Загадки старых мастеров (СИ) - Шапиро Александр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 5
Arse poetica
Во всей росписи Сикстинской капеллы часто встречаются орнаменты в виде дубовых листьев и желудей. Этим Микеланджело указывал на своего работодателя — папу Юлия II, который был родом из итальянского семейства Della Rovere, а «rovere» означает «дуб».
Герб семьи Della Rovere
Юлий II часто надоедал Микеланджело, который всегда старался работать в одиночку и без свидетелей. Вероятно, именно надоедливость папы послужила причиной того, что желуди на одной из фресок представляют собой связку пенисов.
Микеланджело, «Обнаженный юноша»
Подобную фигу в кармане можно найти у лучших мастеров слова. К примеру, одна из ранних песен Михаила Константиновича Щербакова заканчивается словами:
Вот уж где ты горевать перестанешь И посмеешься над холодной Европой, И упадешь ты на песок и не встанешь, И всю жизнь так пролежишь кверху пузом…Щербакову на одном из концертов прислали записку с вопросом, мол, что же у Вас там за нестыковка с рифмами. Михаил Константинович ответил, что песня была написана в те времена, когда приходилось считаться с цензурой, поэтому рифму нужно было заменить. «Я собирался написать», — сообщил Щербаков затихшему зрительному залу: «И посмеешься над холодным Союзом».
Александр Сергеевич Пушкин не чурался острого словца. Естественно, Пушкин мастерски пользовался игрой слов. К примеру, в «Сказке о царе Салтане» есть такие строки
Все кричат: «Лови, лови, Да дави её, дави… Вот ужо! постой немножко, Погоди…» А князь в окошко, Да спокойно в свой удел Через море прилетел.В этом отрывке два слова «ужо! постой» на слух воспринимаются фразой не из двух, а из трех слов… Подобная игра слов скрывается и в следующем отрывке, но уже в словах «ужо! пожди».
Караул! лови, лови, Да дави его, дави… Вот ужо! пожди немножко, Погоди!..» А шмель в окошко, Да спокойно в свой удел Через море полетел.Кстати, такую игру слов два века спустя повторит Блок в поэме «Двенадцать». У Блока красноармеец восклицает:
Утек, подлец! Ужо, постой, Расправлюсь завтра я с тобой!Второй раз подобным приёмом Пушкин воспользовался в «Евгении Онегине». Пушкиновед Андрей Чернов заметил, что в строчках
Я всех уйму с моим народом, — Наш царь в конгрессе говорил,порядок слов в первой строке выглядит странным. Ученый понял шуточку Пушкина, только когда произнес вслух слова «всех уйму».
Ещё одна пушкинская грубоватая шутка осталась неопубликована.
Высокой страсти не имея Для звуков жизни не щадить, Не мог он ямба от хорея, Как мы ни бились, отличить.У Пушкина в черновике на месте слова «ямб» ничего нет. Пустое место. Пробел. На первый взгляд, непонятно — а что еще можно противопоставить хорею?! Но кто-то сообразительный выдвинул занятную гипотезу: Пушкин собирался написать «Не мог он хера от хорея, Как мы ни бились, отличить». И звучит эта аллитерация красиво, и шуточка в духе Александра Сергеевича. Но гипотезе нужны подтверждения…
Оказывается, у Аристофана в комедии «Облака» балбес Стрепсиад приходит учиться к Сократу и между ними происходит следующий диалог.
Сократ: Какой же ты деревенский недотепа! Может, стихотворные размеры ты сумеешь выучить…
Стрепсиад: А какая польза от этих размеров?
Сократ: Ну, для начала, тебя будут лучше принимать в обществе, если ты сможешь отличить анапест от дактиля.
Стрепсиад: Дактиля! Ну, дактиль мне хорошо знаком.
Сократ: И что же это?
Стрепсиад: А вот что!
(Стрепсиад показывает Сократу средний палец)
Название стихотворного размера «дактиль» по-гречески буквально означает «палец». К примеру, знакомое слово с этим значением — дактилоскопия. Кроме того, показать средний палец — неприличный жест с античных времен. Скорее всего, у Пушкина реминисценция на эту шутку Аристофана. Тем более, что у Пушкина примерно там же говорится о том, как Онегина принимали в обществе.
В античной литературе наиболее известны грубые стихи уже знакомого нам Гая Валерия Катулла. Его стихотворение «Pedicabo ego vos et irrumabo…» многие годы не включали в сборники, не переводили совсем или переводили, убирая все скользкие моменты. В последнее время, наоборот, все, кому не лень, стали переводить эти строки и появилось множество переводов различной степени пристойности. Но все эти экзерсисы в туалетной лексике имеют мало общего с поэзией Катулла.
Катулл был талантливым поэтом. И даже в шутливо-грубоватом стихотворении он мастерски пользуется поэтической техникой. В данном случае это аллитерация на «п». Катулл как бы плюется: «п! п! п!» — в этом стихотворении целых 15 слов начинаются на букву «п».
Поимею вас я в задницу и в глотку, Аврелий содомит и педик Фурий, Что по виршам моим полагали Чувственным, что я не полностью приличен. Надо быть самому поэту пристойным, А стишкам никаких нет запретов. Соль в них есть да услада лишь, если Чувственны, да не полностью приличны И к позывам жгучим приводят Не подростков, но брадатых перестарков, Что тяжелым не в силах двинуть крупом. О лобзаньях моих многих читая, Вы меня меньшим мужем полагали?! Поимею вас я в задницу и в глотку! (перевод Александра Шапиро)