали отказывать ноги…