Золотая осень - Александр Шубин

Западный истеблишмент, не склонный к самокритичному анализу причин революционного процесса в «Третьем мире», слишком многое «списывал» на происки КГБ по разжиганию подрывной активности (это касается и отношения к нонконформистским идеям в самих странах Запада). Между тем Советский Союз ничего не мог бы сделать без уже возникших движений. Революционный процесс был трудноуправляем, и нередко революционеры ставили СССР перед фактом, преподнося очередной революционный «сюрприз». Возникал шанс еще где–то потеснить глобального противника. Тогда в дело вступала советская или кубинская поддержка (латиноамериканский сателлит СССР был еще более активен в оказании интернациональной помощи).

После ухода США из Вьетнама сфера влияния Запада продолжала сужаться. Распалась колониальная система Португалии, революционная волна снова докатилась до Центральной Америки — сторонники «социалистического выбора» победили в Никарагуа и на Гренаде, гражданская война разгорелась в Сальвадоре. Под напором исламского радикализма рухнул проамериканский режим в Иране. Вьетнам разгромил полпотовский режим в Кампучии и отбил попытку Китая «наказать» его за это.

«Социалистический лагерь» развивал успех, поддерживая «очаги революций». Отказать в поддержке было нельзя — в другой раз «революционеры» могут не поверить, что СССР не оставит их в трудную минуту. Г. Арбатов вспоминает, как советник Брежнева А. Александров убеждал своего шефа продолжать военное вмешательство в Анголе, сравнивая ситуацию с Испанией 30–х гг.[36] Решение было принято, Анголу удалось удержать. Так отрабатывались стереотипы внутренней политики, которые подвели СССР к афганскому кризису.

Еще в 1977 г. советско–афганская граница была одной из самых надежных и спокойных. С 1919 г. афганские монархи демонстрировали самые добрые чувства к северному соседу и получали от него экономическую помощь и международную поддержку. Советско–афганские отношения можно было бы сравнить с советско–индийскими — разные общественные системы не мешают дружбе. Впрочем, дружба дружбой, а табачок врозь — за строительство промышленных объектов СССР получал твердую валюту, которой у Афганистана было не так много. Да и страна была одной из самых бедных — по уровню жизни она занимала 108 место из 129 стран «Третьего мира». Это заставило президента М. Дауда, пришедшего к власти после свержение монархии в 1973 г., переориентироваться на богатого соседа — Иран. Шах Ирана был готов оказывать Афганистану значительную финансовую помощь, но с одним условием — страна должна быть свободна от коммунистического влияния. В Афганистане это влияние проводила Народно–демократическая партия (НДПА), возникшая в 1965 г. и тут же расколовшаяся на три фракции — более радикальную «Хальк»(«Народ»), более умеренную «Парчам» («Знамя») и работавший в военной среде вместе с «халькистами» Объединенный фронт коммунистов Афганистана (ОФКА). Несмотря на то, что в 1977 г. «Хальк» и «Парчам» формально объединились, их члены и лидеры продолжали недолюбливать друг друга, и реальное взаимодействие фракций было не велико.

Выполняя рекомендации иранского шаха, Дауд удалил из правительства военных, считавшихся «левыми». Это вызвало недовольство в армии, где было уже немало сторонников НДПА и ОФКА, предлагавших радикальный путь преодоления отсталости страны — переворот и «строительство социализма» с опорой на помощь СССР. В декабре 1977 г. власти провели аресты среди актива НДПА. 17 апреля был застрелен у своего дома один из лидеров НДПА М. Хайбар. Это убийство возмутило общественность, и на похороны Хайбара его партийным товарищам удалось собрать около 15 тысяч человек, что для Кабула очень много. Обеспокоенный ростом влияния НДПА, Дауд опасался, что шах Ирана сочтет его политику в отношении коммунистов слишком либеральной. 25 апреля он приступил к арестам оставшихся на свободе членов партии. Однако некоторые «левые», принадлежащие к афганской элите, были посажены лишь под домашний арест. В этих условиях один из них — Х. Амин отдал приказ сторонникам НДПА в армии начать «революцию». На следующий день 26 апреля и он оказался в тюрьме, но машина переворота была запущена.

О возможности «революции» Москва узнала от лидера умеренной фракции НДПА «Парчам» Б. Кармаля, который был очень недоволен развитием событий. Председатель КГБ Ю. Андропов был с ним в основном согласен[37]. По словам заместителя Министра иностранных дел СССР Г. Корниенко ”для Москвы этот переворот был совершенно неожиданным… Позже лидер НДПА Тараки в беседе со мной откровенно говорил, что, хотя у них имелась возможность уведомить советских представителей в Кабуле о готовившемся перевороте, они сознательно не стали делать этого, так как опасались, что Москва попытается отговорить руководство НДПА от вооруженного выступления, ссылаясь на отсутствие в Афганистане в ту пору революционной ситуации»[38].

В 12 часов 27 апреля 1978 г. танки 4–й бригады под командованием майора М. Ватанджара открыли огонь по президентскому дворцу. Их поддержала авиация. После первых залпов Дауд сказал своим министрам: ”Кто хочет спасти свою жизнь, волен сделать это, покинув дворец». Сам президент решил сражаться и до вечера отбивался от наседающих коммандос, поддержанных танковыми и авиациоными атаками. Когда заговорщики наконец ворвались в помещение, в котором находился президент, и потребовали сдать оружие, Дауд спросил, кто совершил переворот. В ответ офицер, руководивший группой солдат, ответил: ”НДПА возглавляет революцию». Поняв, что в этом случае терять ему все равно нечего, Дауд выстрелил в офицера и был убит в завязавшейся перестрелке[39].

В результате переворота, провозглашенного революцией, к власти пришел Военно–революционный совет, вскоре преобразованный в Революционный совет во главе с лидером «халькистов» Н.М. Тараки. Его соперник из умеренной фракции «парчам» Б. Кармаль был избран заместителем председателя РС. Однако «революцию» совершили «халькисты», а «парчамисты» наблюдали происходящее со стороны, и теперь присутствие этих «оппортунистов» в государственном руководстве вызывало недовольство радикально настроенных военных. Тем более, что, несмотря на запрет фракционной деятельности, «парчамисты» собрали свой отдельный съезд, где обсуждали согласованную политику фракции. Вскоре Б. Кармаль и другие лидеры «Парчам» были отправлены послами подальше от Афганистана, а в августе 1978 г. начались аресты «парчамистов». Их лидеры, а также сторонники министра обороны, лидера ОФКА А. Кадыра были объявлены «врагами народа», многие были расстреляны. Самого Кадыра пытали, и только вмешательство советских представителей помогло спасти ему жизнь. «Разоблачение» Кадыра и «парчамистов» привело к чистке армии, арестам среди умеренных членов НДПА. Все государственное руководство сосредоточилось в руках Н.М. Тараки и Х. Амина. Однако внутрипартийная борьба не стихала. Молодые сторонники Тараки во главе с организатором штурма дворца Дауда М. Ватанджаром добивались отстранения Х. Амина от руководства. Своего добиться им не удалось, и в сентябре эти лидеры «хальк» ушли в подполье.

Внутрипартийная борьба сопровождалась усилением конфронтации в афганском обществе. Попытка проведения радикальной аграрной реформы вызвала сопротивление — правительственные декреты противоречили традициям страны. Излишки земли конфисковывались у традиционных владельцев в пользу государства, а затем раздавались малоземельным крестьянам. Однако крестьяне часто не брали землю, считая такой передел несправедливым и противоречащим законам ислама. «Религиозные крестьяне считали, что земля уже поделена Аллахом», — пишут А. Ляховский и В. Забродин[40]. Боялись и мести феодалов. Недовольство вызвала политика культурной унификации страны, насаждение языка и культуры национального большинства — пуштунов. В то же время попытки установить более жесткий контроль над кочевниками–пуштунами, мигрировавшими между Афганистаном и Пакистаном, поссорили новую власть и с ними. Введение контроля над ценами ухудшило положение со снабжением. Чтобы сломить саботаж и волнения, НДПА развернула террор против аристократии и торговцев, а затем и против всех, кто предпочитал слушать местного муллу или феодала, а не партийного функционера. По словам одного из лидеров НДПА Х. Амина «у нас 10 тысяч феодалов. Мы уничтожим их, и вопрос решен. Афганцы признают только силу»[41]. Репрессии приняли такие масштабы, что населению пришлось спасаться бегством. Если в 1973 г. в Пакистане находилось несколько сот эмигрантов из Афганистана, то в 1978 — уже 109900, в сентябре 1979 — 193 тысячи, в декабре — 402100 человек[42]. Этим людям нужно было чем–то жить, многие из них хотели мстить коммунистам. Такая возможность им предоставилась — в Пакистан была направлена финансовая помощь США, Саудовской Аравии и Китая, которая позволила быстро сформировать военные лагеря. Из них партизанские группы стали перебрасываться в Афганистан. На смену стихийным бунтам против новой власти, происходившим уже с мая 1978 г., в начале 1979 г. пришла гражданская война. Действия партизан, встречавшие поддержку значительной части местного населения, распространялись на все большую территорию. К концу 1979 г. численность «моджахеддинов» или «моджахедов» (борцов за дело ислама) достигла 40 тысяч человек. Влияние радикальной оппозиции распространялось и на афганскую армию.