Избранные стихи - Владимир Лифшиц

1952

БЫЛ ДО ВОЙНЫ У НАС АКТЕР

Был до войны у нас актер,Играл на выходах.Таких немало до сих порВ различных городах.

Не всем же Щепкиными бытьИ потрясать сердца.Кому-то надо дверь открыть,Письмо подать,На стол накрыть,Изобразить гонца.

Он был талантом не богат,Звезд с неба не хватал.Он сам пришел в военкомат,Повестки он не ждал.

ВойныЖелезный реквизитИ угловат и тверд.Военный люд.Военный быт.Массовка — первый сорт!

Под деревушкой Красный БорФашисты бьют в упор.Был до войны у нас актер(Фашисты бьют в упор…),Хоть не хватал он с неба звезд(Фашисты бьют в упор…),Но встал он первым в полный рост(Фашисты бьют в упор…).

Таланты — это капитал,Их отправляют в тыл,А он героев не играл, —Что ж делать, — он им был.

1958

ПОГИБШЕМУ ДРУГУ

Прости меня за то, что я живу.Я тоже мог остаться в этом рву.

Я тоже был от смерти на вершок.Тому свидетель — рваный мой мешок.

Прости меня за то, что я хожу.Прости меня за то, что я гляжу.

За то, что ты лежишь, а я дышу,Я у тебя прощения прошу…

О дружбе тысяч говорим мы вслух,Но в дружбе тысяч есть и дружба двух.

Не мудрено, что в горький тот денекИ среди тысяч был я одинок.

Тайком я снял с твоей винтовки штык,К моей винтовке он уже привык.

И верю я, что там, в далеком рву,Меня простят за то, что я живу.

1946

«Мне солдатские снились котомки…»

Анатолию Чивилихину

Мне солдатские снились котомки,И подшлемников серых кора,И свистящие змеи поземки,И гудящее пламя костра.

Пулемет утомительно гукал.Где-то лошадь заржала в лесу.Я тяжелую руку баюкал,Как чужую, держал на весу.

Лес был тих, насторожен, заснежен.Был закончен дневной переход.На подстилках из колких валежинОтдыхал измотавшийся взвод.

Кто-то шуткой ответил на шутку,А потом занимался рассвет,И тугую скрутил самокруткуМне товарищ, которого нет.

1960

«Вот карточка. На ней мы сняты вместе…»

Вот карточка. На ней мы сняты вместе.Нас четверо. Троих уж нынче нет…Еще не вторглось в карточку известьеО том, что взвихрен, взорван белый свет.

Еще наш город давней той пороюНа ней хранит покой и красоту.Еще стоят, смеются эти трое,Дурачатся на Троицком мосту…

Ну что ж, ты жив. Но ты себя не мучай.Ты за собой не ведаешь вины.Ты знаешь сам, что это только случай.Слепая арифметика войны.

Но как смириться с тем, что где-то в Бресте,Или в Смоленске, или где-нибудьПеред войной снимались люди вместе —И некому на карточку взглянуть?

1946

СНЕГ

М. Л. Галлаю

Не то чтобы очень часто,Но до сих пор вспоминаюПростреливаемый участокПо дороге к переднему краю.

Затаила в себе ложбинкаПрищур глаз, терпеливо ждущих…Перед нею всегда заминкаВозникала у всех идущих.

И таких, кому б не хотелосьПовернуть и уйти от смерти, —Нет, таких среди нас не имелось,Вы уж на слово мне поверьте.

Но любой из моих знакомыхШел на метры отвагу мерить,Уповая в душе на промах, —Тут уж тоже прошу поверить.

Был я, в общем, других не хуже,Серединка на половинку,И, ремень затянув потуже,За другими нырял в ложбинку.

И одни, задохнувшись бегом,Проскочив сквозь смерть, отдыхали,А другие, в обнимку со снегом,По-пластунски его пахали…

Послан в роту своей газетой, —День январский был, ледовитый, —Полз я, помню, ложбинкой этой,Вдруг — лежит лейтенант убитый.

Он лежит — и не видно кровиНа его полушубке белом.Удивленно приподняты бровиНа лице его окаменелом.

Словно спит он, и словцо снитсяСон какой-то ему хороший.И белеют его ресницы,Припорошенные порошей.

Спит и словно бы знает это.Вот и выполнена работа…Без нагана спит, без планшета, —Захватил уже, видно, кто-то.

Был морозец в ту зиму лютый.Полежали мы с ним, как братья,Может, две, может, три минуты…Отдышавшись, пополз опять я.

Вот и все. Ни о чем особомНе поведал я вам, признаться.Только мыслями к тем сугробамСтал под старость я возвращаться.

Неужели все это было?Как мы все-таки все устали.Почему судьба не судилаПоменяться мне с ним местами?

1967

ПОТЕРИ

Человек, потерявший деньги,Сокрушается и жалобно вздыхает.

Человек, потерявший друга,Молча несет свое горе.

Человек, потерявший совесть,Не замечает потери.

1956

БАНАЛЬНАЯ БАЛЛАДА

Два другаПеред самою войнойХодили вместе к девушке одной.

Подумать обещала им она.Подумать помешала ей война.

Один из нихУшел в Дзержинский полк.Ей написал в июле —И умолк.

Второй нырнул —И вынырнул в тылу.Он доставал кагор и пастилу.Он доставал ей сало и пшено.И было все меж ними решено.

Давным-давноОна — его жена.Еще с того, с военного пшена.

Но тут сюжет нашДелает изгиб,Поскольку первыйВовсе не погиб.

Он возвратился —Скулы как кремень,Пустой рукавЗасунут за ремень.

Он навестил их —Мужа и жену.Они поговорили про войну.И муж,Доставший кафель и горбыль,Шепнул жене:— Мне жаль его…Бобыль…

А он,Чтоб только что-нибудь сказать,Сказал, что дочка —Вылитая мать,И, уходя, просил не провожать,Боясь на электричку опоздать.

Муж крепко спит,А женщина сидит,И в кругленькое зеркальце глядит,И пудрит веки,Долго пудрит нос,Хотя никто не видит этих слез.

Какой банальный,Скажут мне, сюжет!

Спокойной ночи.Точка.Гасим свет.

1959

САКЛИ

О прожитой жизниПриходят раздумьяВсе чаще и чаще.

Над горной дорогойПалящее солнцеИ ветер звенящий.

По горной дорогеВлачу, будто ношу воловью,Изжитые дружбыИ то, что когда-тоКазалось любовью.

Слепящее солнцеСкрывается за перевалом.

Безмолвные сакли,Как мертвые соты,Чернеют по скалам.

1964

ЗООПАРК

Глаза пантер то вспыхнут, то померкнут.Медведица к детенышам строга.На сером камне дремлет серый беркут.Качает лось волшебные рога.

Купив билет под сводом легкой аркиВ большое общежитие зверей,Заметишь ты, что люди в зоопаркеСтановятся и проще и добрей.

Так явственны печаль и благородствоСлонов задумчивых и гордость рыжих львиц,Что сладостное чувство превосходстваЗдесь возникает только у тупиц.

1965