Убийство в стиле винтаж - Найо Марш

– Почему Валери не хотела, чтобы вы взглянули на ее папку? – спросила Каролин.

– Не знаю, – ответил Аллейн. – А вы?

– Мне кажется, я догадываюсь.

Глава 3

За сценой

Труппа Дэйкрес прибыла в Миддлтон к завтраку. К десяти часам рабочие уже вовсю трудились на сцене Королевского театра. Для гастролирующего актера все театры на одно лицо. Они могут различаться размерами, удобством или температурой воздуха, но пока в гримерных горят газовые лампы, на полках лежат баночки с гримом, а в шкафах висят костюмы для спектакля, любой театр – это просто «театр», центр и смысл существования всей труппы. Как только актер устроился на месте и по возможности отдохнул с дороги, он тут же отправляется в театр, чтобы «сориентироваться на местности». Помощник режиссера уже бегает среди рабочих и клянет (или хвалит) закулисную механику. На сцену выползают знакомые декорации, включаются осветительные приборы, под огнями рампы устанавливают столик для суфлера, а в темном зале загадочно молчит пустой партер.

Потом начинается монотонная читка текста. Механики выглядывают из-за софитов и в бесшумной обуви расхаживают вокруг сценической площадки. Театр наполняется жизнью, движением и человеческим теплом.

Королевский театр в Миддлтоне считался довольно крупным заведением. Он имел зрительский зал на тысячу мест, просторную сцену и старомодную, но эффективную систему осветительных приборов, колосников и подъемных блоков. Тед Гаскойн, привыкший работать в Уэст-Энде, морщился на допотопную аппаратуру. Он распорядился установить свой распределительный щит, и электрик с мрачным видом посвятил его в секреты местных работяг.

В десять утра Каролин и ее компания еще спали или завтракали в своих отелях. Каролин, Валери Гэйнс, Ливерсидж, Мэйсон и Хэмблдон остановились в «Миддлтоне», самом дорогом из скромных заведений. У остальных качество их жилья напрямую зависело от размеров гонорара: от «Торгового дворика» для Кортни Бродхеда до «миссис Хартботл, уютные номера» для Томми Биггса, младшего члена труппы.

Джордж Мэйсон, коммерческий директор, вообще не ложился спать. Он побрился, принял ванну, переоделся и ровно в десять сидел в офисе «Королевского театра», страдая хроническим расстройством желудка и беседуя со спонсором – представителем австралийской фирмы, под чьей эгидой были организованы гастроли.

– Мы ждем аншлага, мистер Мэйсон! – восклицал спонсор. – Весь партер продан, а в амфитеатре осталось только пятьдесят мест на левой стороне. За билетами на галерку выстроилась очередь. Я очень доволен!

– Прекрасно, – отвечал Мэйсон. – А теперь послушайте меня.

Разговор продолжался. Телефон звонил без умолку. Во время беседы в комнату заходили билетерши из театральной кассы, местный администратор, три застенчивых репортера и наконец мистер Альфред Мейер, притащивший с собой подушку. Он положил ее на вращающееся кресло, а потом осторожно опустился сверху.

– Привет, Алф, – поздоровался Мэйсон.

– Доброе утро, Джордж, – ответил мистер Мейер.

Мэйсон представил коллеге австралийского спонсора, который железной хваткой вцепился в его руку и энергично ее потряс.

– Очень рад с вами познакомиться, мистер Мейер!

– Взаимно, взаимно, – кивнул мистер Мейер. – Надеюсь, у вас хорошие новости?

Репортеры держались на расстоянии, робко поглядывая в сторону его стола.

– Вот джентльмены из прессы, – представил их Мэйсон. – Они хотят с тобой немного поболтать, Алф.

Мистер Мейер закатил глаза и тут же изобразил профессиональную улыбку.

– Да, да, разумеется, – закивал он. – Прошу вас, подходите, господа.

Спонсор быстро расставил перед Мейером три стула и деликатно удалился вместе с Мэйсоном в другой конец комнаты.

Репортеры, прочистив горло, достали свои блокноты и карандаши.

– Итак, что вы хотите узнать? – любезно спросил мистер Мейер.

– Э, – промямлил старший из газетчиков, – просто дайте какую-нибудь информацию, которая может заинтересовать наших читателей, мистер Мейер.

Он говорил мягким сипловатым голосом с легким акцентом. На вид это был скромный и цветущий юноша.

– Разумеется, – кивнул мистер Мейер. – Я хочу сказать, что у вас замечательная страна…

Репортеры застрочили в блокнотах набросок статьи с примерным заголовком: «Восторженные впечатления гостя о Новой Зеландии».

В дверь вошли женщина и двое молодых людей. Это были австралийцы, принимавшие участие во втором спектакле и для этого присоединившиеся к труппе. Мэйсон отвел их на сцену, кивнул на Гаскойна, ругавшегося с главным механиком, и предоставил дальше действовать самостоятельно.

На сцене между тем возводили декорации. Прежнюю конструкцию – классические колонны и фасад дворца – мгновенно сложили и унесли на склад. Вместо нее, словно карточный домик, на подмостках стали складываться стены нарисованной гостиной. Тук-тук, – бодро стучали молотки, вбивая клинья в деревянные опоры.

– Нам не нужен этот навес, – буркнул Гаскойн.

– Убрать навес, Берт! – громко крикнул главный механик.

– Убрать навес, – повторил голос сверху.

Расписанные холсты, скрывавшие внутренности верхней галереи, один за другим исчезли из виду.

– Теперь потолок.

Где-то в городе пробили башенные часы – одиннадцать часов. Члены труппы начали собираться в театре и расходиться по гримерным. Общий сбор был назначен на половину двенадцатого. Гаскойн заметил чету австралийцев и направился к ним через всю сцену. Он стал рассказывать актерам об их ролях. У него был дружелюбный голос и приятные манеры. Австралийцы, наслышанные о британском высокомерии, понемногу начали оттаивать. Гаскойн сказал, что им надо переодеться. Время от времени он кричал в сторону:

– Фред, пора заканчивать: через десять минут нам понадобится сцена.

– Я еще не готов, мистер Гаскойн.

– Но ты должен быть готов! Что там стряслось?

Он вернулся на сцену. Сверху послышался звук пилы.

Гаскойн задрал голову:

– Ты что там делаешь?

Наверху ответили что-то неразборчивое.

– Фред, через десять минут чтобы духу твоего тут не было. Мне надо репетировать с людьми, которые четыре недели не были на сцене. Занавес поднимется сегодня вечером. Сегодня! Думаешь, мы можем работать на лесопилке? Что он там делает?

– Он устанавливает мачту, – ответил главный механик. – Без этого нельзя. В этом чертовом театре…

Он ушел, погромыхивая инструментом. Действие второго акта происходило на борту яхты. Декорации были сложными. Требовалось установить нижнюю часть мачты с «достоверными» веревочными лестницами. Все это делалось из верхней рабочей галереи. Гаскойн и главный механик уставились на потолок.

– Мы поставили мачту, – объяснил механик, – но для этой сцены она оказалась слишком высокой. Пришлось ее отпиливать. Берт, ты установил противовес?

Словно в ответ на этот вопрос сверху на них рухнуло что-то огромное и тяжелое. С оглушительным треском предмет вонзился между ними в пол, сломал пару досок и поднял облако пыли. Они увидели длинную черную болванку, похожую на чугунную гирю.

Гаскойн и механик разразились руганью. Оба побледнели и слегка дрожали. Они во все горло орали на невидимого Берта, требуя, чтобы он спустился вниз, и обещая немедленно его убить. Наконец их ругательства затихли, сменившись подавленным молчанием. Мэйсон выбежал из кабинета, актеры повыскакивали из своих уборных и столпились в коридоре. Несчастный Берт спустился с колосников и с ужасом смотрел на дело своих рук.

– Ей-богу, мистер Гаскойн, я не понимаю, как так получилось. Ей-богу, мистер Гаскойн, простите меня. Ей-богу…

– Заткни свой поганый рот, – выругался главный механик. – Хочешь, чтобы тебя посадили за убийство?

– Ты что, никогда не слышал о правилах безопасности на колосниках? Или не знаешь, что…

Мэйсон вернулся в кабинет. Актеры стали расходиться по гримерным.

– А каково ваше мнение, – спросил старший из репортеров, – о наших железных дорогах, мистер Мейер? Можете сравнить их с дорогами в Британии?

Мистер Мейер неуютно поерзал на подушке и потрогал спину.

– Они великолепны, – ответил он.

Хейли Хэмблдон постучал в дверь Каролин:

– Вы готовы, Кэрол? Уже четверть двенадцатого.

– Иду, дорогой.

Он заглянул в спальню, которую она делила с Мейером. Комната выглядела точно так же, как все номера, в которых они жили во время гастролей. Гардероб в углу, яркое покрывало на кровати, несколько снимков, сделанных Каролин: она, Мейер и ее отец, приходской священник в Бэкингемшире. Сама актриса, облаченная во что-то пурпурное, сидела за туалетным столиком. Накладывая последние мазки на свое красивое лицо, она кивнула ему в зеркале.

– Доброе утро, миссис Мейер, – поздоровался Хэмблдон и поцеловал ее пальцы с тем же легким жестом, который часто использовал на сцене.